Волшебница на грани (СИ) - Петровичева Лариса Страница 24

Когда бабушка умирала, то повторяла мне: не бросай учебу. Только учебу не бросай. Я и не бросила — просто бросилась на Игоря, первого, кто обратил на меня хоть какое-то внимание. Мне хотелось любви и душевного тепла, и я поверила, что Игорь способен дать их мне.

Но бывают люди, которые способны только забирать, а не делиться.

— Ты любила ее, — сказал Генрих. Я кивнула.

— Очень любила. Иногда бабушка делала похожие корзиночки, — я указала на саугадо. — Но, конечно, не с такой начинкой.

Генрих снова улыбнулся, и мне стало теплее на душе. И я сказала себе: неважно, сколько это продлится. Пусть однажды мы расстанемся — но пока у меня есть это утро и эта улыбка.

Вот что важно. Никто не отберет у меня моих хороших воспоминаний.

— Моя бабушка никогда не готовила, сама понимаешь, — сказал он, придвигая ко мне блюдо с разноцветными ломтиками фруктов, среди которых я заметила что-то очень похожее на самый обычный арбуз. — Однажды отец в шутку попросил у нее теплое питье, молоко с медом. Якобы приготовленное материнскими руками, оно имеет особую целительную силу. Мать так кричала на него, что люстра чуть не лопнула. Говорила, что она не служанка, а королева, и как такая глупость вообще могла вползти в его пустую голову.

— Я бы приготовила, — вздохнула я. Генрих взял меня за руку и произнес:

— Ты совсем другая, Милли. Знаю, это прозвучит банально, но ты очень много для меня значишь. И с каждым днем это все сильнее.

Мне сделалось неловко. Я давно заметила, что люди робеют перед по-настоящему важными вещами — и стремятся засмеяться и свести все в шутку, потому что боятся, что это может принести им боль. Может, из-за этого страха и любовь, и дружба уже потеряли свою ценность.

Зачем ценить то, что однажды можешь потерять? Проще притвориться, что это не имеет значения.

Тогда не будет больно.

Но я решила не притворяться.

— Генрих…

— Подожди, — сказал он уже серьезнее. — Ты можешь думать, что ты для меня просто привязанность. Или интрижка. Но Милли, я… — он вздохнул и признался: — Я любил. И не один раз. Но никогда и ни к кому я не относился так, как к тебе.

— Как же? — спросила я.

— Я боюсь тебя потерять, — признался Генрих. — И я хочу никогда тебя не терять. Ты выйдешь за меня замуж, когда все это закончится?

Кажется, несколько минут я сидела молча, открывая и закрывая рот, словно рыбка на берегу.

Одна моя часть прыгала, плясала и кричала «Да! Да-да-да!»

Вторая рассудительно говорила, что это предложение сделано под влиянием привязанности и порыва. Люди часто принимают решение под влиянием момента. Адреналин бьет в голову и заставляет терять рассудок.

Потом наступает протрезвление, и человек удивляется тому, что сделал. Пытается опомниться и взять свои слова назад.

— Генрих, ты уверен? — спросила я. — То есть… ты действительно готов видеть меня рядом всегда?

Я понимала, что говорю чушь. Все умения и знания, весь мой хорошо подвешенный язык, который позволял убедить кого угодно в чем угодно — все исчезло.

— Всегда, — кивнул Генрих. — Я не из тех, кто сегодня говорит одно, а завтра другое. Если я сказал, что люблю тебя, то завтра это не изменится.

Что-то сжалось в груди — было одновременно сладко и больно. Может, это и в самом деле то, чего я искала так долго? И мне не придется склеивать душу по кусочкам, потому что ее больше никто и никогда не разобьет.

— Разве я пара королю? Что скажут сплетники и законы? — улыбнулась я. Генрих улыбнулся в ответ и сжал мои пальцы.

— Моя воля и есть закон. И наплевать на сплетников. Ты выйдешь за меня замуж, Милли?

— Выйду, — ответила я, понимая, что вот-вот расплачусь. — Да, Генрих. Я согласна.

Выход из дома располагался в коридоре, причем замаскирован настолько хитро, что я никогда бы не догадалась, что нужно нажать именно на этот завиток на старых обоях, чтобы дверь скользнула в сторону и открыла перед нами стену из буйной зелени и розовых цветов. Голем со скрежетом и грохотом прошел мимо нас, и пышные ветви заструились в стороны, давая ему дорогу.

Доктор создал для себя и своего хранилища настоящую крепость. Стойкий защитник, два разных выхода и наверняка есть и еще сюрпризы.

— Вот, — сказал голем и медленно повел рукой, показывая на заросли. — Сад доктора. Можно гулять.

— Я бы сказал, что это лес, — поежившись, произнес Генрих и, протянув руку, сорвал с одной из ветвей крупный розовый плод, похожий на персик. Голем недовольно заскрипел.

— Бросьте. Яд.

Генрих бросил свою добычу так, словно голем ударил его по руке. Провел ладонями по штанам.

— Доктор отравил? — поинтересовалась я. Дом настолько зарос высокой травой и кустарником, что и догадаться было нельзя, что он тут есть. Но доктор Кравен все же не мог обойтись без системы безопасности, зная повадки своих друзей-наркоторговцев, и отравленные фрукты наверняка были еще цветочками.

— Да.

— И что, захаживают любопытные? — поинтересовался Генрих.

— Нет, — мне почему-то показалось, что наши вопросы забавляют голема. И что ему приятно с кем-то поговорить. Вряд ли доктор Кравен появлялся здесь часто и вел с ним беседы. — Но могут зайти. Не нужно.

Я погладила голема по плечу и спросила:

— Хотите с нами погулять?

Мной сейчас двигала не только вежливость, но и понимание, что в случае опасности голем защитит нас намного лучше, чем наши безоружные руки.

— Хочу. Но есть работа, — ответил голем и вдруг проскрежетал с теми интонациями, которые, кажется, были веселыми: — Бояться нечего. Вы гости. Гуляйте.

Он совершенно бесшумно развернулся и скрылся в доме. Я представила, как эта громадина беззвучно возникает за спинами незваных гостей, и невольно поежилась: голем умел произвести впечатление. Я хотела было сказать ему, чтобы он не закрывал дверь, но голем это сделал и без моей просьбы.

— Он хороший, — сказала я. — Мне его даже жалко.

— Почему? — удивленно улыбнулся Генрих.

— Не знаю, — ответила я. — Давай посмотрим, что там?

Среди зарослей оказалась старая беседка, увитая плющом и цветами. Я вдруг вспомнила, что у нас с Игорем была выездная свадьба за городом, и на церемонии была белоснежная арка, украшенная розами. Я так и не смогла выбросить свадебные фотографии — они лежали у меня в шкафу в пакете под ворохом старья. Там я стояла рядом с Игорем среди цветов и была так счастлива, что становилось больно вспоминать.

Постепенно задолженность по ипотеке вырастет, в квартиру придут посторонние и вышвырнут все мое прошлое в мусорный бак под окнами. Может, туда ему и дорога? Может, пора попробовать стать счастливой здесь и сейчас?

Скамейки оказались на удивление чистыми. Возможно, доктор Крамер сидел здесь, делал какие-нибудь пометки в блокноте, пил кофе и вспоминал прошлое, в которое уже никогда бы не смог вернуться. Мы с Генрихом сели рядом, и он вдруг сказал:

— Хорошо здесь, правда? Спокойно.

— Да, — согласилась я. — У нас в последние дни была только беготня. Хочется посидеть просто так.

Парочка неразлучников попрыгала по провалу в крыше, рассыпая переливчатые трели, и я готова была поклясться, что это те же самые птицы, которых мы видели утром. Генрих улыбнулся.

— Так и летают за нами, — заметил он. — Слушай, а мне ведь даже нечего тебе сейчас подарить.

Я удивленно посмотрела на него.

— О чем ты?

— А ты не любишь подарки? — удивился Генрих, ответив вопросом на вопрос. — У нас ведь помолвка, ты сказала мне «да». Значит, нужно обменяться чем-нибудь.

А, вот он о чем. Помнится, Игорь после моего согласия подарил мне большое ничего и секс.

— У меня есть кое-что, — ответила я и, запустив руку под воротник платья, вынула золотую цепочку с медальоном. Кажется, святая Людмила улыбнулась мне: ты все делаешь правильно, продолжай.

— Это моя святая покровительница, — объяснила я и, расстегнув замок и сняв цепочку, протянула ее Генриху. — Она заботится, оберегает… пусть теперь хранит тебя. И пусть у нас все будет хорошо, и сегодня, и всегда.