Серебряный туман (ЛП) - Вильденштейн Оливия Страница 24

— Вы обе собираетесь завтра на вечеринку по случаю дня рождения Касс?

Лили посмотрела на меня.

— Да. Мы обе идём. Я имею в виду, если ты хочешь пойти, Лили. Там будет много людей. Касс пригласила всех, кто был в её списке контактов, и у неё много контактов.

— Тебе следует пойти. Я уверен, ты встретишь хороших детей.

Я сомневалась, что Лили хотела познакомиться с хорошими детьми.

Затем подошла официантка, чтобы принять наш заказ. После того, как Лили указала на свой выбор, и мы с папой сделали заказ, он сказал:

— Если твой брат когда-нибудь захочет присоединиться к нам за ужином, мы всегда рады ему. Я знаю, что он и Кэт — хорошие друзья.

К сожалению, я потягивала сельтерскую воду со льдом, когда он это сказал, и часть её попала мне в нос, что было ужасно.

Лили что-то написала моему отцу.

— Не благодари меня. Мне нравится Эйс. Он милый и ответственный ребёнок. В отличие от Каджики.

Я всё ещё кашляла.

— Папа, у нас с Каджикой нет отношений. Действительно. Действительно. Действительно. Мы — нет. Я клянусь… — я собиралась сказать «Мамой». Вместо этого я сказала: — Своей собственной жизнью.

Лили наблюдала за мной в своей проницательной манере, как будто она снимала слои, пока не смогла увидеть скрытую сердцевину.

— У этого мальчика проблемы. И неприятности.

— Папа, — прошипела я.

Он поднял обе руки в воздух.

— Это мои два цента.

— Не мог бы ты, пожалуйста, дать ему немного поблажки? Он был женат, и его жена умерла. Из всех ты должен понимать, каково это.

Я не хотела, чтобы это вышло так жестоко, как вышло.

Папа побледнел.

— Что?

— А потом он потерял свою семью в… — я посмотрела на кубики льда, плавающие в моём стакане, — в огне.

— Что? — папин голос был почти шепотом.

— У него была тяжёлая жизнь, которая сделала его жёстким. Но он неплохой человек.

Папа опрокинул свое пиво.

— Ох! Ох… — оно стекало на его джинсы. — О, Великий Дух… это… это… я…

Он бросил бумажную салфетку на шипучую желтую лужицу, чтобы вытереть жидкость.

Я накрыла его дрожащую руку своей.

— Ты не знал.

— Но… О, Кэт, почему ты мне не сказала?

— Что бы это изменило?

— Во-первых, у меня не было бы так много негативных мыслей о нём. Тьфу. Бедный ребёнок. Так вот почему он борется за жизнь?

Я кивнула.

— О, папа, он не любит жалости, так что никогда не упоминай ни о чём из того, что я тебе говорила, хорошо? На самом деле, притворись, что ты ничего не знаешь.

Папины щеки всё ещё были довольно бледными.

— Ты знала, Лили?

Она кивнула.

Папа провёл рукой по лицу.

— Я чувствую себя придурком.

— Ты не такой, — я сжала его другую руку.

— Если ему когда-нибудь понадобится поговорить о своей потере, я выслушаю. Ты скажешь ему?

— Он не любит говорить об Ишту.

— Ишту? — спросил папа. — Она тоже была местного происхождения?

— Да.

— Твоя мама хотела назвать тебя так…

Я ударилась коленом о стол.

— Что? Она это хотела?

— Угу. Очевидно, у вас был предок, которого так звали. На Готтва это означает «сладкая». Жена Каджики была Готтва?

— Да, — сказала я, моё горло было таким же горячим, как воздух, пульсирующий из вентиляционного отверстия рядом со мной.

— Я не думал, что многие Готтва всё ещё живы.

Несмотря на то, что я всегда задавалась вопросом, почему мои родители выбрали для меня имя Хопи, я была невероятно рада, что оно победило вероятность Готтва.

— Что с ней случилось? — спросил папа, когда официантка поставила миску эдамаме на наш стол.

Я взглянула на Лили.

— Она погибла в результате несчастного случая.

Папа ахнул.

— Великий Дух, что за жизнь! — он покачал головой. — Я больше не уверен, что я голоден.

Он всё равно съел эдамаме и всю свою тарелку суши, но был нехарактерно тихим во время всей трапезы. Несмотря на то, что мне было неловко за то, что я обременяла своего отца этими знаниями, я была рада, что он наконец узнал, хотя бы для того, чтобы перестать так критиковать охотника.

ГЛАВА 21. ВЕЧЕРИНКА ПО СЛУЧАЮ ДНЯ РОЖДЕНИЯ

— Ты уверена, что хочешь пойти? — я стояла в дверях спальни Лили, наблюдая, как она завязывает шнурки на своих белых кроссовках, украшенных блестящими звёздами. Обувь выглядела новой, как и всё, что носила Лили.

Она встала и что-то изобразила, но вспомнила, что я не знаю языка жестов, поэтому схватила свой телефон с застеленной кровати — возможно, я была предвзята, но для королевской семьи я нашла Лили довольно аккуратной — и написала: «Если ты не хочешь, чтобы я ходила, я останусь здесь».

— Дело не в этом. Я просто беспокоюсь, что тебе будет не очень весело. Человеческие вечеринки — это… — я попыталась подобрать правильные слова: громко, грязно, воняет пивом.

«Мне нравятся человеческие вечеринки».

— Хорошо, тогда пошли.

Лили взяла большую белую коробку, перевязанную чёрной лентой.

— Ты купила ей подарок?

Она пожала плечами. «Это не так уж много. Просто одежда».

— И это то, что Касс любит больше всего.

Я изготовила шнурок со скошенными аметистами — очевидно, это были камни для защиты — и три пера из жестяной банки, которую мы с мамой заполняли на протяжении многих лет. Я никогда не была суеверной девушкой. Мама и Айлен были единственными, кто верил в магическую способность минералов. Но с тех пор, как я обнаружила, что опал содержит магию — он делает вещи и людей невидимыми для фейри, — я была готова рискнуть быть высмеянной. Может быть, аметисты были просто красивыми фиолетовыми камнями. В этом случае у Касс было бы красивое фиолетовое ожерелье.

— Возможно, ты захочешь захватить куртку, ночью становится холодно.

Лили улыбнулась мне. «Мой огонь ещё не погас».

Чувство вины скопилось у меня в горле, образовав большой комок.

— Прости, Лили, я…

Она махнула рукой, как будто это не имело большого значения, но это было важно, потому что жизнь Лили была пылающим фитилём, который сгорал дотла.

— Значит, тебе никогда не бывает холодно? — спросила я, когда мы вышли к моей серебристой «Хонде».

Она покачала головой и забралась на пассажирское сиденье.

Я завела машину, и из стереосистемы зазвучала громкая песня Kайго. Я убавила громкость и выехала с кладбища.

— В Неверре много вечеринок?

Лили кивнула, затем наклонила свой телефон ко мне. «Почти каждую ночь. Фейри ЛЮБЯТ веселиться».

— Они модные?

Она склонила голову. «Вечеринки калигосупра, но не вечеринки калигосуби. Они больше похожи на людей. И намного веселее».

Я предположила, что калигосупра — фейри, жившие над туманом, — были богаче тех, кто жил под туманом — калигосуби.

— Ты скучаешь по своему дому?

Она откинула голову на подголовник и выглянула в окно. Через некоторое время она кивнула.

Уехав из Роуэна, чтобы поступить в колледж, я не сильно скучала по дому, но сравнивать отъезд из моего маленького городка в большой город в той же стране с изгнанием из твоего единственного дома было нелепо. Лили ушла не от скуки; её выгнали… заперли.

— Каджика идёт, — сказала я Лили.

Она взглянула на меня. В темноте её глаза блестели, как у кошки.

— Надеюсь, один, но, возможно, Касс распространила приглашение на его новых друзей.

Она накрутила прядь волос на указательный палец, и кольцо, которое она носила, отбрасывало блёстки на приборную панель.

— Если ты захочешь уйти домой пораньше, просто скажи мне и…

Она положила руку мне на плечо, затем убрала её и напечатала. Её белый экран заполнился быстрыми словами: «Не беспокойся обо мне. Я знаю, что выгляжу на восемнадцать, но мне девяносто, Катори».

Верно.

— Прости.

Она покачала головой, и полуулыбка скользнула по одной стороне её рта. Это так напоминало улыбку её брата, что у меня сжалось сердце. «Ты гораздо милее, чем кажешься».