Волшебница на грани (СИ) - Петровичева Лариса Страница 26

Доктор Кравен принес нам несколько комплектов одежды и бумажник: когда Генрих открыл его, я увидела два паспорта в темно-синих обложках и солидную стопку наличных и чеков.

— Удивительно! — воскликнул Генрих. — Я даже не думал, что у вас это получится!

— Вы смогли найти лазейку в его тайники? — спросила я. Кравен кивнул.

— Все заблокировали буквально через четверть часа после того, как я ее опустошил, — с достоинством сообщил он. — Так что голодать вам не придется. Те документы, которые там были, я не взял. Сделал новые.

— Вот и замечательно, — ответил Генрих и совершенно серьезно спросил: — Вы очень много сделали для нас, доктор Кравен. Что я теперь могу сделать для вас?

Кравен задумчиво помолчал, а потом ответил:

— Найдите Ланге. И постарайтесь выжить. И вот еще что, — он снова сделал паузу и со вздохом добавил: — Если у вас получится убить его, то убейте. Подозреваю, что вам его заказали не для суда и казни.

У меня тоже создалось такое впечатление. Мерзавцы вроде Ланге прекрасно находят себе новых хозяев и так же прекрасно им служат — иногда обмолвятся, назовут президента фюрером, и работают дальше.

— Я тоже начинаю к этому склоняться, — хмуро сказал Генрих. — Они ведь не уточнили, что он нужен прямо живым и невредимым. Привезем голову в банке. Ну, вот так получилось, ничего не исправишь уже.

Я была с ним полностью согласна.

Мы распрощались с големом, и я видела, что ему тоскливо. За эти дни он успел к нам привыкнуть, и я с грустью представила, как он будет тут жить в одиночестве. Редкие визиты доктора Кравена это все же немного не то.

— К вам будет приходить вин-вен, — ободряюще сказала я. — Вы тут не один.

Голем заскрипел, и я вдруг подумала, что он так плачет.

— Человек редко понимает, — произнес он. — Спасибо.

Голем ушел на место своей стоянки в коридоре, доктор Кравен вывел нас с Генрихом в центр гостиной и спросил:

— Ну что, Людмила? Сможете сами открыть проход?

Я только руками развела.

— А что для этого нужно сделать? С зеркалами надо было представить место, но я не знаю, куда мы должны попасть.

— Морской вокзал, — ответил Кравен. — Можно было бы попробовать перебросить вас прямо на острова, но я боюсь, что вы рухнете в океан.

Я кивнула, соглашаясь. Морской вокзал был мне знаком.

— Хорошо. Надо просто представить место?

Доктор Кравен кивнул.

— У вас получится, Людмила.

Закрыв глаза, я взяла Генриха за руку, представила стройные колонны возле входа на вокзал и вдруг почувствовала, что мы падаем. Ветер свистел в ушах, воздух пах чем-то горелым, и я опомнилась только тогда, когда меня похлопали по плечу и сказали:

— Идемте, дорогой Джек! Нас ждут морские приключения!

— Получилось? — негромко спросила я, боясь открывать глаза. Генрих вложил в мою мокрую ладонь ручку саквояжа с вещами и ответил:

— Лучше не бывает! Но нам бы не торчать тут, а идти.

Я открыла глаза и увидела, что мы действительно стоим возле входа на Морской вокзал. Здесь было полно народу, носильщики бегали с чемоданами, орудовали мастера карманной тяги, кричали газетчики и лоточники с товаром, толпились экипажи, пытаясь разъехаться, и я внезапно поняла, что нас с Генрихом пока не видят.

Мы были словно в непроницаемом пузыре, который готовился лопнуть.

Я покрепче ухватила саквояж и стала подниматься за Генрихом по ступеням. Глядя по сторонам, я заметила полицейских, которые пристально всматривались в идущих, сверяя их с ориентировками. В толпе сновали подозрительного вида люди, которые могли быть только подручными Бринна.

Нас действительно искали. Мысленно я поблагодарила доктора Кравена за отличную идею — два джентльмена совершенно не привлекали внимания.

Мы без проблем купили билеты до островов святого Брутуса — паспорта, которые принес доктор Кравен, не вызвали ни малейшего подозрения у кассира — и сели на скамью в зале ожидания. Генрих едва заметно толкнул меня в бок и сказал:

— Там, у газетного киоска.

Я бросила взгляд туда, куда было сказано, и увидела Эбернати. Тот листал газету, выглядел так, словно получил пресловутую и легендарную клизму с патефонными иголками, и пристально смотрел на людей в зале ожидания. Вот его взгляд прилип к молодоженам, юноше и девушке, которые щебетали и целовались, вот скользнул к матери с тремя детьми, которые никак не хотели усаживаться на скамейке, вот безразлично пробежал мимо нас, и я вздохнула с облегчением.

— Вот видите, дружище Джек, — улыбнулся Генрих. — Наш друг все сделал правильно.

Я кивнула. В это время Эбернати махнул рукой полицейским в высоких шлемах и решительно двинулся в нашу сторону.

Я старательно делала вид, что ничего не происходит. Жаль, что мы не успели купить газету — можно было бы притвориться, что внимательно читаешь какую-нибудь статью. Я почувствовала напряжение Генриха — оно так и искрило в воздухе.

— Успокойся, — сквозь зубы посоветовала я и толкнула его носком ботинка. — Засыплемся.

— Что, прости? — Генрих вопросительно поднял бровь: такого слова явно не было в его словаре. Зато удивление сделало его лицо немного мягче, а не как у школьника, который съел конфеты, а мама нашла фантики. У меня от страха и напряжения даже живот заболел, но я постаралась сказать как можно непринужденнее:

— Говорил я тебе, что от красных пиклиз будет изжога, но ты же не верил. Сядем на корабль, дам тебе суспензию.

— Господа! — подошедшие полицейские прикоснулись к шлемам, и один из стражей порядка, самый мордастый, приказал: — Откройте саквояжи.

Эбернати смотрел на нас так, словно пытался понять, о чем мы думаем. Его физиономия сделалась еще неприятнее, чем в день вечеринки у Бринна. Мысленно скорчив ему рожу, я вспомнила об упражнении со стеной, которое, бывало, советовала своим клиенткам. Представь, что между тобой и людьми находится стена, они тебя не видят и при всем желании не сумеют причинить тебе вред.

Нет. Стена это не то. Надо было думать раньше, тогда бы они к нам не подошли.

Платок, вот что нам нужно. Набросить на нас платок, который вроде бы даст рассмотреть, что происходит, но мягко скроет детали.

— А что, собственно, произошло? — нахмурился Генрих. Должно быть, именно с таким видом зеркало русской революции распекал незадачливых критиков. Вид был впечатляющий, кстати.

— Немедленно. Откройте. Саквояжи, — вразбивку произнес Эбернати.

Я миролюбиво улыбнулась и щелкнула замочком. Саквояж разинул пасть, показав всем желающим аккуратно сложенную одежду, суспензию от боли в животе и мешочек с зернами.

Мешочек с зернами! Господи, только не это!

У меня душа ушла в пятки — теперь-то я поняла, что это означает. В животе стало холодно, а голову окутало волной жара.

Эбернати сунул руку в саквояж и принялся ворошить мои вещи. «Ты ничего не видишь», — приказала я, понимая, что это вряд ли сработает. Но Эбернати ощупал мешочек, положил его на место, выпрямился и сказал своим спутникам:

— Все в порядке. Это не они.

Бринн был явно не дураком. Он прекрасно знал о зернах Геккеля, и его подручные теперь искали не просто мужчину и женщину, а проверяли всех, кто едет вдвоем.

Но у меня получилось! Эбернати ничего не заметил, и вид у него сейчас был слегка удивленный, словно он неожиданно сел на мокрое.

«Ты ничего не видишь, — спокойно повторила я и, покосившись в сторону полицейских, добавила: — И вы тоже. Здесь безопасно. Здесь все хорошо».

Мама с детьми смотрела в нашу сторону с искренним испугом. Дети даже прекратили возню. Возможно, представляли, как полицейские вынут наручники, а мы станем отстреливаться от них, как в детективном романе, а потом исчезнем с треском и блеском. Я улыбнулась им и сказала про себя: «Все в порядке, волноваться не о чем».

Дети снова завозились, пытаясь залезть на головы друг другу.

— А что, собственно, произошло? — спросил Генрих, застегивая свой саквояж, в котором полицейские предсказуемо не нашли ничего интересного. Эбернати сунул руку в карман и вынул листок с полицейскими ориентировками. Надо сказать, нас с Генрихом нарисовали довольно прилично. Только у меня, конечно, не настолько пухлые губы и не такой развратный взгляд.