Метка рода (СИ) - Богатова Властелина Страница 3

Во всём детинце после застолья тишина стояла, гуляла прохлада по земле. Стоило Вейе во двор выйти, кутаясь в шерстяную верхицу, поспешила — на этот раз дорогу выбрала в обход — сада яблоневого теперь так и будет сторониться, чтобы там ещё что ненароком не увидеть того, чего Вейя не должна видеть. Выйдя за городьбу детинца, сразу в сосновый бор углубилась.

Гонимая прохладой утренней, шла быстро. Туман оседал в самых низинах, и Вейя ныряла в него, будто в облако — такой густой, что серые сосновые стволы едва различимы становились. Сосновый бор в этой стороне городища ложился бескрайним будто. Говорили, что лесной хозяин здесь лютый, дорожки вроде протоптанные, хоженые, знакомые, а всё равно заблудиться можно. Но Вейя дошла до капища быстро.

Поднялся перед ней кряжистый холм, а следом дымом повеяло. Вейя взглядом окинула вершину, оглядывая высившиеся толстые сосны, росшие вокруг частокола высокого. Ворота святилища распахнуты, мелькали там уже серые подолы жриц — готовились к заутрене.

Вейя, пройдя капище, вскоре оказалась на заимке избы волхвицы, что на возвышенности ближе к реке стояла. Сруб невеликий, низкий, без порога — да что нужно женщине-служительнице? Правда, помощниц Доброрада держала.

Вейя вошла в дверь, и тут же дух трав объял да снеди вкусной, что готовила у печи помощница молодая. Завидев пришедшую гостью, девица поклонилась растерянно да принялась дальше хлопотать. Вейя поняла, что Доброрада не вернулась ещё.

Сняв верхицу, к столу прошла и на лавку присела — подождёт её.

Но только ждать оказалось долго, уже и светлеть начало сильнее, и помощница молчаливая, приготовив снедь, на стол выставив, в другую клеть ушла. Вейя всё о вчерашнем пиршестве думала, об отце...

Волхве, верно, не до забот Вейи, у ней хлопоты побольше её будут, а она пришла тут со своими разговорами пустыми. Да и что ей Доброрада скажет? Чем утешит? Вейя уже собралась уходить, передумав, как половицы скрипнули, и на пороге появилась Доброрада.

Глава 5

Волхва к столу прошла, разматывая плат на шее, расправляя концы по плечам, взяв крынку, влила в плошку ароматного взвара гостье и себе. Напротив Вейи села.

— Случилось ли что, Вейя? — спросила ласково всё же.

И невозможно от взгляда её пронзительного уйти, смотрит будто в саму душу, всё видит, и те мысли беспокойные, что не давали нынешней ночью спать Вейе.

— Вчера сотник князя прибыл… да ты знаешь, наверное. Вернётся на днях и сам Годуяр… — на одном выдохе сказала.

Доброрада выслушала внимательно, в чашу свою посмотрела да к губам поднесла — испила, задумываясь о чём-то. Вейя тоже сделала глоток, раскушивая сладость ягодную питья целительного.

— О князе знаю. Вчера такой шум стол, что слышно его было даже у капища. Ну а ты тревожишься за отца, — произнесла волхва, — места себе найти не можешь, и вовсе не из-за того, что тебе вчера довелось увидеть, верно? — сказала волхва, хитро глаза прищурив, сверкнув на Вейю.

А потом, оторвав взор от Вейи, в разволочённое окошко низкое посмотрела, откуда виднелся плетень низкий и холм покатый, тонувший в тумане. Вейе так не по себе стало и муторно, что прийти в себя не могла, и жар стыда несусветного заметался по груди. Неужели всё поняла волхва, что она видела? Но ведь невозможно такое?!

— Пойдём, — вдруг поднялась с лавки волхва, отставляя свою плошку, беря из рук Вейи её чару.

И пирог, что чернавка из печи только вытащила, нарыв краем рушника, тоже взяла. Неужели смотреть будет? К Макоши обращаться? Никогда раньше она не делала этого для Вейи.

— Узнаем, что там впереди, а то, видно, до того мига, как отец твой приедет, ты изведёшься вся. И так вон какая тонкая стала, как тростинка, глядела бы лучше по сторонам — на тебя такие молодцы заглядываться, а ты и не замечаешь ничего, в чаяниях пустых утонула совсем, — всё бурчала волхвица, сворачивая в рушник пирог.

— Далебор вчера ни словом не обмолвился о воеводе...

Доброрада взор свой пронзительный подняла, но отвернулась тут же, к двери направилась, и дрогнули пальцы Вейи — не ускользнуло от внимания, как в глазах волхвы тревога качнулась, осела илом на сердце. Вейя поднялась, сжимая верхицу в руках, за Доброрадой последовала, не чувствуя ног от поднявшегося волнения.

Выйдя из избы, волхва на займище свернула, а оттуда поднялись на холм к капищу. Вейя смотрела всё на спину Доброрады. Туман уже уходил в самые низины влажные, рассвет чуть ярче становился на окоёме. Поблёскивало из-за леса светило. Близился зной дневной, от которого нужно будет хорониться в тенях деревьев или в глубине теремов, проводя время за полотном и иглой. Только внутри Вейи совсем было зябко.

— Время подходящее, чтобы в будущее заглянуть — Чуров день близился, день, когда грань миров стирается и пращуры взирают на дела наши, к очагу своих потомков приходят, братчину разделяют, — говорила волхва, поднимаясь по тропке, что вытоптала за это лето.

Капище, что высилось недалеко от детинца, древнее. Тут, у соснового бора в глуши благодатной.

Прежде чем войти, Доброрада свёрток с требой в руки Вейи вручила.

— Принеси в дар, негоже с пустыми руками приходить к богам, — послышался будто укор в голосе волхвицы.

Вейя только губу закусила — и в самом деле не озаботилась сразу, и, прежде чем к Доброраде явиться, нужно было сперва богам поклон отдать. Но теперь поздно уж спохватилась.

Вошли в воротину, посеревшую от времени да трещинами покрывшуюся, и Вейя взор к ликам подняла. Ныне как будто они взирали вдаль особо сурово, словно не довольны тем, с чем Вейя пришла к ним. Жрицы — женщины а возрасте, когда детей переставали плодить — чуть удалились, не мешая, да всё равно поглядывали на пришлую девицу с вниманием. Доброрада поклонилась Чурам-богам, отошла, позволяя Вейе преподнести дар.

Развернув ещё тёплую, пахнувшую сладко ягодами лепёшку, в огонь осторожно, чтобы пальцы не обжечь, положила, стараясь волнение своё унять и сердце открыть, впустить вместе с дымом волю чистую. Огонь занялся, будто качнулся, поднялся, скрывая пирог — добрый знак, приняли требу, стало быть, просить, зачем пришла, можно.

— А теперь в сторонке обожди, — велела Доброрада и к костру подступила, поднимая чару, из которой пила Вейя.

Зашевелились губы волхвы. Зашептали слова заветные, что грань невидимую отмыкают. Доброрада глаза прикрыла, и показалось сейчас её лицо настолько бледным и гладким, хоть и кружево морщин было у глаз, что Вейя даже не узнала её, тихо отошла, не мешая, позволяя волхве обряд чинить. И сердце гулко билось — всё же храбрости нужно много скопить, чтобы узнать то, что быть должно впереди, то, чего глаза ещё не видят, но сердце чувствует.

Бормотания Доброрады стали сбивчивыми, и как бы Вейя не прислушивалась к ним, но ни слова не могла различить, до того путаные непрерывно лились с её бледных уст, срываясь в воздух.

А потом и вовсе стало чудиться странное: дым словно заклубился густо у ног волхвы да вверх пополз, окутывая женщину тонкой прозрачной куделью, да будто в чару, скованную в пальцах женщины, потянулся. И сколько так длилось — Вейя потерялась: может, миг, а может больше. Только разносился по воздуху гулом голос Доброрады, растворяясь за высоким частоколом. Но пришло время, и волхва смолкла да тут же качнулась легонько, опуская руки, едва не выплёскивая из чары питьё. Вейя хотела к ней броситься да удержала себя от такой глупости — не нуждалась волхва сильная в помощи. Вейя только наблюдала молча, ожидание трепетное муторное затаив. Видела, как веки Доброрады дрожали, а дыхание сбилось — видно, что всё же немало сил отдала.

Наконец, она вдохнула глубоко, с тяжестью, медленно голову повернула, взглянув на притихшую рядом Вейю. Сердце в груди так и ткнулось тупой болью.

Глава 6

Доброрада в огонь вылила питьё из чары, поставив рядом на траву посуду. Вейя медленно приблизилась к ней, не зная, как спросить, что увидела, что узнала.

— Не случайны твои тревоги, — заговорила волхва, смотря на лики Чуров. — Годуяр без отца твоего приедет...