Лунная песнь (СИ) - Шелинс Елена Страница 3

Молодой человек, к моему недовольству, услышал моё хмыканье, поднял глаза и захлопнул книгу, которая оказалась медицинским справочником.

Медик? Ничего себе. А в нашем поселке признавалось лишь целительство наложением рук, всякие нашёптывания и лекарственные травы. На врачей официальной медицины всегда смотрели недоверчиво, как будто они все поголовно были неучами и шарлатанами.

Мой попутчик вздохнул, отложил справочник и миролюбиво проговорил:

— Если ты, как и я, направляешься к родным краям, то вместе нам ехать ещё трое суток. Поэтому, предлагаю познакомиться.

И улыбнулся, блеснув белоснежными зубами. Отбелил он их, что ли?

— Лия, — сухо представилась я, делая ещё один глоток обжигающего чая.

— Я Иллион.

Это имя ему определенно подходило. С древнего наречия оно переводилось как «ледяной поток». Как известно, водная стихия несёт в себе женское начало, что вполне вязалось с обликом моего попутчика.

Впрочем, вода также была отличным проводником для духовной энергии, и не иначе, как его родители, как и мои, были говорящими с духами. Хотели, небось, чтобы он продолжил их дело. Интересно, как они отнеслись к тому, что их сын выбрал совершенно иной путь?

Я по почти забытой привычке метнула взгляд на его предплечье с целью рассмотреть родовую татуировку, но его руки скрывали длинные рукава.

Что ж, моё имя тоже было говорящим, если, конечно, это можно так назвать. Отец и мать следовали традициям и соблюдали древние календари. Они выбрали для дочки имя, рекомендуемое ко дню рожденья, — сейчас мало кто придерживается этого практически полностью изжившего себя правила. Теперь та горстка северян, кто ещё помнил старинные обозначения, могли сделать для себя невероятно полезный вывод, что я родилась в начале апреля в ночь полнолуния.

В переводе, конечно, звучит красиво. «Лунная песнь». Родилась бы в том же феврале, стала бы «мхом зелёным», а так, считай, очень даже повезло.

— Едешь к родным с учебы? — предположил Иллион в надежде завязать разговор.

— Что-то вроде этого, — кивнула я.

Моё внимание к этому времени уже привлекла голубоватая полупрозрачная бабочка, выпорхнувшая у меня из-под сиденья.

Вот же мелкая гадина, всё никак от письма брата отцепиться не может!

Дух, мельтеша, пропорхал пару кругов по купе и приземлился прямо у меня на коленке. И судя по направлению взгляда Иллиона, он также её прекрасно видел.

Точно из семьи говорящих с духами, да ещё и с передавшимся даром.

Я прогнала раздражающего меня духовного паразита, брезгливо дернув ногой.

— Не любишь голубянок? — с любопытством поднял бровь Иллион, удивившейся моей реакции на безобидное бестелесное чешуйчатокрылое.

— Любить их всё равно, что любить комаров, — нехотя откликнулась я.

Теперь желание болтать с моим случайным попутчиком у меня полностью пропало, едва появившись.

От продолжения беседы меня спасла проводница. Она, кряхтя и извиняясь, наконец-то притащила полагающееся нам постельное белье, которое должны были выдать ещё в самом начале поездки.

Обрадованная таким поворотом, я тут же засуетилась и начала стелиться, и Иллион, посмотрев на меня, тоже занялся своим местом и вещами. К тому моменту, когда он закончил, я уже с преувеличенно увлеченным видом уткнулась в книгу, которую мне в дорогу сунула Аннерит.

К вечеру мой попутчик, наконец, понял, что я не сильно настроена на общение.

Я отдавала себе отчет в том, что порой вела себя более чем невежливо, но любую мою вежливость Иллион отчего-то трактовал, как возникшее у меня расположение завязать с ним полноценное знакомство.

Кусок льда внутри, который заключил моё сердце в холодную тюрьму, требовал тишины и возможности побыть наедине с собой. И я вновь и вновь отворачивалась, прикрываясь сном или книгой.

Мне безумно хотелось зарыться, закопаться подальше, что бы никто и никогда не мог меня видеть, не желал со мной больше говорить. Радовало лишь то, что все слезы я уже выплакала в подушку кровати общежития, и сейчас не приходилось, уткнувшись в стенку, проглатывать прорывающиеся всхлипывания.

В обед следующего дня, в Цэвинге, к нам в купе подсела молодая мама с трехлетней девочкой, которым Иллион галантно уступил своё место на нижней полке. Молодой человек тут же переключил всё своё внимание на них, окончательно оставляя меня в покое.

Северянин мило проболтал остаток дня с девушкой. Он достаточно искренне умилялся её ребёнку, а она поглядывала на его широкий плечи и кокетливо крутила прядку вьющихся темных волос на пальчик, на котором не было брачного узора или обручального кольца. Под их смешки расслабиться оказалось куда сложнее, чем я предполагала.

На третий день я, отложив книгу в сторону, всё больше смотрела в окно, с неоднозначным чувством отмечая, как пейзаж становится таким знакомым и родным.

Поля, поросшие молодой редкой травкой, сменили лиственные леса. Сначала редкие, они постепенно набирали силу, уходя в густоту, и чем дальше мы продвигались на север, тем разлапистей шли деревья, становясь всё толще и старше.

Изредка мы проезжали мимо огромных громоздких валунов, поросших изумрудным мхом, и пересекали небольшие мелководные речки со множеством низких пенистых порогов.

Иллион тоже впал в какую-то ностальгию и молча со своей полки разглядывал проносившиеся мимо леса вместе со мной.

Он наверняка испытывал то же пронзительное чувство, что и я.

Ощущение плескавшейся в воздухе силы. Силы, обычному человеку неизвестной, но до боли знакомой тому, кто хоть раз осознанно прикасался к миру духов.

Мы въезжали в их владения.

Признаться, это напоминало глоток свежего воздуха. Нечто, что кружило голову, и чем хотелось скорее надышаться полной грудью. Кожу с непривычки слегка защекотало, и я едва не рассмеялась, забывая про все тревоги и от чего-то на мгновение чувствуя себя невероятно счастливой.

В городе подобное даже представить сложно. Там духовная энергия течет как пересыхающий ручеек, и направлять силу говорящим с духами в местах, где тонкий мир так далек, почти невозможно, а здесь для этого достаточно лишь небольшого мысленного усилия. Сила сама течет в тебя и заполняет, как пролившаяся вода стремиться наполнить собой низины.

Здесь ты чувствуешь себя частью нечто непостижимо большего. Если в столице я воображала себя членом огромного каменного муравейника, то здесь я становилась едина с чем-то невероятно грандиозным, что было много выше людских сует, метаний и тревог.

Внизу, выводя меня из состояния транса, громко застучала металлическими кружками молодая мамочка, чему-то наставляющая свою большеглазую малышку. Девушка определенно не ощущала того, что ощущали мы с Иллионом, и я на мгновение посочувствовала ей, от нахлынувших эмоций забывая оборотную сторону данного нам предками дара.

Ту самую сторону, из-за которой я сирота, а мой брат сейчас разлагается и телом, и душой.

Мысли об этом окончательно привели меня в чувство. Я помрачнела, вспомнив, наконец, о причинах своей поездки. Отвернулась от окна и уставилась в гладкую бежевую поверхность стенки. Я бы, не раздумывая ни на секунду, променяла бы и свой дар, и свои корни на то, чтобы моя семья была откуда угодно, только никогда не имела никакого отношения к северу и его духам.

А поезд уносил нас всё дальше и дальше вглубь мест, где грань между тонким миром и нашим в какой-то момент просто переставала существовать…

Когда за окном начало темнеть, я поняла, что этой ночью не смогу уснуть. Кроме всего прочего, сказывалось и то, что большую часть пути я дремала, и теперь мой организм требовал хоть какой-то активности.

В Академии ВС я ходила на тренировки почти каждый день, и сейчас мои мышцы просили о нагрузке. Я бы с удовольствием пробежалась или быстро размялась, но первое в вагоне поезда было невозможно, а второе явно стоило делать не в самом купе. Наконец, я пришла к выводу, что лучшим выходом для меня будет, когда все уже улягутся, и поезд встанет на очередной остановке, немного размять мышцы в пустом коридоре.