Бренда Джойс - Темное искушение Страница 29

Теперь Клэр лежала, неспособная пошевелиться. Она не знала, как долго он занимался с ней оральным сексом, но испытала столько оргазмов, что сбилась со счета. Все ее тело сейчас болело. Но Малкольм так и не достиг его.

Что только что произошло? Как она позволила этому случиться? И как насчет его удовольствия? Наконец-то она могла снова здраво рассуждать. Она больше не узнавала себя. Это любовная игра была его идеей?

Собирался ли он сейчас заняться с ней любовью, когда она, наконец удовлетворена, как никогда в своей жизни?

Она закусила губу, потрясенная волной желания, возникшей при воспоминании о том, как он двигался на ней, в ней. Но сейчас он был неподвижен. Его щека интимно лежала на ее бедре, и сейчас она остро ощущала огромное напряжение в его застывшем, твердом теле.

— Малкольм, — позвала она и не узнала собственный голос.

Она, наконец, поняла, что в нем шла внутренняя борьба.

Он дышал тяжело и резко. Всего лишь раз, быстро, но нежно, он прикоснулся рукой к сосредоточению ее женственности. Затем он встал с постели, набросив на нее меховое покрывало, и их взгляды встретились.

Встревоженная, она немедленно села. В его глазах горело вожделение. Увиденная ею сильная страсть откровенно пугала. Его безжалостное лицо и огромное копье, выпирающее из-под туники, заставило пересохнуть ее рот, а сердце помчаться вскачь. Клэр быстро отвела взгляд от его горящих глаз, начиная дрожать.

Она умерла, получая от меня удовольствие.

Возможно, та женщина умерла, потому что он был таким сексуальным и таким сильным.

Это была пугающая мысль.

Он развернулся и вышел.

Клэр тяжело дышала, широко открыв глаза. Ее первая реакция была побежать за ним, но что потом? Ему не нужно утешение, не так ли? Ему нужен секс, но он удовлетворил ее, ничего не прося взамен. Ошеломленная, она откинулась назад на подушки. Возможно, пришло время изменить свое мнение о нем.

Он совершенно неподвижно стоял на крепостной стене между двумя башнями, легкий утренний ветерок колыхал его лейне[11] на обнаженных бедрах, а рука сжимала рукоять меча. В нем чувствовалась напряженность. Леденящий холод накрыл Уркхарт в тот миг, когда он прошел через сторожевую башню у ворот. Морей ожидал его.

Его желудок скрутился узлом. Было много предупреждений, но он проигнорировал все. Он взглянул на крытый проход вверху, а затем вниз, никого не было. Он взглянул вниз: сначала на двор замка и находящихся там крестьян, а затем осмотрел широкую серебряную гладь озера Лох Несс.

Бриз подул на него, прошептав его имя:

— Калум.

И это был не голос ветра, а голос Морея, лорда тьмы — его смертельного врага.

Он задрожал от гнева и ненависти, и рывком открыл деревянную дверь каменной башни. Тьма опустилась на крепостную стену, как надвигающаяся буря, заволакивающая свет восходящего солнца. Какой-то миг он не мог видеть.

Морей улыбался ему.

Его зубы были потрясающе белыми. Его кожа была бронзовой из-за веков под солнцем, но выглядел он лет на тридцать пять. Он был одет в духе английского двора: чулки алого цвета, черный шерстяной камзол, отделанный горностаем и красно-черный плед, скрепленным на плече золотой брошью с рубином. Морей был Защитником Королевства и привилегированным советником короля Джеймса.

— Я ждал тебя, Малкольм, — промурлыкал Морей по-английски. Он улыбался, произнося это.

— Tha mi air mo sharachadh. Я устал от этого.

Морей казался довольным, его улыбка стала шире.

— Что тебя так долго задерживало?

Он поднял свой меч, и он зазвенел, выскальзывая из ножен.

Все мысли исчезли. Здравомыслие тоже пропало. Малкольм выхватил свой меч и с боевым кличем бросился в атаку:

— A Bhrogain!

Морей легко встретил его удар, и когда два огромных клинка скрестились, он понял, что столкнулся с силой и мощью, о которых никогда не подозревал. Он никогда не проигрывал битвы, но в этот миг он усомнился, что сможет победить Морея.

Морей отклонял каждый его удар, словно он был младенцем в пеленках.

Бой становился нелепым. Морей играл с ним, тогда как у него не оставалось сил удерживать свой меч. Он должен был прислушаться, должен был подождать. Его силы были еще в новинку для него и слишком неразвиты. Внезапно Морей прорвался сквозь его защиту и вонзил клинок глубоко сквозь мышцы и плоть, до кости.

Он задохнулся, понимая это с ужасом, сопровождающим ослепляющую боль и жар.

Морей улыбался, загоняя меч полностью в его тело, через сухожилия, мышцы, пригвождая его к стене.

Морей выдернул меч, с лезвия капала кровь.

Он пытался бороться с внезапно нахлынувшей ужасной волной слабости, но это было невозможно, и он осел на пол. На башне стало поразительно тихо. Он задыхался от боли, ярости, крови и понимания, что Морей исчез.

Он крепко зажмурился, но не из-за жгучей боли в груди. Все, о чем он мог думать, были священные обеты, которые он недавно дал. Он поклялся на древних и священных книгах в святом храме защищать Бога и человечество. Но зло только что покинуло башню, и оно будет преследовать Невинных от одного края королевства до другого, всегда.

И в тот оглушающий миг ясного осознания, он понял, что должен жить для защиты Невинности, как это делали Броган и его предки.

И вспыхнуло сильное желание. Это была жажда жизни, бушевавшая в нем.

Кое-как он постарался подняться на ноги, зажимая кровоточащую грудь. Его тело кричало о жизни. Возникло желание, и он внезапно понял, это отчаянная потребность в силе, для восстановления собственной мощи. Но он был один, и жизнь быстро покидала его. Смерть подкрадывалась к нему, и он молил Древних, тех, кто первыми послали Повелителей на землю.

В башню стремительно ворвалась женщина, со страхом выкрикивая его имя.

Он был при смерти. Ее очертания расплывались, кружась перед его глазами, башня плыла серыми пятнами. И он был поражен, так как знал, что она была послана ему.

Она подбежала к нему. Прежде, чем она к нему прикоснулась, он понял — она была молода, чиста, здорова и полна той жизненной силы, что так была ему необходима. Он протянул к ней руку. Он помогла ему стать прямо, и он почувствовал ее силу, перетекающую в его вены.

Он вскрикнул от облегчения.

Она пошатнулась, и он поддержал ее. Каждый момент их единения возвращал ему силу, увеличивал ее, усиливал. Это было так хорошо… и он ликовал.