Полузвери (СИ) - Ксения Анатольевна Татьмянина Страница 27

будущего: завтра с утра пойду по магазинам и наберу всего про запас от примитивных трусов до ботинок, отосплюсь и отъемся. Схожу в кино одна, посижу в кафе одна, поживу день мирной жизнью под защитой замедлителя регенерата, притворившись обычной молодой и беззаботной женщиной, которая отдыхает в воскресенье. Без оглядки на слежку. И без единой мысли о плузверях, секте, команде и сородичах-некромантах… с последним не очень получится. Притвориться можно, но глаза и нюх не выключишь — духовные трупы буду видеть, а неупокоенное тело смогу почувствовать и глубоко под фундаментом торгового центра, если там попадется кто-то очень исторически-давний. Моя природа всегда со мной, от нее не сбежать.

А хочется. Отец всему учил, и я прилежно училась… как жить травоядным и по сути безобидным животным в мире, где есть охотники за нашим некромантским мясом и шкурками. Правильно Фортен сказал — «выживанию». Судьба же, вот подарок, подбросила мне в пару буквального хищника, Инквизора и полузверя в одном лице, и его стиль жизни иной. Сегодня почти получилась гармония, если он догоняет, а я убегаю, и полный провал, когда он нападает, а я не умею драться…

От меня пахло жертвой? Исконной, животной, той самой травоядной добычей, которая противна полузверям?

Нольд завернул куда-то с дороги, встал на парковочном месте и выключил мотор. Машина вся погасла в полутьме и тишине. Свет проникал в салон со стороны лобового стекла от далеких фонарей дальше по улице, а звук остался только внутренним. Я услышала, как скрипнула обивка сиденья, когда Нольд откинулся на него спиной. Он устал? Мы даже домой не доехали.

— Ева, не молчи.

Да я бы не молчала, если бы знала — что говорить. Отстегнула ремень, качнулась к нему и обняла под руку, щекой прижавшись к плечу — слов нет, но он не должен думать, что я зла или обижена. Это не правда.

Мы какое-то время просто так сидели, и Нольд сам погружался в тяжелое молчание. Он не ответил никак на то, что я к нему прижалась, даже не приобнял взаимно. Во всем его теле была одна напряженность.

— Не умею я по-человечески… Ты в праве меня ненавидеть.

— Если так, то ты в праве меня презирать.

Он вздрогнул, наконец-то разжал кулаки и тронул меня за руку, сказав яновскими словами:

— Ты рехнулась? Не говори так.

— Тогда и ты так не говори. Сам знаешь, что ошибаешься.

Нольд машину не заводил, домой не ехал, и я терпеливо ждала еще чего-то. Да, по-человечески у него хорошо получалось молчать, а изнутри, прямо кожей чувствовала, кипело скрытое и болезненное. Невидимая рана, не дающая покоя.

— Я сильнее тебя, Ева… тяжелее, крепче, выносливей, превосхожу во всем. И при этом ни разу не смог уберечь. Ты защищала Яна как могла, а я тебя — не мог даже так. Ты в него ни одного удара не пропустила, а я в тебя — все. Появлялся слишком поздно целый и невредимый и забирал то замерзшую, то поломанную, то израненную… такой весь… ноль. А пытаясь помочь уроками, делаю хуже и причиняю боли еще больше, чем тебе и так досталось. Не хочешь меня ненавидеть, но по сути — должна.

— Отличная идея, Нольд. — Нарочно перебила и сделала тон холодным. — Чтобы стало совсем жалко, я добавлю: а где ты был в мои пятнадцать, когда сектанты убили отца, а за мной гнались как за добычей? В мои семнадцать, когда разбилась на мотоцикле и уползла умирать в овраг? В двадцать, когда едва ли не на улицах милостыню просила, выживая без дома и еды и перебиваясь помощью некромантов, когда те замечали знаки «нужды» и давали немного денег? В двадцать три, когда училась на редакторских курсах в крупном городе с риском быть пойманной любым патрулем на любом перекрестке? В двадцать восемь, когда трое суток пряталась в заброшенном подвале без еды и воды, пережидая внезапную облаву Инквиза… продолжать? Сам выбрал некромантку, сам выбрал вольную, сам и расхлебывай.

Выдохнула и продолжила мягче:

— Глупо каяться в том, что тебя рядом не было — моя жизнь изначально полна опасностей, и лучшее, что ты делаешь — это учишь справляться одной. Не будем притворяться, что мир и люди — это поле с одуванчиками и вечное солнце, готовь к худшему. Тренируй, и чем тяжелее, тем полезнее, — знания и навыки будут тем щитом, которого у меня раньше не было. Себя жалеть — бесполезно…

Напряжение Нольда ушло, сказанное помогло. Он затих, погрузившись в себя и, кажется, вытравливал из чувств ощущение бесполезности и бессилия, особо болезненные потому, что он мужчина.

— Что я могу сделать для тебя сейчас?

— У меня ноги босые, волосы никак не высохнут, я голодная и уставшая. Это меня беспокоит намного сильнее, чем вчерашние порезы, от которых уже и следов не осталось. Так что вези домой, грей и корми.

* * *

Утром Нольд пил кофе с таким лицом, что я не выдержала и спросила:

— О чем думаешь?

— О девушках.

Наивно прождав продолжение, перетерпела секунд тридцать, и уточнила, сыграв в ревнивицу:

— О каких еще девушках?

— О вольных. Не знал, что это может быть приобретенным, а не врожденным свойством у женщин. Твои подруги ничем не отличались от всех работниц Инквиза до случая с Серапионом, а тут вдруг — ни капли запаха.

— Думаю, что они вот-вот и без трупов на спине станут. Это все связано. Планы на сегодня какие? За одеждой поедем? За посудой и продуктами?

Нольд кивнул:

— Закину тебя куда скажешь, но сам уеду — мне нужно последний раз встретиться с Ингой и закрыть наш договор. Оставить денег на первое время, пока после выпуска работу будет искать, да и просто спасибо сказать за помощь и терпение.

А я о нольдовской содержанке забыть успела.

— Ходить по центру вдвоем в любом случае нельзя. Могу купить, что скажешь, отдельно от тебя.

— Хорошо… Нольд, я хочу о Вилли спросить.

— Да.

— Вы, полузвери, не воспринимаете таких как он больными?

— Нет. Я и не задумывался об этом. К тому же… — Нольд невесело прищурился. — Меня тоже можно счесть за больного, разве нет? Даже обычных мужчин женщины считают грязными животными за их тягу к сексу. Не все, и не всегда, но такое есть. Умножь меня на двое, и вот тебе грань с тем, что обычные люди назовут патологией.