Плетеное королевство - Тахира Мафи Страница 24

– Да, – произнес Камран. – Это воистину ужасные новости.

– Ее задержание назначено на завтрашний вечер, сир. – И снова пауза. – Поздний вечер.

– Завтра. – Камран не сводил глаз с одинокой точки света вдалеке, он почти не чувствовал собственного тела. – Так скоро.

– Приказ короля, Ваше Высочество. Мы должны действовать как можно быстрее и молиться, чтобы никто другой нас не опередил.

Камран кивнул.

– Это кажется почти божественным происком, что вы так быстро смогли ее опознать, не правда ли? – Хазан натянуто улыбнулся. – Служанку, что носит сноду. Господь этому свидетель, иначе мы бы никогда не обнаружили ее. Вы, безусловно, избавили империю от гибели бесчисленного количества людей, сир. Король Заал был глубоко впечатлен вашим чутьем. Уверен, он сам скажет вам об этом, когда вы его увидите.

Камран ничего не ответил.

Он прикрыл глаза и позволил струям дождя хлестать по своему лицу. Повисла гнетущая тишина.

– Сир, – неуверенно произнес Хазан. – Вы все же столкнулись с головорезами? Выглядите так, словно вас ударили по голове.

Камран сунул два пальца в рот и свистнул. Через несколько мгновений у его ног остановился конь, галопом примчавшийся на зов хозяина. Камран поставил ногу в стремя и вскочил в скользкое седло.

– Сир? – позвал Хазан, перекрикивая ветер. – Вы кого-то встретили здесь?

– Нет. – Камран взял поводья и слегка пришпорил скакуна пятками. – Я никого не видел.

13

Ализэ нарушила не менее семи законов после побега от принца, и один из них она нарушала прямо сейчас, переступая порог Баз Хауса, будучи невидимой. Последствия подобных деяний были суровы: если бы девушку застали за материализацией, ее бы повесили уже на рассвете.

Но у нее не было другого выхода.

Ализэ поспешила к очагу, снимая кофту и расшнуровывая туфли. Публичное раздевание любого рода считалось актом, недостойным ее положения; ей могли простить то, что она сняла сноду в темное время суток, однако снимать любой другой предмет одежды в общественных местах слугам было непозволительно.

Ни плащ, ни шарф. И уж точно не обувь.

Ализэ глубоко вздохнула, напомнив себе, что она невидима для глины. У нее было подозрение, что в Баз Хаусе работают еще несколько джиннов, но поскольку девушке не разрешалось разговаривать ни с кем из слуг, – а они, в свою очередь, не осмеливались подставлять под удар свое положение, обращаясь к ней, – знать этого наверняка Ализэ не могла. Она понадеялась, что любой, кто может столкнуться с ней сейчас, будет смотреть в другую сторону.

Ализэ приблизилась к самому пламени, изо всех сил стараясь согреть промокшую одежду и обувь. У нее было еще одно сменное платье, но только одна кофточка и одна пара туфель, и шансов, что они высохнут за ночь в том затхлом чулане, что служил ей спальней, было очень мало. Хотя, возможно, если завтра Ализэ весь день проведет в доме, кофта ей не понадобится – по крайней мере, до момента встречи с госпожой Худой. Эта мысль немного успокоила девушку.

Когда с кофты перестало капать, Ализэ снова сунула руки во все еще влажную вещь, тело сжалось от этого ощущения. Хотелось бы оставить одежду у огня на всю ночь, но Ализэ не могла так рисковать: кто-нибудь мог это заметить. Затем она поднесла к огню туфли – так близко, как только могла.

Внезапно девушка задрожала, едва не уронив обувь в камин. Делая ровные вдохи и сжав челюсть от холода, она успокоила трясущиеся руки и стучащие зубы. Когда туфли высохли достаточно, чтобы Ализэ смогла терпеть их на ногах, она снова обулась, хотя внутри обувь была еще мокрая.

Только после этого Ализэ наконец опустилась на каменный очаг: ноги ее не держали.

Она сбросила с себя иллюзию невидимости – одетую, ее не накажут за эту минутку у огня – и вздохнула. Потом закрыла глаза и прислонилась головой к облицовочному кирпичу камина. Можно ли было позволить себе подумать о том, что произошло сегодня вечером? Ализэ не была уверена, и все же…

Столько всего пошло не так.

Ализэ переживала из-за беседы с аптекарем; а еще – из-за человека, который пытался напасть на нее, наверняка чтобы отобрать ее свертки; но больше всего – из-за принца, чье внимание к ней было так невероятно велико. Откуда он взялся? Почему решил помочь ей? Принц коснулся ее, как и предсказывал дьявол в недавнем кошмаре…

Но почему?

Что заставило его так прикоснуться к Ализэ? Хуже того: разве он не убивал детей? Почему же тогда он проявил такое сострадание к простой служанке?

Ализэ уронила голову на руки – пульсирующие и забинтованные.

Лекарство почти полностью смылось с ран, и боль вернулась с новой силой. Если бы Ализэ позволила себе хоть на мгновение подумать об утрате покупок, она бы потеряла сознание от горя.

Шесть медяков!

Ализэ потратила на лекарства почти все свои деньги, и без новой работы она не сможет позволить себе купить новые. Девушка не знала, как быстро заживут ее руки без мази; госпожа Худа, без сомнения, захочет получить свои пять платьев как можно быстрее, ведь королевские торжества уже объявлены.

Трагедия была предельно проста: без работы Ализэ не могла позволить себе лекарства, а без лекарств не могла работать. Одна мысль об этом разрывала ее сердце на части. Ализэ была не в силах побороть отчаяние. Она почувствовала подступающие слезы и сглотнула, борясь со жжением в горле.

Жестокость жизни вдруг показалась девушке невыносимой. Она знала, что рассуждает наивно, но не могла не задаваться вопросом, как и во многие другие ночи: почему у других есть родители, семья и безопасный дом – а у нее нет? Почему она родилась с этим проклятием в глазах? Почему ее мучили и ненавидели только за то, что ее тело сильнее человеческого? Почему ее народ был так несправедливо осужден из-за дьявола?

За много веков до того, как началось кровопролитие между народами, джинны возводили свои королевства в самых непригодных для жизни краях, в самых жестоких и суровых землях – лишь для того, чтобы оказаться вдали от глины. Они хотели вести тихое, мирное существование, едва заметное человеческому глазу. Однако глина, издавна считавшая своим божественным правом – нет, долгом – истреблять потомков дьявола, решила стереть их с лица земли и устроила на них безжалостную охоту, длившуюся тысячелетиями.

Джинны верили, что их не найдут на краю земли, и заплатили за это высокую цену.

В минуты слабости Ализэ хотелось выплеснуть гнев наружу, позволить ему разбить клетку самоконтроля. Она была сильнее