Тени за холмами (СИ) - Крейн Антонина Страница 28

— Да, госпожа Тинави? — коронер свесился рядом с Ищейкой.

Еще рисковей, ибо он был под два метра ростом, и гномий подоконник для Эша отнюдь не являлся преградой.

— Береги себя — это раз, — проворчала я. — И поищи в ранах… Э-э-э… Каменную крошку, что ли. Из чего делают горгулий, кто знает?

— Найду в ранах — сообщу, — кивнул коронер.

Я, как столетняя старуха, пошла дальше сутулиться над редкими следами улетевшей скульптуры.

Ну, зато работа на свежем воздухе. Здоровее буду.

[1] Свид — сокращение от Свидетеля Смерти, традиционного шолоховского названия коронеров.

— Вы тут горгулью не видели? — спросила я полчаса спустя у торговца мармеладом.

— Живую? — поразился он.

— Нет, каменную. Ну что вы обижаетесь — я не шучу!…

Лавочник воззрился на меня подозрительно. Он стоял, прижимая переносный прилавок со сладостями к огромному животу, и кожаные ремешки обхватывали шею старика, помогая держать поднос: идеально для уличных торговцев.

Особенно когда погода выкидывает фортель, и мирное весеннее утро оборачивается первой в этом году грозой: безжалостной, беспощадной, сдавливающей землю, как типографский пресс…

Мы с торговцем теснились под одним и тем же дубом, загнанные туда дождем.

Хотя каким дождем! Потопом!.. Хляби небесные разверзлись. Вода не то чтобы стекала вниз — стояла стеной. Столица превратилась в ледяное молоко дождя, такого плотного, что он казался белым, а не прозрачным. Бульвары развезло в сплошную манную кашу.

Поэтому — да, никаких тебе больше следов. Отпечатки горгульи довели меня аж до района Стариков, а тут пришлось заняться допросом свидетелей… Но в первую очередь: спасением своих ног от воды.

Лавочник смотрел на меня с завистью. Он стоял в грязи, а вот я сидела на ветке дуба.

Больше на улице никого не было. Уже давненько все попрятались по домам: стоило лишь небу разрыдаться…

— Так что: горгулья вам на глаза не попадалась? — я повторила вопрос.

— Купи конфету, деточка, и я скажу, — обреченно вздохнул торговец.

Минуту спустя моё сидение на ветке раскрасилось приятной дозой эндорфинов: на языке таяли мармеладки… Торговец тоже слегка повеселел.

А потому сказал:

— Горгулью я видел. Каменную, да. На козырьке во-о-он того ресторанчика, — он кивнул куда-то в непроглядную гущу дождя. Тотчас понял, как бессмысленнен жест, и крякнул:

— Ну, есть там ресторанчик, короче. Захотите — найдете, я же вижу, вы девушка упёртая…

В этот момент я старательно отгрызала голову мармеладному оленю.

Торговец добавил:

— Только сегодня горгульи не было, увы. Сняли, что ли…

— Или сама снялась. С насиженного места, вершить правосудие, — вздохнула я. — Точнее, совершать убийство. Но, наверное, каждый преступник думает, что он прав, да? Преступить закон легко, преступить свою совесть — сложнее. Поэтому злодеи до пепла хорошо обманываются: переставляют у себя в голове фишечки так, что сами себе кажутся чуть ли не героями…

Торговец удивленно распахнул глаза:

— Это мой мармелад так действует? Или ты по жизни философ, девочка?

— Второе.

— Жаль… Хорошая была б реклама, — посетовал торговец.

Я, спрыгнув с ветки в лужу, расплескала грязь. В небе светанула молния. И тотчас — гром.

Попрощавшись с лавочником, я перебежками сквозь мглу рванула к «В-о-о-он Тому Ресторанчику».

Я не из тех, кто ждет конец дождя.

Возможно, дождь вообще старается для нас. И прятаться от него — как отвергать того, кто всеми силами стремится тебя развеселить.

Пусть и в своей диковатой манере.

У ресторанчика был навес. Я забежала под него со свитой из двух ташени, которые, оказывается, гнались за мной сквозь непогоду. Магические пташки не боялись ливня. Но тяжесть текущей воды прибивала их к земле, поэтому письма скорее ползли, чем летели, и были все испачканы в грязи.

«В ранах гнома — мраморная крошка. Я померил размеры синяков: похоже на горгулью, да. Эш»

«Вечером господин Сэммидик был в гостях у конкурентов, ресторана вересковой кухни «Пустошные демоны». Говорят, они на голову отшибленные бандюги. Грязно играют на рынке, воруют рецепты. Была громкая ссора. Сэммидик пообещал их «уничтожить». У входа есть фигура горгульи. Андрис».

Я шмыгнула носом — холодно все-таки, вымокла насквозь, — и перевела взгляд от записки на дверь ресторана.

«Пустошные демоны» — гласила табличка. Я улыбнулась, выжимая волосы в пучке. Ну как же я люблю, когда всё сходится!

В этот момент плотно закрытая штора на окне ресторанчика отдернулась. Мелькнуло зверское лицо хозяина — бандитская рожа, косоглазая! Человек увидел меня, увидел татуировку Ловчей на моей поднятой руке (ну и пусть не сияет!). Его лицо злобно перекосилось. Он что-то сказал условно в мою сторону — жаль, не умею читать по губам — и задернул штору.

— Позову-ка я для допроса Андрис, — пробормотала я. Потому что, очевидно, в этом доме мне не будут рады.

И тут за спиной раздался — даже сквозь дождь слышно — хруст раскрываемой мраморной пасти…

— Я Ловчая. Меня не надо убивать, себе дороже, — я честно предупредила горгулью.

Ага, конечно. Будто её смущали проблемы с законом. Каменная тварь раскрыла рот во все шестьдесят четыре точеных зуба, и, вскинув крылья стрелами, шагнула на меня. Я выхватила из одного кармана плаща горючую смесь в пузырьке. Из другого — катализатор.

— Горгулья! — строго сказала я. — Если я брошу это тебе в пасть — взорвешься. А ты не хочешь взрываться, поверь.

И я для наглядности потрясла флакончик, в котором дивно двигались мерцающие искры ворожбы…

— Хххххххххх! — сказала горгулья, и, чудное дело, в ее каменных глазах промелькнуло сомнение. Она даже чуть отступила.

Может, со скульптурой-убийцей получится договориться? Мне бы не помешал свидетель, когда я буду «шить дело» на хозяина ресторана… Ведь заказчик, очевидно, он.

И вновь мелькнула молния. И снова — гром.

Тотчас другая вспышка — куда скромнее, незаметна глазу, — явила подле меня… Полынь. Куратор Прыгнул точно под козырек, ко мне лицом. Спиной к горгулье.

— Я не пользуюсь Умениями просто так, но сейчас мне нужно развеяться, а это лучший способ сделать это быстро, — сухо оттарабанил он, очевидно оправдываясь перед собой, а не передо мною.

— Э-э-э, Полынь. У меня тут как бы убийца, — ошарашенно протянула я, взглядом указывая на химеру.

Куратор развернулся на каблуках. В ладонях у него еще в повороте засиял магический пульсар.

— Ххххххх! — истерично зашипела горгулья, а потом взлетела на козырёк. И, судя по тяжело сотрясшемуся зданию, сразу поскакала дальше.

— Ловчий, так тебя раз так! — рявкнула я на куратора. — Ты спугнул моего преступника! А ну подсади меня!

— Да ты наглая стала, — поразился Внемлющий, подставляя руки замком.

Мгновение спустя я была на козырьке. Горгулья уже большими прыжками сигала прочь по крыше ресторана. Дождь шипел и плескал, разбиваясь о черепицу; тысячи водяных кратеров плясали по кровле. Лес вокруг бушевал зелёными волнами едва народившейся листвы… Бедная! Не успела войти в цвет — а тут такие испытания!

Полынь подпрыгнул и, подтянувшись, очутился рядом со мной.

— Вот это твой убийца? — он пальцем, украшенным пятью перстнями, ткнул на силуэт горгульи, переваливающейся под дождем.

Ты-ды-жжжж! Снова молния.

— Да!

— Ну, бежим!

И мы побежали.

Оскальзываясь и спотыкаясь. Горгулья тяжело сипела, грузно приземлялась после каждого прыжка — и тотчас отталкивалась для нового, некрасивого, но эффективного полета. Где ей не хватало грации, помогали крылья-балансиры. Мы же оказались сами по себе: вся ответственность — на природной ловкости…

Хорошо хоть, бегаем в районе Стариков. Тут дома клеются друг к дружке, как опята на бревне.

Первая крыша была почти плоской, но вторая — с острым коньком.