Дневник из преисподней - Ирина Гордеева Страница 25

Обладая достоинством и благородством, словно он родился вместе с ними, принц Дэниэль вызывал во мне восхищение и желание служить ему, словно он завладел частью моего сердца. Оглядываясь назад, я думаю, что так оно и было. Совершенно не понимая, что означает служить и что означают преданность, верность и честь, я инстинктивно уловила их скрытый смысл и применила его в реальной жизни.

Меня не учили преданности, но я научилась выживать, ибо мой собственный мир, как жестокий зверь, всегда пожирал своих истинных детей, в ком еще сохранялось благородство, определявшее их жизнь. Выживание определило мое мировоззрение и мой характер, и оно же развило мои инстинкты — не самые худшие, а скорее лучшие из них. Инстинкты помогали разбираться в людях и в значении их поступков. И они же привели к одиночеству, потому что в своем мире я не встречала людей, подобных принцу Дэниэлю, и некому было научить меня чувству долга, честности или великодушию. Но инстинкты не ответили мне на вопрос, откуда рождены мои знания о добре и зле, понимание их смысла, и откуда рождена моя преданность принцу Дэниэлю? И почему я не могу отказаться от нее даже перед лицом своей смерти?

Иногда я думаю, что дело здесь не только в манерах или поведении принца Дэниэля, или его отношении ко мне. Дэниэль благороден не потому, что безупречно вежлив. Я тоже могу быть иногда безупречно вежлива, но тем не менее, сталкиваясь с глупостью и невежеством, несправедливостью и откровенной наглостью, мои "тормоза" просто не срабатывают, несмотря на неимоверные усилия, предпринимаемые для сдерживания гнева и подавления его в зародыше.

В отличие от меня Дэниэлю всегда были присущи спокойствие и уверенность, которые никогда не покидали его ни перед лицом опасности, ни в повседневной жизни. Даже при встрече с его братом они были неизменно преданы ему и составляли его неотъемлемую часть, словно он был рожден вместе с уверенностью, спокойствием и знанием, до которых мы доходим лишь по прошествии десятков лет, а то и целой жизни, или не доходим никогда.

Я всегда восхищалась этими свойствами его души, жаждала завладеть его спокойствием, пыталась понять, почему так нуждаюсь в нем. Среди потерь, среди смерти, среди ураганов страстей и эмоций, среди боли и страданий Дэниэль был моей тихой гаванью, моим тайным убежищем, и я всегда возвращалась именно к нему. Он был моим маяком и тихий спокойный свет его сердца проникал в мою душу, согревая ее.

Дэниэль многого требовал от себя самого и нес на себе огромный груз ответственности, но также многого ожидал от других. Его требования были неимоверны и непосильны для меня, но я не могла разочаровать его в ответ. Это напоминало болезнь, захватывающую каждого, кто приближался к Дэниэлю и становился частью его жизни. Если ответственностью и чувством долга можно заразиться, то я заражена, или же рождена вместе с ними так же, как и Дэниэль. Просто он первым разглядел их во мне и дал понять, что с чувством ответственности нужно просто жить, а не выживать, скрывая от всех свое истинное лицо.

Свойственные принцу благородство и человеческая мудрость, спокойствие и чувство долга сделали его в моих глазах правителем, властным надо мною не в силу самой власти, а в силу моей собственной преданности, основанной на огромном уважении и любви. Принц Дэниэль сделал меня частью своего мира и в глубине души я храню ему верность, от которой не могу отказаться, и потому я не могу предать его мир, ставший и моим тоже. Может быть, поэтому я предала себя и Алекса больше нет…

Глава третья

ДЕНЬ ТРЕТИЙ: «Мы встретились сейчас и снова попрощались. Я расставалась с вами, но только не с печалью».

Я совершенно измучена и не могу ничего делать, только писать. Вторые сутки мой желудок наотрез отказывается от еды, и Анжей приносит мне горячий и сладкий чай. Это все, что я могу проглотить. Меня неудержимо тянет к монитору, словно он единственный, кто способен принести облегчение. Самое странное, что мне действительно становится легче, и я снова спрашиваю себя: «Откуда милорд это знал?».

Вчера он целый день не показывался мне на глаза и я была рада этому. Очень плохо спала. К тому же моя душа рвет меня на части, а тело предает, позволяя слабости и апатии овладевать собой. Я видела в окне рассвет, и он показался мне таким же прекрасным, как и тот, что я наблюдала в нашу первую встречу с Алексом…

Иногда я думаю, что окружающие нас люди способны кардинально изменить нашу жизнь одним лишь своим присутствием. Совершенно не желая вносить перемены в судьбы других, они, тем не менее, влияют на нас и определяют наши поступки. Когда они исчезают, уходят или умирают, наш старый мир исчезает вместе с ними. И чем больше их уходит, тем больше меняется наша прежняя жизнь. Не обязательно умирать для того, чтобы проснуться в аду, — достаточно лишь изгнать из своего окружения тех людей, что делали нас счастливыми, или потерять их навсегда…

Сейчас в моей душе такая пустота и необъятное одиночество, что смерть кажется единственным избавлением от боли. Я чувствую себя в аду только потому, что Алекса больше нет и никогда уже не будет. Я даже не испытываю ненависти или иных чувств, словно мои эмоции достигли самой вершины своего могущества, за которой лежат лишь бездонная пропасть и пустота. Достигнув критической массы, они взорвались, переполняя душу и уничтожая самое себя, после чего не осталось даже намека на какое-либо их присутствие. Я ничего не чувствую, ничего не хочу и единственное, что переполняет меня — это желание покончить со всем этим.

Но есть воспоминания, которые никто не может отнять у человека. Никакие испытания, никакая боль не смогут победить, пока мы помним. Я пишу о своих воспоминаниях, и боль отступает, пусть ненадолго, но все же…

Я помню, как новый день нового мира встречал меня. Я открыла глаза и все произошедшее накануне на секунду показалось мне сном, но это ощущение мгновенно прошло. В комнату, где я проснулась, проникал нежный свет белого солнца, и его лучи прыгали по полу, смешиваясь между собой в яркие оттенки всех цветов радуги. Это было изумительно красиво, а затем я поняла, что причиной подобной красоты является обыкновенный витраж, состоящий из сотен осколков разноцветного стекла.