Зверя зависимость - Ляна Вечер Страница 3

Пьём чай с сестрой и выясняем, что новый жилец и тот, кто к ней приезжал договариваться — это разные люди. Я вчера видела черноволосого бугая, а сестра знакомилась с высоким лысым мужчиной.

Наташку не радует, что в её однушке будет жить алкаш. Боится она гнева соседей по поводу шалманов. И правильно делает. Люди у нас в Падалках добрые, как минимум дверь говном измажут.

Ната заканчивает завтракать и достаёт из банки для крупы пачку купюр. Собирается пойти к жильцу, вернуть деньги и выселить его. Может, правильно это… Неприятности нам не нужны.

— После колледжа зайди в магазин, закупись на пару дней продуктами, а в выходные на рынок поедем, — Ната стоит в прихожей, обувается.

Вздыхаю и иду к ней, несу варёные яйца в контейнере.

— Мне с сумкой без лифта на девятый этаж тяжело тащиться, — демонстрирую сестре замотанную эластичным бинтом лодыжку и отдаю завтрак.

— Неженка какая, — она фыркает, поправляет волосы, тянется к флакону с туалетной водой, игнорируя протянутую мной коробочку. — Нахлебница, — зло шипит. — Когда на работу устроишься?

— Я работаю, — опускаю глаза в пол. Стыдно. — И учусь.

— Два дня в неделю — не работа, — парирует Наташка. — Копейки.

— Не успеваю я больше работать. У меня колледж. Сама знаешь, у нас в музыкалке заочного нет.

— Музыкалка… По-твоему, это нормальное образование? Кем ты устроишь, когда диплом получишь?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Учителем музыки? В школу.

— Смешно, — заявляет Натка, но на её лице нет и тени веселья. — Бросай свою музыкалку, щи нормальную работу, а на следующий год поступай в шарагу на крановщицу.

— Нат, ну какая из меня крановщица?!

— Такая! — сестра злится ещё сильнее. — Вымахала лошадь, а всё на моей шее сидишь. С ногой что?

— Врач сказал, надо на операцию в областной центр ехать. Заново кости ломать и гипс накладывать.

— Значит, поторопись, — рычит.

— Операция не бесплатная.

— О господи! — Наташка закатывает глаза. — Короче, Ангелина Васильевна, бросай к хренам свою музыкалку и ищи нормальную работу. На операцию заработаешь, потом на крановщицу учиться пойдёшь. Я всё сказала.

Ната конкретно психует и, уходя, хлопает дверью так, что у меня в ушах остаётся гул.

Такая жизнь мне не нравится, но другой нет и не намечается.

Раньше всё было иначе. Я с мамой здесь жила, Ната с мужем в соседнем доме. А потом жизнь сломалась — мама умерла, сестра развелась. Наташка была моей опекуншей, пока мне восемнадцать не исполнилось. А позже выяснилось, что наша с мамой двухкомнатная квартира оформлена на неё. Подсуетилась Натка, намутила там что-то с документами, и теперь я у неё тут приживалка, в которую она «между прочим, силы, деньги и нервы вкладывала».

А я не приживалка!

Я зарабатываю. Пусть не миллионы, но зарабатываю и учусь, и по дому шуршу в силу возможностей. Но хочется чего-то такого… Ух чтобы! У меня нет парня, нет подруг. Ни черта у меня нет. Кроме колледжа и работы два раза в неделю.

Надо сходить в магаз, чтобы вечером не нарваться на скандал.

* * *

Продираю глаза, смотрю на часы и хренею — шесть утра, а я ничего так, бодрячком себя чувствую. Сажусь на матрасе и окидываю взглядом свои новые владения. Всё ещё хуже, чем мне пьяному ночью показалось.

Кроме матраса и люстры, обнаруживаю в комнате лакированный гроб — пианино с глубокой царапиной на крышке. Играть я не умею, а пыль вытирать не люблю… Хотя его можно использовать вместо тумбочки, шкафа и стола одновременно. Пойдёт.

Курю, не вставая, и вспоминаю, что у меня, мать её, реабилитация. Надо хоть в душ сползать. Иду. Нет, тащу себя в ванную. Из зеркала на меня смотрит заплывшая с похмелья, заросшая бородой рожа макаки.

Бл*, бедная соседочка вчера!

Такое посреди ночи увидела. Я бы обосрался на её месте. И не от счастья совсем.

Принимаю решение не только помыться, но и побриться. Бороду не сбрею, но в порядок приведу. И завтрак безалкогольный добыть надо.

— Я сделаю из тебя альфу, утырок, — грожу сам себе и, глядя в зеркало, постригаю бороду.

Утром и днём я ничего так. Голова варит, силы есть. Надо пользоваться моментом и до вечера тратить энергию на благо себя любимого. Тем более сегодня я спал нормально. Впервые за долгое время мне ни хрена не снилось. И это кайф! Потому что кошмары задрали. К ночи опять напьюсь, наверное… Да хрен с ним. Не об этом сейчас.

Выхожу из ванной с аккуратно постриженной бородой, причёсанный. Не вытираясь, оборачиваю полотенце вокруг бёдер и иду курить на балкон.

Двор живёт провинциальной утренней жизнью. Дети с ранцами топают в школу — скоро каникулы, видно, что малым не охота тащиться на учёбу. Бабки спешат почти на запредельной скорости в поликлинику. Взрослее особи трутся около своих чудес отечественного автопрома и тоже куда-то собираются. На работу…

Точно, работу надо искать!

Возвращаюсь в комнату за смартфоном, врубаю инет — нет вакансий в Падалках. Газету куплю и буду молиться, чтобы хоть что-то для меня нашлось. Без работы я загнусь… Целыми днями в хате не смогу. Не выдержу один.

Курю третью сигарету, наблюдая за соседями с балкона, и не вижу баб нормальных. Приличные при мужиках, с детьми, а остальные — шлак конкретный. Мне это даже с девятого этажа видно.

Вздыхаю и снова вспоминаю соседочку, на душе теплеет почему-то. Пальчики эти её музыкальные, халат ситцевый, под которым наверняка ничего не было. Чего выперлась? Дверь нараспашку в два часа ночи. Нельзя так. А может, у неё там мужик в хате два на два метра габаритами? Да не, нет мужика…

У меня в паху ломит, в голове гудит от отсутствия крови. Или не в голове? Прислушиваюсь. Кажется, в дверь звонят. Щелчком пальцев отправляю бычок в свободное падение и иду смотреть, кого там принесло. Хочется, чтобы соседка решила заглянуть ко мне. Зачем? Да хрен её знает. Но мысль эта греет мне душу.

Открываю дверь, и у мотора в груди случается сбой. После внушительного количества наркоты сердечко у меня шалит, а тут такое и без подготовки.

За порогом стоит баба. Фигура ещё туда-сюда, под местное пиво пойдёт, но тонна штукатурки на