Александр Арбеков - О, Путник! Страница 26

Я кашлянул и внимательно посмотрел на девушку. Да, однако, — каждый раз что-то новое… Ах, какая всё-таки красавица! Глазки блестят, бровки нахмурились, на щеках румянец, упругая и полная грудь вот-вот разорвёт платье. Хочу эту женщину, нет мочи более!

— Возможно вы и правы, Миледи… Ну, а что касается вашего вопроса по поводу целесообразности занятия мною разными видами интеллектуальной деятельности… — печально произнёс незнакомец. — Увы, увы, в этом суровом и жёстком мире приходится заниматься всем, даже тем, что нам не свойственно и в чём мы не сильны. Хлеб не падает с неба. Его мы вынуждены зарабатывать. Суровая действительность заставляет искать приложения всем нашим маломальским талантам. Ну, а что касается философии и психологии, то здесь возникает обширное место для дискуссии! Как сказал Великий Чёрный Монах Второго Острова…

— Милейший, на некоторое время, пожалуйста, прервитесь, — устало произнёс я. — Нам пора двигаться дальше. ГРАФИНЯ, а с чего это вы так внезапно возбудились, а? Я, конечно же, имею в виду возбуждение духа… Где-то с кем-то не закончили дискуссию, неожиданно прерванную!? Здесь, заметьте, не самое подходящее место для диспутов. Ну, а относительно ваших мыслей, ГРАФИНЯ… Не могу удержаться, чтобы не высказать свою точку зрения. Я с вами, в общем-то, согласен. С одной стороны, так же, как полноценным, не обязательно великим, просто хорошим философом и психологом, нельзя быть без прирожденных способностей, так нельзя быть без них и хорошим агрономом, и химиком, и металлургом, и сантехником и врачевателем. А дурак останется дураком в любой области человеческих знаний. Но, с другой стороны, — любой дурак может с лёгкостью стать более-менее неплохим профессионалом, крепким ремесленником в озвученных выше и многих других областях человеческой деятельности, но, конечно же, никогда не будет сносным психологом или философом. Абсолютно глупо и смешно выглядит дурак, заявляющий о том, что он философ или психолог. Отнюдь не глупо и не смешно выглядит дурак, который старательно, добротно, от всей души занимается деревообработкой, кузнечным делом или пошивом одежды и обуви.

Я подошёл к ГРАФИНЕ вплотную, с удовольствием ощутил аромат её духов, полюбовался изумрудным миндалём её глаз. Ах, какая женщина, мне б, — такую!

— В любом случае, — назидательно продолжил я. — Вне зависимости от выбранной профессии, природную основу необходимо шлифовать, и этой шлифовкой является обучение, основанное на труде. Но, впрочем, как не шлифуй мрамор, всё равно не получишь из него бриллиант! Это будет просто хорошо отшлифованный мрамор, что тоже очень красиво, но не более того. В то же время, без шлифовки и алмаз остается всего лишь алмазом, не бриллиантом, но и не мрамором. В принципе ничего нового я не сказал. Но в чём я с вами абсолютно согласен, ГРАФИНЯ, то это в вопросе о месте философии и психологии в обществе. Они явно не относятся к наукам, как, впрочем, и к искусству. Может быть, их место где-то посередине? Знаете, это как облицовочный камень и кирпич для внутренних работ, сцепленные между собою крепким и качественным раствором. Он вбирает в себя что-то и с той, и с другой стороны и, в свою очередь, отдаёт часть себя. Как вы считаете, ГРАФИНЯ?

Ответа я не получил. Девушка разглядывала меня молча и задумчиво, как будто увидела в первый раз. БАРОН и все окружающие нас лица так же недоумённо молчали.

— Ладно, что-то мы увлеклись разговорами, пора в путь. Кстати, а как вас величать, всесторонний вы наш? — последнюю фразу я адресовал спасённому мужчине.

— Я весь к Вашим услугам, Милорд! Меня все знают под именем Поэт Неба, но Вы, если Вам это будет угодно, можете звать меня просто ПОЭТОМ. Легко и со вкусом.

— Ах, ах! Надо же!? Бог ты мой! — внезапно восторженно и громко закричала ГРАФИНЯ. — Неужели это вы!? У меня же есть несколько сборников ваших стихов, поэм и баллад! Я неоднократно лицезрела вас на гравюрах! Боже мой, — ПОЭТ НЕБА! Как же я вас сразу не узнала?!

ПОЭТ на глазах расцвёл, выпрямил спину и гордо поднял голову, потом томно потупил взор, вследствие чего его длинные, светлые, вьющиеся волосы закрыли выпуклый лоб:

— О, Ваше Сиятельство! Я не знал, что в такой степени известен на Первом Острове. И вообще я, болван, только сейчас понял, с кем имею честь беседовать. Извините меня за недостаточную почтительность и излишнюю болтливость!

— А почему вы считаете, что мы с Первого Острова? — с суровой настороженностью и подозрительностью спросил я.

— Но, Милорд, — гербы! А ГРАФИНЯ?! В этом мире существует только одна женщина, имеющая такую уникальную, божественную красоту! — ПОЭТ со страстным обожанием посмотрел на девушку, потом с интересом взглянул на меня. — Но Вы сами не с Первого Острова, и не со Второго. Правильно я угадал?

— Почему вы так решили? — спросил я удивлённо. — Чем же я отличаюсь от моих спутников?

— Всем, Милорд, всем, — ответил ПОЭТ. — Извините за дерзость, но есть такое понятие, как порода. Данное определение касается не только животных, но и людей. Ещё раз простите, но Вы не просто породисты, а породисты по-особому. И к тому же, этот Ваш лёгкий и необычный акцент. В нём присутствует тонкий и своеобразный шарм, знаете ли…

— Сударыня, вы слышали? — засмеялся я. — Когда у вас ещё будет возможность посмотреть на породистого мужчину с шармом!? Пользуйтесь случаем, пока не поздно. Ладно, пора нам снова в путь, господа! Путь — это вечный ПУТНИКА удел. Вперёд и только вперёд!

Процессия продолжила движение. Я ехал впереди на коне, так как захотел побыть в одиночестве и подумать. Вокруг по-прежнему простирались необъятные степные просторы необыкновенной красоты. Они были расчленены и разрежены жёлтыми полосами и клиньями убранных зерновых полей. Травы росли буйно, доходили до пояса человека, а в некоторых случаях и до плеч.

Цвет их был неуловим, так как осень всё смешала и перемешала в одном грандиозном коктейле, который поражал воображение. Переход от белого в серый, от серого в бурый и зелёный, от зелёного в жёлтый и оранжевый, а потом в пламенеющий красный, и от него в оливковый и пастельный. А затем следовала мешанина всего этого и вакханальное буйство цветов и оттенков. Дышалось легко и свободно. Птицы пели громко и весело. Ах, как хорошо, однако! Есть рай на земле!

Несколько раз в траве я различал прозрачные, едва уловимые, очевидно, только для меня, контуры ЗВЕРЯ, который, как всегда стремительно рассекал пространство, сгущая его перед собою, а затем с лёгкостью преодолевал невидимый барьер. Следы от потревоженной Собакой степной сущности кружевами оплетали наш путь. На них внимания никто особенно не обращал, так как ветер царствовал повсюду, создавая на поверхности задумчивых осенних трав всеобщий хаос и неразбериху.