Катерина Шишканова - Крылья ангела Страница 3

— Но ведь бывают же исключения?

Карга смачно прожевала обвислыми, как у обезьяны губами, одарила приставучую девицу мрачным взглядом. Дискуссия длилась не первый час, а глупая ученица всё никак не могла поверить, что чудес на свете не бывает.

— Были дураки, которые к моему искреннему изумлению всё-таки смогли полюбить. На моей памяти таких оказалось двое и каждый из них сдох, как собака, наивно пологая, что улетает на небеса вкушать нектар и амброзию. Один из них влюбился в человеческую девку, но чего-то там переборщил с пылкой страстью и от девицы осталась лишь горстка пепла да клок волос в его медальоне. Собственно, медальон — это всё, что осталось от самого, хе-хе, любовничка. Он сгорел с первыми лучами солнца, решил просветлиться напоследок. Их всех почему-то тянет просветлиться. А второй со своим заданием подружился. Вместо того, чтоб вынуть из человека душу, он стал с ним общаться, дурак. И наивно полагал, что всё так и должно быть, что ему за это ничего не будет. Этот испарился чуть позже. Видно, любовь всё-таки более заразная дрянь…

Потом я подняла архивы и накопала ещё штук десять подобных случаев: любовь, сострадание, дружба и, как неизбежное, доброта разъедали наши сущности. Сначала незаметно, но всё же с одним и тем же результатом.

Начальство их замалчивало, предпочитая делать вид, что ничего не происходит. А зря, я бы выбрала открыть согражданам правду, тем самым оградив их от возможной опасности. Хотя, с другой стороны: меньше знаешь — крепче спишь, а забота о ближнем это вообще не к нам.

Шеф встретил меня несколько раздражённо, недовольно щуря малиновые глаза. Кроме них ничего демонического в облике достопочтимого господина Молоха уже не было, хотя ещё лет двести назад он мало чем отличался от того же сатира — такой же мохнозадый и с поганым характером. Впрочем, характер остался прежним, а бывшие любовницы все до одной трепались, что задница у него тоже весьма пушистая. С маленьким козлиным хвостом. Сейчас же это был обычный человеческий мужчина средних лет и неопределённой наружности, с жёсткими чертами и жёлчным выражением лица.

Когда-то давно он был тёмным божеством, требующим непомерные человеческие жертвы. Особенно уважал сожжённых детей во славу себе, любимому. Но постепенно христианство вытеснило его кровожадную натуру с пьедестала и чуть не выбило его заносчивый дух подальше в Хаос, откуда он потом вырвался ещё более раздражённый и раздосадованный на новую веру. Так в Геенне и прижился. Поначалу был мелким служкой у Вельзевула, его бешеный энтузиазм заметили, оценили и на всякий случай сослали в срединный мир к людям, где он удачно насшибал душ с праведников и вернулся ещё более заносчивый, чем раньше. Теперь же его поставили начальником Тринадцатого Отделения — то ли отметили за верную службу, то ли спихнули от греха подальше в наше затишье, чтоб не мозолил глаза и не нервировал присутствием.

— Ты задержалась, — начальник сурово кивнул на кресло, бывшее некогда пыточным в застенках какой-то человеческой тюрьмы.

Обстановка в кабинете вообще соответствовала мрачному юмору его обладателя, чего только стоила коллекция пыточных клещей, с особой трепетностью протираемая секретаршей каждое утро. Или заспиртованная туша самоубийцы, прострелившего себе мозги дробовиком, но волею случая (и прихоти всё того же Молоха) прожившего ещё несколько часов. Потом наша контора его ещё несколько раз оживляла забавы ради. Всегда интересно посмотреть на реакцию оживленца, вдруг обнаружившего, что он — сушёная мумия.

— Были проблемы?

— Никаких. Я отсыпалась.

Я честно захлопала ресницами. Что бы там ни было, к крайнему сроку я не опоздала, а устраивать себе небольшой отгул мне нравилось, и Молох это знал. Пробежав глазами доклад и выдав поощрительное "м-мэ", начальник запустил его в ближайшее мусорное ведро, откуда потом заботливая секретарша его вынет и подошьёт в папку.

— Хорошо потрудилась. Душу сдала?

— Никак нет. Я договорилась с ребятами из аналитического отдела, пускай помучается ещё месяцок — второй, сопьётся, на иглу подсядет. Я к нему ещё и на проповедь загляну, чтоб добить.

Молох задумчиво размял шею, потянулся в кресле, словно блудливый кот, и закинул руки за голову.

— С каких это пор ты начала проявлять инициативу, моя дорогая?

— С тех самых, когда вы стали посылать меня к церковникам, достопочтимый Мелькарт.

Шеф осуждающе приоткрыл левый глаз — наши не слишком любят, чтоб их истинные имена кочевали на устах у подчинённых. Если честно, то в идеале подчинённым их вообще знать не полагается. Моё, например, знали лишь вышестоящие, причём даже не Молох, а Вельзевул, Люцифер и ещё парочка столь же непроглядно тёмных и опасных. Хотя ни с кем из этих товарищей лично я не встречалась и, не приведи Тьма, встречусь. А вот светленькие разбрасывались ими направо и налево, если судить по Агату — он представился в тот же день, когда впервые ступил на порог моего дома. Я потом для достоверности, ну и по вредности, конечно, опробовала на его истинном имени парочку заклинаний. Несчастного паренька скрутило в тугой узел да так, что я вообще зареклась продолжать подобную практику и сократила слишком кричащее имя до белого камешка. Тоже вполне сносное и завидное имечко вышло, да и сам крылатик не возражал. Особенно после того, как пришёл в себя.

А вот начальник панибратства не любил так же, как и ехидных выскочек, делая для меня небольшую скидочку. Опять же в силу моей ценности. И давнего знакомства.

— Иисус сказал: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь. Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки.

Я непонимающе пожала плечами: Евангелие от Матфея, если поднапрячься, то и главу вспомню. И что с того?

— Видишь ли, дорогуша. Сиди на твоём месте кто-то другой, скажем, моя дорогая секретарша, и к концу монолога от неё остались бы разве что дымящиеся тапки. Имя Божье действует на большинство наших как дихлофос на мух.

На низших бесов, не имеющих иммунитета — да. Но всё равно не так смертельно, в худшем случае из носа кровь пойдёт, уши пробками зарастут или глаза лопнут, в лучшем — дико разболится голова. Как у меня. К тому же сомневаюсь, чтоб у Лилит хотя бы чих пробился: первая жена Адама, а нынче главный секретарь Тринадцатого Отделения, была тётенькой склочной и на редкость живучей. Одна из древнейших демонес, она, тем не менее, осталась где-то внизу огромной иерархической лестницы, предпочитая не высовывать свой длинный нос дальше, чем это требовалось руководством. Оставаясь на вторых позициях, она умудрилась пережить больше начальников, чем те надеялись, и до сих пор не помышляла о развоплощении.