Цена мести - Анна Кир Страница 24

— Трепло, — отзывается третий, — если не помнишь, крысёныш может за себя постоять. Его натаскивали хлеще нашего.

— Завалитесь оба, ничего не слышу.

Наступает тишина. Ден ползком передвигается и перекатывается под авто. У него нет оружия, только сила вампира. И тут он жалеет, что с заражением им не досталось никакой сверх мощи, разве что регенерация и возможность вытягивать чувства. Раздаётся выстрел, когда он резко поднимается на ноги, ставит подсечку, укладывая противника на лопатки. Наносит удар по запястью, выбивая пистолет, тот выпадает из хватки. Мужчина не успевает сказать ни слова, когда дуло холодит ему висок, глаза расширяются в понимании, а затем застывают навсегда. По коже вниз стекает алая струя с пробитого черепа.

— Блядь! — орёт Стас. — Сукин ты сын! Шувалов! Живо ко мне! — очередная пуля попадает в бок, затем ещё одна чуть левее. Он не успевает отскочить.

У Дена адски болят внутренности. У него нет возможности сойтись с ними в честном рукопашном, да и вряд ли он бы одолел сразу двоих. Выбора нет, перекатывается через капот прямо на наставленную пушку. Руку пробивает насквозь, однако ему везёт, у оппонента заканчиваются патроны. Он перехватывает его ладонь, пока тот не сориентировался, встречает кулак лицом, ощущая, как с характерным хрустом ломается нос. Солёная жижа заполняет рот, он стискивает зубы и тянется к чужой ауре, выжирает её в ноль. Когда так быстро вытягиваешь эмоции, человек сходит с ума, выгорает, от него не остаётся ничего, кроме пустой оболочки.

Остаётся последний.

Ему сложно дышать, пробито лёгкое, воздух с хрипами вырывается наружу. Кислорода не хватает. Организм не успевает исцеляться, ресурс ограничен, даже не смотря на недавнее питание.

— Доигрался, ублюдок, — хмыкает Шувалов, неспешно приближаясь. Он не успел помочь товарищам, но не выглядит расстроенным. Кажется, им всем плевать друг на друга. — Они были идиотами, но я рад, знаешь, мне достанется вся сумма вознаграждения. Может, Никольский добавит пару нулей, когда узнает, кто плёл интриги за его спиной. Что думаешь?

Ден сгибается пополам, дышит часто — часто и коротко, концентрируясь на чём угодно, кроме боли. Поднимает взгляд на мужчину и буквально выплёвывает слова:

— Кто донёс? Я же всё равно сдохну, так скажи имя.

Шувалов усмехается, когда он делает шаг навстречу, тут же отступает.

— Но-но, умник. Я в курсе про дальность ваших способностей. Не приближайся, — Ден, ослушавшись, шагает вновь, пуля тут же попадает в бедро. Он вскрикивает. — Я предупреждал.

Неприятель садится на капот, поглядывая на него сверху вниз. Когда ноги перестают держать, тяжёлое тело оседает вниз, колени холодит асфальт.

— Я не знаю, кто. Если бы знал, всё равно не сказал. Последнее слово? Может, что передашь сучке — жене? Я обязательно к ней наведаюсь. Красивая, знаешь. Мы хорошо проведём время.

Ден вздёргивает голову, встречаясь с ним взглядом. Внутри него поднимается чужая — его ярость, выжигая внутренности, стоит представить ужас Ники, если тот действительно посмеет. А сомнений, что посмеет, нет. У подобных людей мораль своя — больная, искажённая. Он моргает, силясь сосредоточиться, отогнать цветные мушки — пятна перед взором, но это почти не помогает.

— Не смей. Только попробуй, я…

— Что ты? Ты уже труп, парень, — издевается мужчина, вытягивает руку с пистолетом, примеряясь. Стон срывается с губ, когда очередная порция свинца оказывается в грудной клетке. — Больно, да? Мне тоже было больно, когда твой папаша выпил моего сына. Потому что тот попался под руку не в тот момент. Если повезёт, ему твоя смерть досадит.

Досадит — подходящее слово. Отец не расстроится, больно ему тоже не будет. Если они с Максом сохранили остатки человечности, он давно её растерял, растратил.

Ему не понять мотивов наёмника. Почему он продолжает работать на отца, не смотря на инцидент в прошлом? Или месть не так важна? У таких, как он, всё измеряется в денежном эквиваленте. За пачку купюр продадут и себя, и мать родную.

— Давай уже, — обречённо тянет Ден, ощущая, как стекает по подбородку кровь, смешенная со слюной и грязью.

— Ага. Прощай, Никольский, — дуло смотрит прямо в лицо. Он видит его очень размыто. Грохочет выстрел, но боли нет. Ничего не происходит. Шувалов падает под колёса бездыханным.

— Денис Дмитриевич, простите, я отключился от боли. Денис Дмитриевич! — голос Гриши зовёт его, но становится всё более тихим, пока не исчезает совсем.

***

Ден

Сердце бьётся медленно, разгоняя по венам кровь. Слюна во рту слишком вязкая и густая. Он ощущает пульсацию в висках и голод. Дикий, настоящий, необузданный. Истинный голод. Он пробирается под кожу, щекочет нервы, раздирает плоть. Ему нужно есть. Больше. Пока не заполнит необъятную бездну внутри.

— Денис Дмитриевич, мы приехали. Вы дома. Илья отъехал по вашему поручению, но я сейчас наберу Максиму. Он кого-нибудь пришлёт, — говорит человек. — Денис Дмитриевич? — его рот открывается, зрачки ширятся, когда понимает, что происходит. — Нет, вы не в себе! Нет, прошу…

Ден не прислушивается к его мольбам. Ему всё равно. Он пьёт, пока не остаётся опустошённый сосуд. Но едва ли это приносит удовлетворение.

Мало. Ему нужно ещё.

Девчонка смотрит на него и улыбается, обрадовавшись невесть чему. От неё пахнет чем-то знакомым, он тянется, желая ощутить на вкус. В её взгляде отражается испуг и осознание, когда кровь приливает к его глазам. Она отшатывается, а он поднимается и делает шаг, затем снова, пока не зажимает её меж холодильником и собой. Её аромат пробивается в ноздри, лёгкие, он там остаётся, разжигая аппетит. Он цепляет подбородок пальцами, запрокинув её голову вверх, и шумно вдыхает.

— Отпусти. Ден, — просит она, а он не понимает. Ничего не понимает. И не хочет пытаться. Он обязан узнать, что у неё внутри. Почувствовать, как растечётся девичий ужас по языку, насытит, заполнив пустоту. И он вновь станет цельным, живым. — Ты не можешь. Пожалуйста.

Её пальцы смыкаются на вороте его футболки, перемещаются на шею, гладят, точно успокаивая. Он смотрит в её глаза и видит что-то ещё, кроме паники. Жертвенный агнец так не выглядит. Не должен. Это неправильно. Она должна бояться: смерти, предстоящего сумасшествия, его. Но почему-то запах страха становится всё слабее, пока не рассеивается. Жидкая соль стекает по её щекам, падает каплями на его запястья.

— Ты мне не обещал, но я знаю, что не посмеешь. Ты — не монстр. Послушай меня, — умоляет она жалобно, ему песнью ложится на слух нежный голос.

Но это ничего не меняет. Ни её просьбы, ни прикосновения. Он заберёт из неё всё, до чего сможет дотянуться.

Ден не