Керстин Гир - Алый Рубин. Любовь через все времена Страница 3

У Шарлотты впервые с тех пор, как я её помню (то есть практически всю жизнь), был почти беспомощный вид. Но зато я знала, что надо делать. Тётя Гленда достаточно часто мне это вдалбливала.

— Я отведу Шарлотту домой, — сказал я мистеру Уитмену и поднялась. — Если вы не против.

Мистер Уитмен всё ещё смотрел на Шарлотту.

— Это хорошая идея, Гвендолин, — сказал он. — Поправляйся, Шарлотта.

— Спасибо, — ответила Шарлотта. По пути к двери она немного пошатнулась. — Ты идёшь, Гвенни?

Я поспешила поддержать её под руку. Впервые в присутствии Шарлотты я показалась себе хоть немного значительной. Это было хорошее чувство — для разнообразия оказаться нужной.

— Непременно позвони мне и всё расскажи, — шепнула вслед нам Лесли.

За дверью беспомощность Шарлотты испарилась. Она даже собиралась забрать вещи из своего шкафчика!

Но я крепко держала её за рукав.

— Оставь это, Шарлотта! Мы должны как можно скорее попасть домой. Леди Ариста сказала…

— Оно снова прошло, — объяснила Шарлотта.

— Ну и что? Всё равно это может произойти в любой момент. — Шарлотта позволила повести себя в другую сторону. — Где это у меня мел? — На ходу я стала рыться в кармане своей куртки. — Ах, вот он. И мобильник тоже. Мне позвонить домой? Тебе не страшно? Ох, глупый вопрос, извини. Я волнуюсь.

— Ничего. Нет, мне не страшно.

Я искоса поглядела на неё, чтобы проверить, говорит ли она правду. Она улыбалась своей высокомерной улыбкой Моны Лизы, за которой было не понять, что же она чувствует.

— Мне позвонить домой?

— Что это даст? — ответила Шарлотта вопросом на вопрос.

— Я только думала…

— Думать предоставь мне, — прервала она меня.

Сбегая вниз по каменной лестнице, мы поравнялись с нишей, в которой всегда сидел Джеймс. Завидев нас, он сразу же поднялся, но я ему только улыбнулась. Проблема Джеймса состояла в том, что его никто, кроме меня, не видел и не слышал.

Джеймс был призрак. Поэтому я избегала разговаривать с ним в присутствии посторонних. Только для Лесли я сделала исключение. Ни на одну секунду она не усомнилась в существовании Джеймса. Лесли верила мне абсолютно, и это было одной из причин, по которым она была моей лучшей подругой. Она глубоко переживала, что не может видеть и слышать Джеймса.

Я же была этому скорее рада, потому что первое, что сказал Джеймс, завидев Лесли, было: «О Господи! У бедняжки больше веснушек, чем звёзд на небе! Если она не начнёт немедленно втирать лосьон для отбеливания, то она никогда не найдёт себе мужчину!».

«Спроси его, не закопал ли он где-нибудь клад», — это, в свою очередь, было первое, что сказала Лесли, когда я их друг другу представила.

К сожалению, Джеймс нигде не закапывал клада. Более того, он обиделся, что Лесли сочла его на это способным. А ещё он всякий раз обижался, когда я делала вид, что не замечаю его. Он был вообще очень обидчивый.

«Он прозрачный?» — поинтересовалась Лесли при их первой встрече. — «Или чёрно-белый?»

Нет, Джеймс выглядел, собственно говоря, совершенно нормально. Не считая шмоток, конечно.

«Ты можешь видеть сквозь него?»

«Не знаю, никогда не пробовала».

«Так попробуй сейчас», — предложила Лесли.

Но Джеймс не собирался разрешать, чтобы я сквозь него смотрела.

«Что значит «призрак»? Джеймс Огаст Перегрин Пимплботтом, наследник четырнадцатого графа Хардсдейла, никому не позволит себя оскорблять, даже маленьким девочкам».

Как и многие другие призраки, он не хотел признать, что он больше не человек. При всём желании он не мог вспомнить, что умер. Мы знали друг друга уже пять лет, с моего самого первого дня в средней школе Сент-Леннокса, но для Джеймса, казалось прошло всего пару дней с тех пор, как он в клубе со своими друзьями играл в карты и обсуждал лошадей, мушки и парики (он носил и то, и другое — и мушки, и парик, но выглядел в них лучше, чем можно себе представить). Что я за время нашего знакомства выросла на двадцать сантиметров, а также приобрела брекеты и грудь, а потом брекеты сняла, — он добросовестно игнорировал. Как и то обстоятельство, что городской дворец его батюшки давно превратился в частную школу с водопроводом, электричеством и центральным отоплением. Единственное, что он время от времени замечал, была длина юбок нашей школьной формы. Очевидно, зрелище женских икр и лодыжек было в его время исключительно редким.

— Не очень вежливо со стороны дамы не поприветствовать господина более высокого ранга, мисс Гвендолин, — вскричал он сейчас, как всегда совершенно обиженный моим невниманием.

— Извини, но мы очень торопимся, — ответила я.

— Если я могу быть чем-нибудь полезен, то располагайте мной, — Джеймс поправил кружево на обшлаге рукава.

— Нет, большое спасибо. Нам надо поскорей попасть домой. — Как будто Джеймс мог быть чем-нибудь полезен! Он был не в состоянии даже открыть дверь. — Шарлотта плохо себя чувствует.

— Ох, мне очень жаль, — откликнулся Джеймс, имевший слабость к Шарлотте. В противоположность к «веснушчатой без манер», как он имел обыкновение называть Лесли, он находил Шарлотту «обворожительной, исполненной чарующей прелести». Вот и сегодня он рассыпался в льстивых комплиментах. — Пожалуйста, передай ей мои наилучшие пожелания. И скажи ей, что она сегодня вновь выглядит восхитительно. Немного бледна, но очаровательна как эльф.

— Я ей передам.

— Прекрати разговаривать со своим воображаемым другом, — сказала Шарлотта. — Иначе ты когда-нибудь попадёшь в дурдом.

Нет, ничего я ей передавать не буду. Она и так ужасно задаётся.

— Джеймс не воображаемый, он невидимый. Это большая разница!

— Ну, дело твоё, — ответила Шарлотта. Они с тётей Глендой считали, что я выдумала и Джеймса, и других призраков, чтобы важничать. Я сожалела, что когда-то рассказала им об этом. Конечно, тогда я была маленькая и вряд ли могла молчать о горгульях, оживающих на фасадах зданий и сточных жёлобах, кривляющихся и строящих мне рожи. Горгульи были забавные, но были и другие призраки, тёмные и жуткие, которых я боялась. На то, чтобы понять, что призраки никому не могут причинить зла, мне понадобилось года два. Призраки могут только напугать.

Но не Джеймс. Он был совершенно безобидный.

— Лесли считает, что хорошо, что Джеймс умер молодым. С фамилией Пимплботтом он вряд ли смог бы найти себе жену, — сказала я, предварительно убедившись, что Джеймс меня не слышит. — Я хочу сказать, кто добровольно согласится называться «Прыщавая задница»? — Шарлотта закатила глаза. — Правда, он симпатичный, — продолжала я. — И если ему верить, то у него денег куры не клюют. Только его манера постоянно подносить к носу надушенный кружевной платочек выглядит как-то не по-мужски.