Сделка с профессором (СИ) - Краншевская Полина Страница 25

– Ладно, давай спать, – пробормотала Хельга. – Завтра вставать рано.

Обе улеглись поудобнее и затихли, но Беатрис не спалось. Она все думала о том, что соглашение с профессором вышло ей боком, только не понятно, как теперь все исправить. С кровати Элизы раздались приглушенные всхлипывания, и Бетти расстроилась еще больше, решив избегать странного преподавателя всеми силами.

На уроке словесности следующим утром адептки выпускного класса вели себя на редкость рассеянно, и даже господин Батли, как правило, ни на что не обращавший внимания, это заметил.

– Итак, класс! – Он поднялся из-за стола и принялся ходить по кабинету, что делал крайне редко, исключительно в тех случаях, когда желал привлечь к своей низкорослой персоне внимание нерадивых учениц. – Кто готов проспрягать глагол «знать» на всеобщем языке?

Адептки насторожились и уткнулись в тетради, опустив головы и бросая друг на друга умоляющие взгляды. Обычно господин Батли спрашивал только тех учениц, которые сами желали отвечать, поэтому девушки заранее договаривались и готовили задания по очереди. Но вчера они так увлеклись обсуждением личной жизни профессора, что напрочь обо всем забыли, и теперь никто не хотел поднимать руку.

– Нет желающих? – с удивлением и даже растерянностью спросил господин Батли. Адептки молчали.

Пожилой преподаватель, привыкший к определенному однообразному течению своих уроков, занервничал, поспешил к столу и принялся копаться в бумагах, пытаясь подслеповатыми глазами быстро отыскать фамилию той несчастной, которой предстояло отдуваться за всех. Адептки прекрасно знали, если ученица хотела отвечать сама, то глухой на оба уха господин Батли только кивал и делал вид, что понимает, о чем речь, улавливая едва ли половину из сказанного. Но если ему приходилось лично кого-то вызывать, то тут уж он мог довести до нервного срыва даже самую тихую и спокойную из них, беспрестанно уточняя и переспрашивая буквально после каждого слова. Зато остальные могли бездельничать все оставшееся до звона колокола время, поскольку господин Батли мог беседовать с вызванной им адепткой бесконечно долго.

– Беатрис Сонар, – наконец определился преподаватель словесности и довольный тем, что так быстро нашел, кого спросить, снова уселся за свой стол. – Прошу, проспрягайте глагол «знать» на всеобщем языке.

 По классу разнесся слаженный возглас облегчения, но преподаватель этого не услышал и поторопил выбранную адептку:

– Начинайте.

Беатрис так и не успела вчера сделать домашнее задание, но словесность всегда была одним из ее любимых предметов, и спряжение глаголов не вызывало у нее никаких проблем. Загвоздка состояла в том, чтобы донести до господина Батли свой ответ, а это как раз требовало недюжинного терпения и крепких голосовых связок вкупе со стальными нервами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Преподаватель словесности обожал, когда ученицы упражнялись в произношении, и требовал идеального звучания того или иного слова, но из-за проблем со слухом никак не мог понять, правильно говорит адептка или с ошибками. Беатрис решила облегчить задачу и себе, и господину Батли. Она прошла к доске и взяла мел.

– Нет, нет, – замахал руками педагог. – Не нужно ничего писать. Отвечайте устно. Мне важно, чтобы вы хорошо говорили. Вряд ли во время служения дайнами вам хоть раз придется писать на всеобщем. ‒ Он взглядом окинул класс и снова посмотрел на Беатрис. ‒ Но я больше чем уверен, вам обязательно доведется на нем говорить. Ведь ваши господа непременно будут иметь дела с жителями других континентов по долгу службы. И вам придется участвовать в беседах. Вы не должны прослыть недоучками!

– Не беспокойтесь, господин Батли, – ответила Беатрис, стараясь произносить слова медленно, чтобы он мог уловить по губам смысл сказанного, – я буду писать и проговаривать одновременно.

– Что вы говорите? – переспросил он, прищуривая выцветшие светлые глаза. – Повторите еще разок.

Она подавила желание схватиться за голову и сбежать, отложила мел и, взяв с ближайшей парты бумагу и перо, вывела крупными буквами свою идею на всеобщем и протянула господину Батли.

– А! – с воодушевлением воспринял он ее предложение. – Тогда ладно. Приступайте. Слушаю вас.

Беатрис старалась писать как можно разборчивее, а когда говорила, поворачивалась лицом к преподавателю и четко произносила формы заданного глагола. Она справилась довольно быстро, и господин Батли остался удовлетворен ее ответом, а особенно его обрадовала возможность спросить еще одну адептку. На этот раз вопрос оказался легким, Ленокс Фос подняла руку, урок потек в привычном русле, преподаватель словесности расслабился, откинулся на спинку своего кресла и начал клевать носом.

На арифметике господин Жуль выглядел до того удрученным, что выпускницы сидели тихо-тихо, боясь навлечь на себя его внезапный гнев, но он явно был поглощен исключительно внутренними переживаниями и даже не стал проводить устный опрос, дал письменную работу на весь урок, а в конце, быстро проглядев тетради, всем поставил приличные отметки. Адептки так обрадовались внезапному приступу благодушия господина Жуля, что в считаные минуты покинули его кабинет, опасаясь, как бы он ни передумал и не исправил баллы.

После обеда их ждал самый увлекательный предмет из всего школьного курса – мировая история и география. Ученицы любили его больше других по той простой причине, что импозантный и обаятельный господин Джон Лавинас обожал рассказывать и совсем не был склонен слушать, поэтому адептки частенько помалкивали на его занятиях, запоминая пространные речи о диковинных странах и решающих для мировой политики сражениях. Оценки преподаватель ставил как придется, вернее, как всесильный Эльвин на душу положит, но в ведомости, как правило, оказывались баллы не ниже средних. Господин Лавинас считал себя прекрасным педагогом, способным блестяще объяснить любой материал, и в знаниях своих учениц не сомневался.

– Проходите, проходите! – позволил он войти адепткам, огласив кабинет мощным басовитым голосом. – Располагайтесь и начнем. А где же Фулн?

До появления в школе профессора Привиса господин Лавинас по праву считался самым привлекательным мужчиной среди преподавателей. Огромного роста, широкоплечий, полнотелый он питал слабость не только к опере, но и к симпатичным женщинам, а в выпускном классе Фулн слыла первой красавицей. На каждом уроке он усаживал Гренду за парту перед своим столом и, поминутно косясь на нее, принимался вещать без малейшей предварительной подготовки. Складывалось впечатление, что он узнавал тему урока непосредственно во время самого занятия, когда ради соблюдения регламента заглядывал в учебный план.

– Она заболела и сейчас в лазарете, – ответила рыжеволосая Далия Ванг. – Но скоро должна вернуться, ей уже легче.

Господин Лавинас опечалился, выпятил мясистую нижнюю губу, словно избалованный ребенок, обделенный сладким, и скорбно вздохнул.

– Ну что ж тогда ее место займет… – Он тут же перестал горевать и с интересом присмотрелся к адепткам. – Ленокс Фос!

Подружка Гренды просияла и устремилась к первой парте. Господин Лавинас втайне ей очень нравился, и она жутко завидовала Гренде и ее успеху у него.

– Прекрасно! Сегодня вы будете вдохновлять меня на новый увлекательный рассказ о… – тут он тряхнул шикарной шевелюрой густых, черных кудрей, пригладил пышные бакенбарды и, подкрутив усы, принялся искать в бумагах на столе тему занятия. – Вот! Я расскажу вам о материках нашего мира и результатах последней войны!

Адептки поскорее расселись за партами и приготовились слушать, даже не собираясь доставать тетради, чтобы записать за преподавателем. Беатрис заняла свое место рядом с Элизой, но та вдруг поднялась и перешла туда, где до этого сидела Ленокс.

– Эли, ты чего? – шепнула ей Беатрис, но та даже не обернулась.

Острая игла обиды кольнула сердце Беатрис. Стиснув зубы, она уткнулась в свой конспект и приготовилась скрупулезно записывать каждое слово преподавателя. Члены магической комиссии всегда уделяли большое внимание кругозору будущих дайн и обязательно задавали вопросы по истории и географии.