Объект номер 13 (СИ) - Чернышова Алиса Страница 3

— Они зеркалят каждое наше движение! — орал Двенадцатый.

— Взломаны вирты? — Пятая. — Перегрузите…

После она вскрикнула — и замолчала.

Я выругалась сквозь зубы, на пределе возможностей уходя от лобовой атаки.

— Второй, Четырнадцатая! — голос нашего кэпа был, как всегда, спокоен и деловит. — За мной, на позиции! Мы должны достать их ведущего. Любой ценой!

— Принято! — заорала я, привычно занимая часовую позицию на восемь нижних. Мик, Второй, отзеркалил меня, встав на верхние четыре.

Слаженной, годами сработанной тройкой мы устремились к вражеской ведущей машине: изящной красотке, скроенной по последним технологиям альдов. За ведущим летело в боевом порядке трое истребителей попроще.

— Тройка-шесть, займите его сопровождающих! — рявкнул Кэп.

— Слушаюсь! — Зара, Восьмая,

— Ребята, слушай мою команду: пойте песенки, — выдал вдруг Кэп. — И в вирте, и в голове.

— Кэп, ты там чего, перегрелся?… — начал Балбес, Четвёртый.

— Давно вас не дрючил? Спорить вздумал? Выполнять!

И мы выполнили. Потому что за годы совместных полётов голоса капитана учишься слушаться почище, чем всех гласов свыше вместе взятых. Тем более наш Кэп — человек мировой, много лет летавший и всякого повидавший. Так что вопросов нет: сказано петь — значит, поём. А то, что ни у кого в команде ни слуха, ни голоса, ни должного репертуара не найти — так это уже частности, как говорится. Вон, Зара вообще гимн женской лётной школы запела. И я вместе с ней.

Ведущий альданец летал… я даже не могу подобрать адекватного сравнения. Как бог? Но, сколь уж я не сильна в примитивной мифологии, но сомневаюсь, что богам положено управлять космическими истребителями класса А. Как супер-профи? Не передаёт всю степень мастерства. Пожалуй, лучшая формулировка будет такой: как будто он родился кораблём. Но не машиной (благо преимущество живых пилотов перед беспилотниками или роботами тысячи раз просчитано и доказано многочисленными испытаниями). Он как будто бы мог ощущать следующее движение противника, видеть всё вокруг и переносить дикие перегрузки.

Он сбил Мика почти сразу. Наши снаряды отскакивали от чёрной поверхности его истребителя, не причиняя особого вреда.

— Четырнадцатая, я иду в лоб, ты действуй на своё усмотрение. Важен итог: сбей его. Любой ценой.

“Почему я? Давай лучше я буду отвлекать! У тебя больше опыта, Кэп!” — хотелось мне сказать. Но с приказами непосредственного начальтства посреди боя не спорят.

Моё дело — сбить ведущего альданцев. Любой ценой — формулировка понятная, однозначная. Вопросов не вызывает.

И, наблюдая, как загорается турбина на истребителе Кэпа, поняла: сейчас или никогда.

— Сдохни, гнида, — пробормотала я, резко бросая машину на таран.

Альданец среагировал, да. Но немного медленнее, чем обычно. А в нашем деле даже доля секунды играет роль; так что он — не успел.

Я катапультировалась за мгновение до того, как по глазам резанула вспышка от столкновения. Полетели обломки обеих машин: когда на полном ходу сталкиваются два истребителя, никакие энергетические щиты не спасут.

— Сдохни, — пробормотала я. И отключилась, когда дождь обломков обрушился на меня.

Таким он был, наш последний бой.

Там, в коридоре возле медблока, я втихую сохранила на личном сервере записи с виртов каждого из ребят. Это я вовремя: как только о моём выздоровлении стало известно в штабе, материалы оказались полностью скрыты плашкой “Совершенно секретно”.

Такие дела.

Я пока что не смотрела, что там. Просто не смогла. Знала, что позже много раз прокручу последние минуты каждого, посекундно, снова и снова; потом — напьюсь в зюзю. Но сейчас ещё не время раскисать.

Пока что.

Хотя бы потому, что кое-кто выжил и остался на ходу. Пусть и не из нашего крыла, увы, но всё ещё — давний друг. И большая заноза в заднице по совместительству.

Именно его я ждала на смотровой площадке… а он, как назло, опаздывал. Не похоже на него, если разобраться. Но стоит ли удивляться — после всего, что случилось?..

Бездействие нервировало. В голову лезли мысли и воспоминания, мышцы жаждали нагрузки — чего угодно, в общем-то, лишь бы отвлечься от горы дерьма и битого стекла в голове.

Отчаянно хотелось курить. Причём желательно — настоящие сигареты, из тех, что в хлам убивают лёгкие и оставляют на языке мерзкий привкус.

Паршивая привычка для пилота. Даже недопустимая. Мы с ребятами подцепили её, когда базировались на отсталой планетке в беспросветной галактической дыре. Ерунда, казалось бы, а успокаивает… Но здесь, на станции, за открытый огонь вне лаборатории дадут неслабых люлей, а запись о “недостойном космического офицера” поведении внесут в личное дело. Уже вроде бы и наплевать, конечно — после всего пережитого. Но всё равно…

— Признайся: ты передумала насчёт меня.

Ну наконец-то.

Я криво улыбнулась и повернулась приятелю навстречу.

— В твоих мечтах, Никки, в твоих мечтах… Слушай, у тебя в роду тараканов не было?

— Если не считать беглого папаши — нет. А чего ты спрашиваешь?

— Да смотрю на тебя и думаю: ты чересчур живучий.

Он радостно заржал, задорно, как всегда. У меня слегка отлегло от сердца.

Никки (в миру — Николай Самойлов) был офицером внешней разведки и моим кошмаром времён учебки. В бытность свою кадетами мы портили друг другу кровь с выдумкой и расстановкой.

Дело в том, что Никки, будучи смазливым придурком, считал, что все женщины идут в армию с одной-единственной целью — и речь идёт, как можно догадаться, отнюдь не о войне. У меня, в свою очередь, было другое мнение о роли женщины в военном биоценозе. И, будучи высокомерной малолеткой, которой больше всех надо, я это мнение всячески выпячивала и несла в массы.

Таким образом, нашёл бур на залежи азота — со всеми вытекающими спецэффектами.

Сразу скажу: было много чего. Учебка — в принципе не курорт, и нянчиться там никто ни с кем не будет, равно как и разбираться в окологендерных конфликтах. Там считают просто: если ты баба и пошла в армию, то сама себе доктор. Нет, в пределах адекватного, конечно, и за совсем уж дикие вещи могли намылить шею и под трибунал отдать. Но в остальном все кадеты равны. И проблемы свои решают между собой.

В общем, были мы с Никки врагами номер один. И так продолжалось целых два года, пока однажды мы хорошенечко так не набили друг другу морды. Потом, лёжа на соседних кроватях в медблоке (капсулы на нас куратор тратить запретил), мы внезапно нашли общие темы для разговора. И через неделю вернулись на занятия друзьями, тем самым основательно шокировав всех однокурсников.

Кураторы, что характерно, не особенно удивились. И тут же поставили нас в пару, предполагая, что мы должны отлично сработаться. К слову, так бы оно и было: Никки был говнюком, но летал, как дышал. Да и сходились мы с ним, надо сказать, просто идеально.

По всему выходило, что быть бы нам крыловыми и работать в паре, пока смерть (или отставка) не разлучит нас. Но тут один из кураторов в который раз обратил внимание на поразительное обаяние Никки (а я была чуть ли не единственной девушкой в учебке, которая не пускала на него слюни) и умение заморочить любого.

Куратор заинтересовался феноменом.

Дальше были тесты, проверки и вывод: Никки — псионик, причём с пси-показателем выше пяти энергетических единиц. То бишь, почти максимальным.

Понятное дело, за ним тут же пришли серьёзные ребята из разведки, дабы перевести в совсем другое заведение. Хотели и меня за компанию прихватить (пси-устойчивость — штука тоже вполне полезная), но тесты я провалила. Частично — по совету Никки, частично — потому что к развед-работе была действительно непригодна. Просто в силу личностных данных. А переучивать уже заточенного под другую специализацию кадета, да ещё и не имеющего соответствующих данных, серьёзные дяди не стали. Да и наши кураторы не спешили расставаться с перспективными кадрами: такого добра самим мало. И если Никки они удержать никак не могли, то в меня вцепились: помимо пси-устойчивости я лучше всех в группе была способна переносить перегрузки, да и тесты мои показывали большую пригодность именно к карьере пилота.