Гражданство для попаданки - Екатерина Зыкова Страница 3

Едва я осталась одна, как в комнату зашел мужчина с бесстрастным выражением лица и в строгом черном камзоле. Высокий, худой, с длинными черными волосами, собранными в хвост. Взгляд пустой, как будто под гипнозом. Его нельзя назвать привлекательным ровно столько же, сколько определить возраст. Он вообще человек? То есть, некромант? Надеюсь, это и есть тот дворецкий, которого мне нужно найти.

Пробежавшись по мне незаинтересованным взглядом, мужчина произнес:

– Госпожа, добро пожаловать в родовое поместье. Преданный слуга великих Мон’Штрау с удовольствием выполнит Ваши поручения, – при этом его загробный голос не передавал ни одной эмоции схожей с радостью.

– У меня много вопросов. Но, прошу прощения, как я могу к Вам обращаться?

– Керриган.

– Просто Керриган? Я не знакома с этикетом этого мира…

– Госпожа Мирабель, Вам не стоит об этом переживать в мое присутствие. Я – Керриган.

Нет, ну, что за человек такой? Поджав недовольно губы, я оглянулась по сторонам и предложила устроиться в креслах возле камина.

– Госпожа, я голем и не чувствую усталости, поэтому могу стоять сутками.

Н-да, а глядя на него только и создается впечатление, что кроме усталости он вообще ничего не чувствует.

– Ладно, Керриган, дело твое, – я по-хозяйски расселась в кресле, в один момент перейдя на «ты». – Расскажи мне, что из себя представляет голем?

– Голем – созданное из глины существо. Хозяин провел сложный ритуал и наделил меня частичкой своей магии. Ваш отец, госпожа, был поистине Великим некромантом. Не всем под силу оживить голема. Точнее, оживить может почти каждый, а вот наделить знаниями и разумом – единицы, – на мгновение мне показалось, что Керриган с грустью предается воспоминаниям об отце. Но, будто бы совладев с эмоциями, голем продолжил монотонное повествование:

– Мы не чувствуем ни боли, ни усталости. Вообще ничего не чувствуем, кроме подчинения перед своим создателем и привязанности к нему.

– Что происходит после смерти создателя? Я не сильна в магии, но предполагаю… Разве ты не должен был лишиться магии и стать, кхм, обычной глиной?

– Именно так бы и произошло, не останься магии Кристофера Мон’Штрау. Я существую до тех пор, пока жива единственная наследница Великого рода – это Вы, госпожа.

Ох, мамочки, а я ведь самое главное забыла – наличие некромантской магии.

– Скажи, Керриган, а я, ведь, могу воспользоваться этой магией, так?

– В теории – да. Но, учитывая, тот факт, что Ваша магия спала на протяжении стольких лет… Сложно предположить, как быстро получится ее активировать. Не исключаю вариант, что понадобится больше времени на адаптацию организма, чем нам бы этого хотелось.

– Керриган, у меня в голове целая вереница вопросов. Они все перемешались, и я не спросила о самом главном. Что произошло с моей семьей? Про отца я слышала, но, а мама?.. Возможно, у меня есть еще какие-нибудь родственники?

– Мне жаль Вас разочаровывать, юная госпожа, но, кроме меня, у вас никого не осталось.

– Готова поспорить, что ты владеешь информацией о смерти мамы. Как ее звали? Когда она умерла? Из-за чего?

Голем не спешил отвечать. Кажется, после недолгих раздумий, он что-то вспомнил…

– Госпожа Вивьен, принадлежала к роду Гунвор. Она умерла, подарив жизнь Вам. Прошу Вас, пройдемте в кабинет хозяина.

Я уставилась на голема, который преподнес информацию о смерти мамы таким тоном, будто это незначительная мелочь. Хотя, что взять с того, кто не может чувствовать…

Поднявшись, я последовала за дворецким. Как странно, мне казалось, что до этого в комнате только одна дверь – откуда пришел Керриган. Происки магии?

Мы зашли в кабинет, который в миг бы стал пристанищем готов, увидь они такое: черные стены и такие же занавески; похоже, даже все книги, стоящие на полке, и те черные, но скорее всего так кажется в виду отсутствия нормального освещения, ведь, приходится довольствоваться только двумя бра с приглушенным свечением. Посреди комнаты расположился огромный дубовый письменный стол. Дворецкий обошел его и, выдвинув секретный ящичек, достал конверт и фотографию. Я сгорала от нетерпения, всем нутром понимая, что на снимке моя семья. Мне стоило большого труда, чтоб не выхватить ее из рук Керригана. А вот голем совсем не спешил показать мне родителей. Он медленно подошел ко мне и протянул маленькую фотографию.

Я бережно взяла ее в руки и прежде, чем внимательно рассмотреть, прижала к груди, закрыв глаза. Этот момент останется в моей памяти навсегда. Интересно, на кого я больше похожа? Уверена, что пухлые губы и аккуратный нос достались мне от мамы, тогда как соболиные брови на взлет – папины.

Мама и папа. Как же мне вас не хватало не протяжении этих долгих одиноких лет…

Я подошла поближе к светильнику и, наконец-то, посмотрела на фотографию. Тихонько выругавшись себе под нос, спросила:

– Керриган, а ты уверен, что я…э-э… действительно, из рода Мон’Штрау?

– Сомнений быть не может. Я чувствую Вашу магию, которая совпадает с моей.

– Можешь, что-то сделать с освещением? Здесь так темно, что я даже не могу толком их рассмотреть.

Ни сказав ни слова, голем щелкнул пальцами и бра осветили весь кабинет, как если бы включили светодиодную лампу с цветовой температурой в четыре тысячи.

Я еще раз взглянула на фотографию. Что ж, очевидного сходства явно нет. Но если хорошенько приглянуться… Глаза мамины, а вот на счет всего остального не уверена, да и не важно это все. Совсем не важно.

Какие же они необычные и… красивые. Удивительно красивые: природа наградила их блестящими черными волосами, что нельзя сказать о моих непослушных рыжих локонах (теперь вы понимаете, почему я засомневалась в принадлежности к роду некромантов); аристократический бледный цвет кожи; у папы серьезный взгляд серых глаз, а мамы – ласковый карий. В тоже время у меня каре-зеленый цвет, меняющийся от погоды и настроения.

Они так молоды на фотографии. Маме явно не больше восемнадцати. Почти как мне сейчас. На счет возраста папы не уверена, возможно, около тридцати.

Предательские слезы подступили к глазам. Как жаль, что «знакомство» с родителями состоялось таким образом.

Встряхнув головой, я обошла стол и села в кресло отца. Не время давать волю