Записки охотницы (СИ) - Муравская Ирина Страница 28

По легенде эйнхерии — падшие войны, которых подбирали с поля боя валькирии, то бишь мы, но это не совсем верно. Они такие же полубоги, как и девы-воительницы, однако продолжительность их жизни куда короче.

По сути своей, они смертные. Только отведено им не восемьдесят лет, а… ну допустим, четыреста. Но это при условии, что они не погибнут раньше. От болезни, несущегося на тебя поезда или банального ножика в темной подворотне. Что поделаешь. Я уже говорила, люди так недолговечны.

Когда стало очевидно, что на молодцов-удальцов рассчитывать не приходится, валькирии возросли в цене. Немного терпения и вот уже армия первых тринадцати валькирий готова тренироваться, сражаться и умирать за своего владыку.

Хм… Мне говорить о том, что вскоре узналось, что и сами валькирии (так как в их жилах течет толика божественной крови, что расценивается как хорошая генетика) способны вынашивать себе подобных, но лишь от смертных? А, уже сказала. Ну и ладно.

Более того, последующее поколение дев-воительниц рождалось и росло в неведении от родителей, будь то дети богинь или же валькирий. Все исключительно ради того, чтобы сохранять в женском (заменить на “змеином”) коллективе подобие равноправия и избегать попыток узурпирования права на превосходство. Так что среди наших мало кто знает свои корни. Лично я вот вообще не представляю, чья конкретно я там дочь.

Очень сложно и очень запутано, согласна, но, слава… хм, случаю, никаким инцестом тут не пахнет. Природа, наплевав на жалкие попытки богов пугать своих могуществом, решила по-своему.

Смертные мужи… А не забавно ли, что в качестве “жертв”, в конечном итоге, были принесены именно мужчины? Я ни в коем случае не намекаю на феминизм (есть только чуть-чуть), но у женщин определенно больше прав. Никому так не кажется, нет?

Ну, а если говорить о возрасте вечных (я же так и не объяснила эту деталь), тут однозначно придется прибегать к цифрам и если прикинуть в уме расчеты, то выходит где-то пятьдесят к одному.

В смысле: пол прожитых века за один человеческий год взросления. У богов немного иная схема, но я туда даже не хочу влезать. О чем говорить, если самый “зеленый” из них едва ли моложе египетских пирамид.

А вот у валькирии первые “человеческие” десять лет жизни проходят почти мгновенно. Чаще всего на это требуется не более века, хотя бывают и припозднившиеся цветочки (то есть, по временным рамкам я родилась в веку эдак тринадцатом. Нашей эры, разумеется).

Первое столетие нас воспитывают и обучают основным азам мировых познаний (я вот лично ненавидела нудные “школьные” уроки), после чего разделяют на группы и закидывают в любую точку земного полушария, где имеются свои “базы” (я тогда оказалась в Индии). С этого момента для детишек заканчиваются устные занятия и начинаются суровые тренировки.

Тренировки, тренировки и еще раз тренировки. Последующие несколько столетий (три, четыре, пять — все зависит от способностей и желания), мы не видим ничего, кроме тренировочных площадок, оружия и тренеров-диктаторов.

Тогда же кровью и потом выбивается право на повышение ранга, по достижении которого рекруту даруется свое особенное и ни с чем несравнимое копье. Мало того, что оно становится продолжением валькирии, но каждое к тому же уникально и не имеет аналогов. В общем-то, как и мы.

Когда гуру боя и сражений (назовем их так, а то инструкторы как-то не звучит) считают твое обучение завершенным, ты выпускаешься в большой мир. Меня снарядили доспехами и отправили в подчинение старших валькирий в веку эдак семнадцатом (веселое, кстати, я застала времечко). А по человеческим меркам мне стукнуло на тот момент лет… ну да, как раз где-то семнадцать.

Если кто-то следит за подсчетами, то явно заметил, что выслужиться мне особо не удалось. В прямом повиновении я пробыла чуть больше двух столетий, после чего произошел упомянутый ранее инцидент, после которого меня с треском выперли из строя воительниц.

Ну а оставшиеся неполные два века я провела в одиночестве. И вот она я… дамочка двадцати пяти годиков по стандартным меркам, у которой за плечами восемь пронесшихся как одно мгновение столетий. Так что не такие уж мы и нестареющие. Нет, мы взрослеем и растем. Просто очень медленно.

Если повезет, смогу отжить еще веков десять, после чего достигнув людских сорока с хвостиком, застыну в последней ипостаси. Так уж сложилось. Никому же не нужны еле передвигающиеся на артритных ножках бабушки-одуванчики. Представляю, как бы мы тогда использовали копья вместо трости и с кряхтением рвались в бой.

Наверное, это все сложно для восприятия. У меня самой медленно вскипают мозги, когда я начинаю вникать и анализировать. К черту. Меньше знаешь, умнее выглядишь. Ну и крепче спишь.

Только вот со сном у меня проблема. В Москве уже наступило утро, а я все сижу в кресле. Хотя, кажется, успела задремать. Минут на десять.

— Ты тут решила утроить наркоманский притон!?

От сердитого визга подпрыгиваю и поспешно пытаюсь проморгаться. Фиг там, веки категорически не слушаются. Они же только-только успели расслабиться и поверить, что наступил долгожданный отдых, а тут на те… Ева орет.

Не просто орет. Стоит в дверях злая, похуже резвящихся в банный день утопленниц, морщится и машет руками, пытаясь разогнать что-то, что видит только она.

— Все насквозь провоняло табачным дымом. Фу… — Ева нажала что-то на настенной встроенной панели. Тут же в потолках приглушенно задребезжали скрытые за решетками вентиляторы. — Тут вообще-то вытяжки стоят, чтобы люди не травились.

— Я не знала, — устало потираю глаза и перемещаюсь с кресла на кровать. Всё, что я сейчас хочу — уснуть. Уснуть и не просыпаться. В ближайшие часов двенадцать. Нет, лучше двадцать.

— Ты вообще не спала что ли? — слышу её, но почти не слышу. Уже проваливаюсь в глубокое и такое приятное морфейное царство. — Я ухожу. Днем зайду в магазин, хоть немного забью холодильник. Где твой кошелек?

Вслепую тычу пальцем. Дальше не помню. То ли направление оказалось верным и меня больше не трогали, то ли попросту засыпаю. А потом через блаженное забытье слышу, как что-то настойчиво трезвонит. Очень настойчиво и очень долго. Очень долго. Настолько долго, что приходится проснуться.

Надоедливым звоном оказывается дверной, чтоб его, звонок. Бреду к двери наощупь и с полузакрытыми глазами. И сколько мне удалось поспать? Пару часов хоть набралось? Пытаюсь отыскать взглядом настенные часы. Пару, ага… я продрыхла часов восемь, не меньше. В окна даже солнышко заливает. Сладко потягиваясь, открываю дверь…

Доброе утро, блин. Стас. Ну, супер. Только его и не хватало.

— Чего надо? — сердито почесываю разлохмаченные волосы.

— Почему телефон вне зоны доступа?

— Я его разбила.

Неприкрытое изумление.

— Разбила? У тебя какие-то личные проблемы с техникой? Ладно, неважно. Собирайся.

Мне это снится, да? От меня опять что-то требуют?

— Даже не подумаю.

— Разрешения не спрашиваю. У тебя десять минут.

Какие ж они оба приставучие. Это генетическое, да?

— Куда?

— Увидишь.

Варвара, держи хвост пистолетом! Не сдавайся.

— Мне сейчас не до свиданий, ты уж извини...

Насмешка в ответ. Его что, позабавило это слово?

— А разве речь об этом? — косится на наручные дорогущие часы. — Осталось девять минут. Просыпайся, время тикает.

НОРНЫ

Десять минут, ага. Как же. Из вредности лезу в ванную и не меньше четверти часа торчу там. Взбодриться-то надо, а прохладный душ никого еще не подводил. Все так же никуда не спеша плетусь сушить волосы и еще минут пять трачу чисто на то, чтобы разобраться, как работает местный навороченный фен с кучей примочек и насадок.

Стас терпеливо (что удивительно) дожидается в гостиной, вальяжно расположившись на диване и тыркаясь в телефоне. Несколько раз прошмыгиваю мимо в трусах и майке (а чего, он же уже всё видел) и пытаюсь вспомнить, куда я положила косметичку.