Моя прекрасная повариха (СИ) - Петровичева Лариса Страница 26

Да что такое? Час назад все было хорошо!

– Все хорошо? – я встревоженно подошел к ней, взял за руку и удивился еще сильнее: рука была такой горячей, словно в Азоре вдруг пробудилась драконья кровь.

– Да, – кивнула она: было видно, что Азора старается бодриться. – Ты поговорил с орками?

– Поговорил. Сардан сказал, что организует наблюдение и поговорит с полковником…

Глаза Азоры вдруг закатились под веки, она качнулась и мягко поползла по дверному косяку на пол. Я подхватил ее, домовые бросились на помощь, тут и Дархан подоспел: мы отнесли Азору в мой кабинет, уложили на диванчике, и я внезапно обнаружил, что мечусь, как ошпаренный.

Что с ней?

Она заболела?

А если она умрет?

Что я тогда буду делать? Как мир вообще сможет быть без нее?

Азора пришла в себя – посеревшие губы дрогнули, и я услышал:

– Фьярви, там… на кухне… ужин…

– Да бесы с ним, у Морави поужинают, – выдохнул я, рухнув на пол рядом с диваном и сжав ее руку. Дархан поднес воды, Азора сделала крошечный глоток, и я подумал, что если во всем виноват этот эльфийский докторишка, то я сниму с него шкуру и буду в ней запекать каштаны. – Что случилось?

Азора не ответила. Страх окутывал меня все плотнее. Что, если это одна из тех болезней, от которых эльфы сгорают за несколько часов? Вроде бы их извели, но вдруг это такой случай? Дархан почти бегом покинул кабинет, бросив через плечо:

– Я за доктором!

Заглянула одна из горничных, ойкнула и вскоре вернулась с Глорией. Девочка бросилась к матери – не плача, не причитая, я даже удивился ее серьезности. Глории было страшно, я видел, но она как-то умудрялась не реветь.

– Мамочка? Мама!

– Я не знаю, что с ней, – ответил я, чувствуя себя маленьким, беспомощным и ненужным. Глория нахмурилась, и я понял, что она пытается разбудить свою магию, чтобы спасти Азору – через несколько мгновений девочка посмотрела на меня, дрожа от страха, и всхлипнула:

– Я… я не могу. Мамочка!

В следующий миг она разрыдалась от отчаяния, и я понял, что сейчас тоже расплачусь с ней за компанию. Пытаясь опомниться, я хлестнул себя по щеке, и Глория умолкла, оторопело глядя на меня – кажется, она всерьез подумала, что следующая оплеуха достанется ей.

Папаша, подонок, распускал руки – девочка знала, что я не обижу ее ни словом, ни делом, но душа не могла забыть боль.

– Так, – приказал я. – Глория, сядь-ка за мой стол. В ящике точилка, наточи все карандаши в коробке. Быстро.

Девочку надо было чем-то занять, чтобы она не ударилась в истерику. Азора едва слышно вздохнула, и страх во мне увеличился в несколько раз. Я смочил носовой платок водой из стакана, провел по горячему лбу Азоры и увидел, что возле правого уха проступает россыпь прозрачных пузырьков. Ну где же этот дурацкий докторишка?

– Дядя Фьярви, их тут две дюжины, – Глория прерывисто всхлипнула, дрожа всем телом, и я не сразу понял, о чем она говорит. Ах, да, карандаши.

– Верно. Наточи их все. Точилку нашла?

– Да…

– Вот и умница. Сейчас…

Доктор Смитсон почти бегом вошел в кабинет, за ним появился Дархан, и по их лицам было ясно – они спешили. Впрочем, осмотр не затянулся: Смитсону хватило одного взгляда на Азору, чтобы сурово заявить:

– Белентонская лихорадка. Закрывайтесь на карантин.

Фьярви

Я был разорен, никаких сомнений.

Гостиницу закрыли через полчаса. Примчался бургомистр с холуями – все закрыли лица масками, облачились в зеленоватые больничные халаты, и было видно, что господа чиновники смертельно испуганы. Белентонская лихорадка не смертельна сама по себе, но без медицинской помощи не обойтись, если вы не хотите умереть от отека легких.

– Закрывайте! – голосил бургомистр, и полицейские, которые обматывали здание по периметру желто-белой лентой, казались мне угрюмыми призраками, которые пришли по наши души. Обитатели гостиницы испуганно высовывались из окон, шумели и просили выпустить их, но бургомистр лишь отмахивался. В людском море волновался трехпалубник госпожи Бьянки: она рыдала так, что в домах звенели стекла. Неудивительно: значительная часть ее персонала сейчас с плачем и стенаниями устраивалась в холле «Вилки и единорога» на карантин. Девицы вели себя правильно, ничего не скажешь: когда Дархан и господин Шарль объявили о том, что из гостиницы никто не выйдет, работницы постельного труда решительно заявили, что будут помогать по хозяйству и с уходом за больными. В былые времена я расцеловал бы их, но теперь я был женат и ограничился рукопожатием.

Я вышел, встал на ступенях и спросил:

– Раз мы в карантине, то обеспечит ли город подвоз еды и лекарств?

Бургомистр еще усерднее замахал на меня руками. Я подумал, что толпу зевак, которые собрались посмотреть на крах «Вилки и единорога», стоило бы разогнать от греха.

– Все, все подвезем, но чтоб вы носа из дверей не высовывали! – кажется, у бургомистра начиналась истерика. – Великие небеса, ну откуда на наши головы белентонская лихорадка! Откуда!

Через несколько минут стало ясно, откуда в Келлемане появилась эта дрянь: я увидел, как по дороге бежит Морави – с его весом это было подвигом. Ясное дело, стряслось что-то ужасное, если Морави вылетел из своего заведения вот так, в поварском фартуке и с полотенцем в руке – и это что-то стряслось с его рестораном. На всех остальных ему было плевать с фонаря.

– Эльф! – прокричал он, запыхался, остановился и какое-то время пытался выровнять дыхание – а я уже понял, какой именно эльф провинился. – Эта ушастая сука сегодня жрала у меня в заведении! У Марты уже пузырьки за ушами!

Над зеваками прокатился тоскливый стон. Официантка Марта славилась по всему Келлеману грудью пятого размера и исключительной неразборчивостью в связях. Наверняка она уже успела с кем-то обменяться заразным приобретением. Морави тоже закроет заведение – пусть это было слабым утешением, но оно у меня было.

– Какая именно ушастая сука? – уточнил гранд-майор Сардан: Орочья Десятка уже узнала о болезни Азоры, обмотала лица повязками и ровным строем двигалась в сторону карантина в родной казарме.

– Докторишка! – простонал Морави, держась за сердце. – Докторишка, который приехал утром! Пришел, завтрак сожрал, а потом еще и обедать заявился!

Стон над зеваками сделался еще тоскливее. «Недаром Азора ему не доверяет», – подумал я и увидел, как Валентин Веттель, эльф, который работал управляющим в банке Келлемана, медленно пятится от толпы. Он был похож на путешественника, который столкнулся со стаей волков и теперь пытался не поворачиваться к ним спиной.

Не знаю, кто первый заорал «Бей эльфов!», но его поддержали – девица из пекарни, чьего имени я никак не мог запомнить, швырнула в Веттеля пустой бутылкой. Не попала – зато в ту же минуту часть зевак бегом двинулась в сторону банка, а остальные с неприятными ухмылочками двинулись в сторону Веттеля. Бургомистр с холуями немедленно куда-то стушевался, полиция, которая только что завязывала узелки на лентах ограждения, тоже нашла неотложные дела в другой части города. Веттель не растерялся – взбежал по ступеням к дверям «Вилки и единорога» и едва слышно выдохнул:

– Три тысячи золотом. За каждый день. Только впустите.

Я кивнул, открыл перед ним дверь и едва успел увернуться от камня, который, по счастью, угодил не в дверь, а в стену. Увидев, что эльф скрылся в рассаднике заразы, люди отступили: то ли решили не искать новых приключений, то ли подумали, что теперь эльф свое получит.

– Идиоты, – процедил я. – Это не тот эльф!

– Да по…! – отозвался голос из народа. – Все они хороши!

Пожалуй, я был склонен с этим согласиться.

Гостиница была похожа на осажденную крепость. Постояльцы разошлись по номерам, горничные и девицы госпожи Бьянки носились с горячей водой и полотенцами: доктор Смитсон рекомендовал обильное питье и горячую ванну. Я не знал, чем это нам поможет, но никогда не спорил с медициной. Господин Шарль с барменом размешивали витамины в маленьких стаканчиках – присмиревшие Нар и Очир сидели возле стойки и даже не собирались пакостить.