Ольга Резниченко - Испытание Страница 25

— Я боюсь…

— Чего?

— Не знаю. Мне страшно. Нет, я хочу! ХОЧУ! БЕЗУМНО ХОЧУ ходить! Но… боюсь.

— Думаю, ты просто еще не пришла в себя. Не свыклась с мыслью. Все образуется…

Единственный, единственный, кто меня может хоть как-то успокоить, понять, как бы нелепо или грубо, с моей стороны, не звучало — был Мигель.

— Привет.

— Привет.

— Как ты?

Как всегда не ответил.

— Есть сдвиги?

— Не особо. А ты как?

— Сегодня чуть ногу не сломала, — пыталась шутить.

— Как так? Я думал…

— Я тоже думала, что ломанное не ломается. Хотя, что костям? Им лишь бы ныть, трещать, крошиться да ломаться.

— Так ты в порядке?

Нормально ли хвастаться убитому горем человеку своим счастьем?

Я всегда считала это худшим из уродств. Черствость.

— Да, — тяжело вздохнула, выпуская боль и неловкость. Избегая подробностей…

Мигель, Мигель, как я сильно хочу, чтобы ты поправился! — Знаешь, — отдернула сама себя от гнетущих мыслей. — Давай я тебе что-нибудь почитаю.

— Только не сказки.

— Нет? А что тогда?

— Мне мама читала роман "Мастер и Маргарита". Читала, когда-то… — на мгновение замолчал, укрощая острую душевную боль, — Продолжишь?

Я невольно замерла. Эм, мама… мама…

Тяжело сглотнула. Да уж. На эту тему табу не то что говорить, а даже думать… разум, сердце, душа… разрываются на части… Едва вспомнишь…

— Хорошо, — торопливо пробурчала себе под нос, подъезжая ближе к кровати. Неловкие паузы — ни к чему. За эти секунды слишком много дурных мыслей может взорваться в голове, раня сердце. — Где книжка?

— Где-то в тумбочке.

Глава Двадцать Пятая

(Мария)

Утро второго дня. Утро протрезвления. Тоска, ужасная тоска схватила душу, попытки раздавить сердце…

Нога, моя нога вновь забыла, что такое чувствовать. Мертвая…. она и есть мертвая.

Одна отрада — это торчать весь день у Мигеля, читать ему книжки… Иначе рехнусь. Рехнусь…

Хотя, по-моему, это со мной случилось уже давно.

Что-то я путаюсь, надеясь на свою благоразумность.

— Мария. Ах, вот где ты? Так что, едем на прогулку?

— Спасибо, Лили… Но, давай, не сегодня…

— Чего это?

— Настроения… нет.

— Я тебе дам, "настроения" у нее нет! А, ну, марш по куртку и во двор!

Ночь кошмаров.

Ночь слез.

Ночь одиночества.

С каждым часом я все дальше и дальше от рассудка, и все больше отчаяния и пессимистичности разгорается в моем сердце.

Но ничего, ничего. Скоро утро. Утро! Утро третьего дня. А там и ночь, заветная ночь с Луи.

Бывало ли с вами такое, что знаете, знаете, точно знаете, что увидите его сегодня. Увидите. И пусть это — не свидание. НЕТ! Не свидание, а обычная, "вынужденная" встреча, вы все равно не находите себе места… Уже с самого утра готовитесь, наряжаетесь, примеряете платья…

Вот только с гардеробом у меня скудно — больничный халат, да и только.

— Мария, ты как курка несушка. Что случилось?

— Ничего.

— Родители придут?

— Нет, они же вчера были.

— А что тогда? Колись, давай, — игриво замигала бровками Лили и тут же присела на край кровати.

— Неужели я не могу посмотреть на себя в зеркало?

— Девочка, ты уже час в него как всматриваешься. Суженого-ряженого выглядываешь?

— Вот, дурочка ты. Придумаешь еще.

— Конечно, конечно, дурочка, — ехидно захихикала. — Как по мне, у тебя давно уже весна наступила. Вот только ты не хочешь мне признаться, кто и есть тот "самый"…

По-детски скривилась, показывала я ей языка.

— Вот видишь, точно! Я угадала. Но ничего, ничего страшного. Я у тебя все-таки выпытаю. Попомни мои слова. Я просто так не сдамся.

— Я тоже упрямая.

— Ха! Значит, все-таки я права! Мужчина тут замешан!

— Может быть, может быть.

— Не может, а так и есть! Только вот кто? Признавайся, Мария Бронс! ПРИЗНАВАЙСЯ!!!

— Уж не сегодня это произойдет, мой милый кат. Не сегодня.

— Ладно, ладно… Я терпеливый палач. Терпеливый…. - игриво зарычала и клацнула зубами.

Одиннадцать вечера… за дверьми стихли голоса, доносилось лишь одинокое шорканье.

… его не было…

Двенадцать ноль-ноль… Ноль одна, ноль три…

… пятнадцать минут, двадцать, тридцать три…

Час ноль две.

… ноль три…

… ноль семь…

Два часа двенадцать минут.

Каждая минута казалась для меня последней. Уже не раз пыталась выбраться назад в кресло, добраться до подоконника и с жадностью всматриваться в окно…

Останавливалась, осекалась.

Я верю, верю…

Он ПРИДЕТ! Ведь как иначе? Он, он не подведет!

Нет!

Нет?

Два часа сорок семь минут.

Обижено закусила губу. Зарылась лицом в подушку.

Ненавижу… НЕНАВИЖУ!

… и люблю…

Люблю!

Люблю!!

Люблю!!!

Несмело скрипнула дверь.

Как током пронзило. Нервно дернулась.

— Привет, — устало прошептал. Неспешно прошел внутрь. Медленные, рястяжестые шаги. Подошел ближе.

— Привет, — едва слышно прошептала. Я всматривалась ему в лицо, всматривалась в глаза и пыталась понять, что его мучает. Что произошло… — Что-то не так?

— А?

— Что-то случилось? Чего такой грустный?

— Только что с самолета. Был по делам в Италии. Устал, как собака. Прости, что задержался. Зашел еще к Мигелю.

— Как он там?

— Держится. Говорит, что завтра результаты его анализов придут. Надеюсь, хорошие. А ты как? Что там было у тебя с ногой?

— Ногой? Ах, ногой… Растяжение… Так, поболела немного, напомнила мне о себе, о том, что еще есть, телепается, и вновь отмерла.

— Ничего, с каждым разом действие усиливается. С каждым разом все отчетливей и отчетливей будут изменения.

— А как это вообще происходит? — не удержалась, не удержалась от вопроса…

— Как? — невесело улыбнулся. — Пью кровь у больного, и чем чаще эта зараженная жидкость попадает мне в тело, тем сильнее мой организм пытается справиться с этим ее изъяном. Очистить. Так, в моей крови появляются вещества, специфические, целенаправленные на уничтожение очагов болезни или исцеление омертвелых тканей донора. И как только едва ввести ее в организм хворого — тут же начнется реакция по устранению проблемы. Сначала, первые раза четыре-пять, это почти незаметно. Слишком мало ферментов, антител и прочих нужных веществ, но затем, когда мой организм перенасытится "больной" жидкостью, тут же начнется активная реакция. Проблема в том, что вы под наблюдением врачей. Будут вопросы, попытки познать причину столь явных перебоев, хоть и положительных. Что же, будем надеяться на лучшее… Как бы странно не прозвучало, будем надеяться на их халатность. Лояльность…