Вероника Горбачёва - Иная судьба. Книга I Страница 3

Бежать. Домой. Найти кусок сала или жира — и уж тогда кольцо снимется, непременно! Палец льдом из погреба обложить, чтобы сошёл отёк, намазать жиром и… Марта метнулась к низкой двери и вдруг споткнулась, обо что-то запнувшись. С ноги слетела туфелька, тоже явно господская, беленькая, с бантами, на высоком вычурном каблучке, к которому селянки непривычны. Мало того, что кто-то её обул, — подобрав юбки, Марта увидела на ногах белые тончайшие чулочки, прихваченные ниже колен подвязками.

Ей снова захотелось завыть. Куда она собралась? Домой? В господской одёже? Да уж лучше голышом! Мало того, что перстень, явно украденный, на руке сияет, выдаёт с потрохами, так ещё и каждый встречный-поперечный придерётся: откуда ты такая разряженная? Кого прибила? Или наряд тоже украла, как кольцо, а госпожу, с которой сняла, прикопала где-нибудь в овражке?

Она пропала. Она пропала. Она про…

Сидя на холодном земляном полу, Марта раскачивалась из стороны в сторону, взявшись за голову, и в отчаянии бормотала одно и то же: я пропала… Оттого и не слышала, как отряд рейтаров окружил лесную поляну, на которой стояла заброшенная избушка, как сомкнулась цепь вооружённых людей. Опытные наёмники действовали бесшумно: не бряцали оружием, не переговаривались, ибо план поимки преступницы был давно обговорен и вбит каждому ещё с час тому назад, в деревне, после того, как местный пастушонок, оглядываясь, не видит ли кто, сообщил капитану, что, кажись, заметил ту самую беглую девк… даму, которую третий день ищут. В сторону заимки бежала, нет, брела, спотыкалась, видать, вымоталась вся… Пастушка расспросили подробнее, сунули в зубы пару серебрушек — награда знатная за десять слов, да пригрозили отобрать, если узнают, что соврал. Обговорили план: доходят без шума, смотрят, нет ли рядом кого — вдруг у беглянки встреча с сообщниками, хорошо бы повязать всех сразу! Не исключено, что будут выставлены часовые, ведь число сообщников неизвестно, поэтому — поглядывать, зря не рисковать. А главное — брать всех живыми.

…Дверь распахнулась, едва не снесённая с петель сильным ударом. Марта зачарованно, как во сне, смотрела на чёрный силуэт мужчины, облачённого в доспехи. В спину ему светило солнце, лица было не разобрать, лишь блеснули белки глаз, странно отсвеченные синим. Ужасный человек надвигался, как рок. Судьба. Смерть.

Лязгнуло вынимаемое из ножен железо.

— Подымайтесь, ваша светлость, — спокойно сказал приятный мужской голос. — Именем закона — вы арестованы.

Возок был закрытый, душный, на высоких колёсах со странными упругими накладками. Не трясся, не выматывал душу, а мягко покачивался; после получаса такой езды Марту замутило. Но хуже всего была не тошнота, ранее неведомая крепкой деревенской девушке, и не то, что с неё не сводил глаз незнакомый рослый мужчина в кирасе и при тяжёлой трёхгранной шпаге, настолько длинной, что на неё, как на вертел, можно было насадить перепуганную и окончательно упавшую духом саму Марту. Самой скверной была деревянная груша во рту, которая, казалось, с каждой минутой всё больше распухала от слюны, и приходилось её то и дело сглатывать. И ещё — тошнотворный привкус дёгтя и чужих ртов, и впивающиеся в скулы тонкие кожаные ремешки, туго стянутые на больном затылке и не дающие кляпу отпасть, если жертва попытается вытолкнуть его языком.

Из-за этого-то кляпа она не то, что оправдаться — назвать себя не успела. Ей и пикнуть не дали. Там, в лесной избушке, сказав, что она арестована, незнакомец чуть посторонился, и в дверцу протиснулись ещё два дюжих молодца. Потеряв дар речи от страха, Марта попыталась отползти, теряя туфли, но её живо подхватили под руки и выволокли из халупы на белый свет, на зелёную траву, выставив на обозрение двух десятков вооружённых мужчин, что к тому времени окружили поляну. Куда бы Марта не повернулась — в голову ей глядели арбалеты.

Статный и мужественный капитан рейтаров бесстрастно оглядел бледную, как мел, девчонку, хватающую ртом воздух, и пожал плечами. Дело есть дело. Он всего лишь выполняет свой долг. По его знаку один из державших Марту, стянув зубами перчатку, резко и больно ткнул острым грязным ногтем под нижнюю челюсть, а когда та, невольно вскрикнула — умело загнал в приоткрывшийся рот деревянный шар, на шершавых боках которого имелось уже немало отметин. От чужих зубов. Затем, не давая опомниться, споро перехватил девичьи руки верёвкой.

— Сожалею, сударыня, — в учтивом тоне капитана не было ни грана издёвки, — но, согласно указаниям вашего супруга, вам запрещено говорить, а нам — слушать всё, что вы можете высказать. Причины вы и сами знаете. Будьте благоразумны. Следуйте за нами и не пытайтесь бежать, вам не уйти. Антуан и вы двое, обыщите дом, остальные разбейтесь на тройки и прочешите ещё раз округу. Первый, кто найдёт бумаги, получит особую благодарность от господина герцога.

Свет так и померк в глазах Марты. От герцога? Какие бумаги? Какой супруг? За кого её приняли? Мыча и дёргаясь, она пыталась протестовать, но солдаты встряхнули её, а один — несильно ткнул кулаком в бок.

— Отставить, — негромко приказал капитан. — Руки не распускать. Её светлость — дворянка, и пока не осуждена — пользуется привилегиями своего сословия. Держать, но не бить. Сударыня, рекомендую успокоиться и вести себя достойно, не провоцируйте моих людей.

— Ваша милость! — окликнули его из лесниковой избушки. — Пройти не изволите? Тут есть кое-что!

У Марты голова шла кругом. Как её только что назвали? «Её светлость… сударыня…» Какая ещё светлость? Единственный человек, кого в деревне и даже в баронском замке называли «его светлостью» — с почтением, ненавистью восхищением или завистью — был герцог Жильбер Анри Рене де… в общем, столько имён, что не упомнишь. Но кто он — и кто она? И что этому всесильному герцогу до ничтожной селянки, про которую он и слыхом не слыхивал? Чей супруг ему нажаловался на свою, должно быть, нерадивую супругу?

Да ведь это она! — мысленно ахнула Марта. Она, чья-то провинившаяся жена, которую ищут; подкараулила похожую девушку… не сама, конечно, наняла кого-то за деньги, потому что госпожи все слабенькие, такие по голове как следует и не огреют. И уж конечно не перетащат с лесной дорожки в домик, Марта, хоть и маленькая, но увесистая. Эта беглая жена переодела её в своё платье, чтобы уж точно за неё приняли, и навела погоню… Девушка отчаянным мычанием попыталась привлечь к себе внимание, но добилась лишь того, что один из приставленных часовых снова врезал Марте под дых, на сей раз, от души.

— С-сучка благородная, — только и прошипел он. Но вдруг вытянулся в струнку и равнодушно уставился в небо, не обращая внимания на задыхающуюся от боли девушку. Причиной его внезапной сдержанности был возвращение капитана.