Суженая императора (СИ) - Наталья Юрьевна Кириллова Страница 29

– Добрыми. А твои?

– Не знаю. Не помню, что мне снилось.

– А мне снилось, будто я был простым странником и искателем приключений. Забрёл в Беспутный квартал и встретил там тебя…

– И кем же я была? – уточняю с улыбкой.

– Собой, – Стефан тоже улыбается. Высвобождает из-под одеяла вторую руку, касается выбившейся из косы светлой прядки.

– Которой собой? Я бывала разной… и не все из этих «я» живы по сей день.

– Просто собой. Яркой, подобно пламени. И прелестной, словно дева лесная.

– И в перешитом мамином платье.

– Платье я не запомнил. Это всего-навсего сон, Астра, а во сне люди не занимаются расчётами и философскими диспутами.

Я и сейчас, по пробуждении, не хочу ни просчитывать возможные риски, ни выгадывать, кто мне друг, а кто враг. Но и иначе нельзя.

Стефан вдруг склоняется ко мне, накрывает мои губы своими. Медленно, осторожно, точно не уверенный в моей реакции. Я легко откликаюсь, мне не неприятны его поцелуи, и я не вижу резона отталкивать его из-за каприза или надуманного принципа.

Поцелуй наполняется уверенностью, настойчивостью, но всего в меру, без грубоватых излишеств. Стефан не напирает, не норовит взять штурмом, будто осаждённую крепость, и я охотно тянусь навстречу, обнимаю его за шею. Чувствую, как Стефан пытается аккуратно сдвинуть преграду одеяла между нами, однако не преуспевает. Из приёмного покоя доносятся голоса, шаги, приглушённый шум – пришли служанки, а значит, пора вставать. Стефан отстраняется, хмурится с досадой.

– Надо идти.

– Да, конечно, – я и сама ощущаю толику разочарования.

Сажусь, наблюдаю, как мужчина выбирается из-под одеяла, надевает халат.

– Ты помнишь, кто из фрайнов, помимо фрайна Бромли, сопровождал тебя в той поездке по Эате?

– Разумеется, помню. С некоторыми из них я беседовал недавно.

– О той поездке?

– И о ней тоже.

Ожидаемо. Меня фрайны едва ли запомнили – в отличие от ситуации.

– И кто эти достопочтенные фрайны?

Стефан задумывается на секунду-другую.

– Фрайны Рейни, Милес, Эвклиди, Тинсли и Элиас, – перечисляет послушно и одаривает меня взглядом удивлённым и пытливым одновременно. – Почему ты о них вспомнила?

– Нынче я часто возвращаюсь мыслями в те дни, – мой ответ уклончив, я не тороплюсь посвящать Стефана в собственные подозрения, пока не разберусь во всех тонкостях, во всех нюансах, словно передо мною схема неизвестного артефакта и следует прежде изучить её и лишь затем приступать к подбору заготовок и сборке первого, пробного экземпляра. – Эти славные мужи и по сей день при дворе?

– Да. Кроме фрайна Эвклиди – по состоянию здоровья он уже несколько лет не покидает родовое гнездо в Энгеде. Фрайн Элиас с моего дозволения покинул двор за неделю до оглашения, фрайн Рейни отправлен со срочной миссией в Эату.

– Зачем? – настораживаюсь.

– Сам я сейчас не могу туда ни поехать, ни полететь, а часть вопросов необходимо разрешить на месте. Кстати, фрайна Рейни ты должна помнить.

– Разве?

– Это он сдал меня с потрохами своим бесконечно обеспокоенным «Ваше императорское величество, куда вы пропали?!», – Стефан усмехается добродушно. – Когда мы с тобой встретились впервые на том берегу…

– А-а, это когда ты не сходя с места решил поцеловать меня?

– Прямо уж не сходя…

– Почти. Сколько мы прежде проговорили? Минут десять?

– Возможно, я поспешил… немного.

– Вот как? Ты же попросту принял меня за хорошенькую селянку с даром, оттого и попытался приступить к делу немедля.

– Позже Блейк признался, что нарочно обратился ко мне официально, – Стефан морщится, явно не желая обсуждать каждую деталь нашего знакомства. – Сказал, нельзя допускать, чтобы все красавицы доставались мне одному. Встретимся на благодарении, Астра.

Я киваю.

Стефан выходит из спальни, я слышу, как служанки умолкают мгновенно при виде повелителя, выдыхают слаженно: «Ваше императорское величество». Я откидываюсь на подушку, перебираю новые имена.

Похоже, фрайн Рейни по-прежнему в доверенном круге императора. Человеку, стоящему на шаг дальше, вести подобные фривольные речи, тем более за глаза, непозволительно, неслыханно. Человека, стоящего на шаг дальше, не отправят улаживать деликатные вопросы происхождения полукровки, лишь по странной прихоти богов ставшей суженой государя.

* * *

Следующие несколько дней моя жизнь подчинена расписанию, утомительному в своей однообразности, серому, словно затянутые облаками небеса за окном. Каждое утро я поднимаюсь, прохожу через практически церемониальный ритуал утреннего туалета и в сопровождении Шеритты иду на благодарение. Затем храм сменяется трапезной и долгим завтраком. После я возвращаюсь к себе и ожидаю прихода портних и белошвеек, торопящихся закончить работу над гардеробом суженой императора. Кроме мастериц, покои наводняют люди, которым вскоре предстоит начать учить Миреллу. До недавнего времени моя дочь посещала только храмовую школу в Университетском квартале, где за умеренный ежемесячный взнос мальчиков и девочек учили письму, чтению, счёту и другим основам. Когда Мирелла станет постарше, я планировала подыскать учебное заведение посолиднее, где дочь сможет углублённо изучить более серьёзные науки, хотя и понимала, что во Франской империи выбор для девочек невелик. Храмовые школы, платные и бесплатные, смотря по тому, при каком храме и где он находился, обучение домашнее или в монастыре, если у семьи хватало денег для внесения регулярных плат, – вот и весь путь.

Теперь же Миреллу ожидают учителя, которые будут заниматься только с нею, своя классная комната и собственное расписание уроков. Мне ещё предстоит разузнать, что именно будут преподавать Мирелле, и внести свои коррективы, обсудить нюансы. Меньше всего мне хочется, чтобы дочь не знала ничего, кроме вышивки, танцев и игры на музыкальных инструментах. Шеритта сетует, что её младшая дочь уже слишком большая, чтобы быть Мирелле компаньонкой и подругой и учиться вместе с нею, и я соглашаюсь с фрайнэ Бромли. В храмовой школе Мирелла общалась с ровесниками, дружила с другими девочками её возраста, но с кем ей играть здесь, в огромном дворце, где из детей лишь кухонные слуги да пажи?

Первые дни Шеритта внимательно присматривается к моей девочке, будто выискивает в Мирелле фамильные черты, сходство с её отцом. Она и впрямь не говорит мне ни одного недозволенного, оскорбительного слова, ни единого намёка или двусмысленности, точно всегда знала о существовании незаконной племянницы и не видела в том ничего предосудительного. Она не навязывается Мирелле, не подчёркивает, что она и моя дочь соединены узами родства, пусть и не самого близкого,