Змеям слова не давали, или Попаданка на тропе еды (СИ) - Сафина Анна Страница 3

Да уж, кто бы это ни был, он мне явно не понравится. Опускаю голову вниз, а там… Обычный человек…

— Хватит дрыхнуть! — цокаю на сонно зевающую белку, словившую, видимо, от свежего воздуха, белочку.

— Ась? — приоткрывает пушистая зараза один глаз, затем второй.

— У нас ЧеПе, — демонстративно протягивая букву «е» вместо «э», хлопаю белку и снова смотрю на неприятного гостя.

Обычный мужчина лет пятидесяти, с лысиной и большим пузом. Глазки-бусинки, заплывшие жиром щеки и явно три подбородка.

— Господин, это всё, что есть, — раздается грустный голос мальчишки, чьего имени я до сих пор так и не знаю.

— Пять золотых? Ты смеешься? — рычит мужик, а мальчик только понуро опускает плечи и весь скукоживается. — Где эта паршивка Елинария? Пусть немедленно спустится, ну я задам ей.

— Это кого он паршивкой назвал? — вдруг полностью просыпается белка, шерсть ее топорщится от негодования.

Шустрая белка поднимается по тонкому убогому платью, царапая мою кожу своими коготочками сквозь нее, и, забравшись на плечо, устраивается там в боевой наблюдательной позиции.

— Госпоже плохо после инцидента, прошу вас, дела в таверне совсем плохи… — пытается в этот момент воззвать к чужой совести парнишка.

Мужик в ответ сплевывает на пол таверны, дает затрещину пацану и уходит, попутно выругавшись, упоминая почему-то родню этой самой Елинарии. Я же пылаю вместе с белочкой праведным гневом. Так и хотелось спуститься и надавать тумаков этому толстому жирдяю, который даже в проем двери не помещается, но здравый смысл держит меня на месте. Чую, после моей выходки ей может прилететь. Так что терпение, Ленка, терпение.

— Где эта Елинария? — возмущенно спрашиваю у белки, хотя знаю, что ответа не получу. — Совсем обнаглевшая, ты видала, как пацану досталась? Нормальная госпожа должна быть горой за своих людей.

Упираю руки в бока, подтверждая свои слова действием.

— Елинария — это ты, тупица, — закатывает глаза зверек. — Тебя Тиль так называл, пока тащил. Надо же, худющий, как смерть, а твою тушку-то дотащил.

И цокает, обводя мои телеса своим непритязательным осуждающим взглядом.

— А это что за пузо? Что захомячила, пока я в отключке валялась, а? Признавайся! — кидаю ответку этой наглой белке, на что она возмущенно фыркает и пищит.

Вижу, как ее усы смешно дергаются, и еле сдерживаю желание расхохотаться в голос. За этим следует оскорбленный взмах красноватым хвостом, за которым прячется насупленная мордочка.

— Да всего один желудь… — пыхтит белка, и только сейчас я понимаю, что даже имени ее не знаю. Она закатывает глаза на мой скептический взгляд. — Ну ладно, два, или три… А может, и пять…

— Можешь не продолжать, — хихикаю, щелкая ее по ушам. — Ты мне лучше скажи, как имя-то твое? И кто желуди тебе поставил, хитрюга? Своровала, поди?

У наглой пушистой вытягивается мордочка, затем она косит глазом вправо, после влево. И вдруг заваливается на спинку. Еле успеваю подхватить эту притворяющуюся сурикатом при виде орла прохиндейку, устраиваю на ладонях, как вдруг по лестнице поднимается с понурым видом мальчишка Тиль, как назвала его рыжая белка.

— Госпожа, — стонет он и смотрит на меня виноватым взглядом. — Простите, что не удалось собрать нужное количество золота. Но сегодня вечером я попытаюсь продать кастрюли, может, выручим оставшиеся пять золотых. Иначе дядька ваш не отстанет.

— Дядька? — спрашиваю с интересом, даже белка перестает притворяться и приоткрывает в любопытстве один глаз.

— Да, — печально кивает понурый мальчишка, мы вместе в это время преодолеваем ступеньки на второй этаж. — Господин Девин, брат вашего батюшки, пусть земля ему будет пухом, в последнее время совсем озверел… Ой, простите, госпожа, я не хотел оскорблять…

И смотрит на меня с ужасом, словно я его накажу, отчего нехорошие подозрения закрадываются в душу.

— Продолжай, Тиль, — киваю и улыбаюсь по-доброму.

— Ишь, застращала пацаненка, больно шуганый и хлипкий, у-у-у, извергша, - потрясает кулаком в воздухе белка и смотрит на меня почему-то с возмущением.

— Чего пялишься? Я тут причем? — приподнимаю бровь и смотрю на белку вопросительно. — Память рыбья, что ли, блохастая?

Или у нее мозги отшибло, что мы как бы вместе здесь — новые лица, так сказать.

— Ой ли? – щурится белка, цокает, глядя на меня. — А может, ты того? — ведет лапкой вдоль горла весьма демонстративно. — Замордовала пацаненка, а сама тут притворяешься? А? — приближает свою морду близко к моему лицу, еще и пыхтит тяжело. — А хотя, нет, я ж тебя помню в парке, ох, и весело было, когда я в тебя желуди кидала.

Хмурюсь, вспоминая, что да, возле набережной был парк, в котором я частенько гуляла и… Получала по голове, списывая это на случайности. А оказывается….

— Ты такая вредная, как та теть Зина с третьего этажа, так что будешь у меня Зинкой, — цокаю, находя идеальный способ мести.

Зинка только хочет возмутиться, как вдруг…

— Госпожа, вы говорите с белкой? — в ужасе попискивает забытый нами мальчишка, отступая на шаг назад. Глазки расширил, рот ладошкой прикрыл аки барышня перед обмороком.

Переглядываемся со зверьком, а затем до меня доходит, что ее-то, получается, никто, кроме меня, не понимает, выходит?! Ой-ой, и что делать? В местной дурке оказаться как-то не хочется, или куда там забирают тех, у кого крыша едет? Срочно нужно что-то придумать…

Мысли хороводом кружили в голове, а белка не переставала щебетать мне в ухо, сбивая с работы мысли.

— Ну всё, хана тебе пришла, я-то упрыгаю или затарюсь где, а вот ты у нас дама большая… — цокает и снова глядит на меня ехидно.

Ахаю и мысленно даю ей затрещину, но при Тиле как-то не комильфо, а то первым побежит сдавать меня типам в белых халатах.

— Хорошего человека должно быть много! И вообще, тихо ты, а ну-ка цыц, ты меня с мысли сбиваешь! — шиплю не менее по-звериному, пока пацан отвлекается на испачканную обувь.

— Эм… Понимаешь, Тиль… Тут такое дело… Как бы это сказать-то... Я, кажется, сильно головой приложилась, когда в подвале была… — не нахожу ничего лучше, как списать всё на ту ситуацию, в которую угодила.

Перед глазами тут же появляется змеелорд, окинувший меня брезгливым взглядом. Не то чтобы меня это задело, но… Даже себе не готова признаться, что привлек меня он, ух, я бы… Ай, молчи, Ленка, пока тебя твоя любвеобильность до очередных проблем не довела.

— Ох, госпожа, я и забыл с этим золотом про вашу травму, идемте, вам нужно отдохнуть, — кивает с грустным видом и тянет меня в одну из комнат, даже, кажется, забывает, что я того, ку-ку. — Вы же знаете, как опасно в подвале, там же кринолийские крысы расплодились, вас могли съесть. Хорошо, что я увидел, как вы зашли туда, всё пытался открыть дверь, но она закрыта почему-то была. Большая удача, что его высочество проезжал мимо.

Он так охвачен страхом перед этими грызунами, что даже говорит шепотом, оглядываясь пугливо по сторонам, будто они услышат его и утащат в свою нору. А вот фраза про спасшего нас мужчину меня заинтересовала. Тогда я не обратила внимания на это, а сейчас любопытство подняло свою голову. Принц, значит?

— Ты прав, я натерпелась такого ужасу, — мы с Зинкой театрально приложили руки к голове.

Ну как, я-то руку, а эта хулиганка — лапку. Единственное, из его слов я поняла, что всё же никакая госпожа Елинария не появится. Раз она зашла в подвал, а мы с белкой появились из портала, то выходит, что тетка-то на моем месте оказалась? Так, да? Ох, час от часу не легче. А если я умерла, то бывшая хозяйка тела… Черт…

— Ты не удивляйся, Тиль, что-то мне и голоса странные мерещатся, да и не помню жизнь-то свою, — вижу кровать и ложусь на нее, закрывая рукой лицо так, чтобы пацан не увидел, как я сдерживаю смех. А затем, дабы удостовериться в том, что он на моей стороне, приоткрываю один глаз. — Не поможешь мне, а? А то как погляжу, дел у нас с тобой много, как бы я проблем не наворотила, жалко будет, если тебя в приют сдадут. Или каменоломню, ты говорил?