Спасительница волшебных книг - Варвара Корсарова Страница 30

Госпожа Ирма ушла, а я осталась в кухне.

Смотрела в окно – за домом возвышалась высокая каменная стена, заросшая плющом. По стене прыгали сороки. Интересно, что за этой стеной? Недосягаемая свобода...

Ветер качал деревья, в окно билась ветка рябины, лучи солнца меркли, а тени удлинялись.

Я слушала сорочью болтовню, грызла сухари, прихлебывала остывший чай. Меня знобило. В голове не было ни одной мысли. Я боялась пошевелиться. Казалось – чем меньше движений, тем меньше шанс навлечь на себя новые беды.

Опустевший дом внушал страх. До ванной комнаты я добиралась быстрым шагом, вздрагивая от каждого скрипа половицы.

Когда за окнами потемнело, я устроилась на ночлег там же, где и вчера – на полу под шкафом в торговом зале. Не смогла заставить себя подняться на второй этаж и поискать место поудобнее.

Ночью снились вязкие кошмары, и чудилось, что кто-то скорбно вздыхает у меня под ухом, а книги в шкафах переговариваются и строят планы, как бы погубить временную хозяйку.

Утром проснулась, стуча зубами. Ночь выдалась свежей, а затопить камин я не осмелилась. Это был чужой дом, и что-то делать в нем – даже простые повседневные дела – казалось кощунством. Дом был сам по себе, а я – сама по себе.

Я здесь никто – ни гостья, ни хозяйка.

Умылась холодной водой и переоделась в черное платье, которое госпожа Ирма, видимо, добыла для меня в лавке старьевщика. От него несло плесенью, а под мышкой разошелся шов.

– Госпожа Зоя! Выходим, выходим! Церемония скоро начнется. Отец Аддо уже на кладбище, – поторопил стряпчий Малалио, входя в лавку.

Мы отправились на кладбище. Идти пришлось недалеко. Как оказалось, лавка Бармалана стояла на последней улице в городе, и кладбище начиналось сразу же за той каменной стеной, которую я изучала из окна кухни. Хорошо, что я не знала об этом соседстве вчера.

Похороны – невеселая церемония в любом мире. Да и кладбище не то место, где хочется оказаться туристу сразу после прибытия в чужую страну. Впрочем, как и тюрьма. А я уже успела побывать и там, и там. Отличное начало жизни в волшебном Эленвейле!

Семейный склеп Бармаланов оказался особенно угрюмым. Он был сложен из серого камня, потрескавшегося от времени. Арочный вход сторожили две каменные фигуры, закутанные в плащи с капюшонами. Левая фигура держала раскрытую книгу, правая – светильник на заржавевших цепях.

Людей у склепа собралось немного. Попрощаться с книготорговцем явились госпожа Ирма, доктор Каспер, бургомистр и еще трое незнакомых мне мужчин. Все стояли тесным кружком и о чем-то бурно спорили. Особенно пылко говорила госпожа Ирма. Она делала руками рубленые жесты, как будто стремилась убедить своих собеседников. Горбоносый бургомистр неуверенно возражал, доктор помалкивал и изучал низко нависшее свинцовое небо. На его лице застыло страдальческое выражение.

В дальнем конце дорожки между оградками мелькнула высокая мужская фигура в коричневом костюме. Человек постоял, рассматривая компанию у склепа, а потом ушел по тропинке в другую сторону. Силуэт показался мне знакомым; я прищурилась, проводила его взглядом. Уж не тот ли это черноволосый красавец, который уже не раз попадался у меня на пути? Что он забыл на кладбище?..

Когда мы подошли, все замолчали и уставились на меня подозрительными глазами. Толпа расступилась, и я увидела гроб.

Он стоял на задрапированных табуретках, крышка открыта.

Лежащий в гробу Бармалан казался живым.

Доктор переодел его в богатый бархатный костюм, расчесал бакенбарды и, видимо, намазал румянами щеки, потому что смертной бледности на его лице не было и в помине. Более того: цвет его лица значительно улучшился с того момента, как я видела его живым в последний раз. Казалось, книготорговец смежил веки, чтобы без помех обдумать какую-то пакость. Губы растянуты в желчной усмешке, руки покоятся на груди, на пальце сверкает золотой перстень.

Я содрогнулась. Присутствующие смотрели на меня выжидающе – искали признаки скорби на моем лице. Пришлось поскорее опустить глаза.

– Начнем, – сказал фальцетом отец Аддо и закатал рукава красной сутаны.

– Да, поспешите, а то дождь вот-вот пойдет, – заявил бургомистр, достал часы и озабоченно посмотрел на циферблат. Госпожа Ирма вытащила из рукава платок и приложила к губам.

Отец Аддо зажег церемониальный светильник, нараспев произнес строки о вечном огне, который гаснет на земле, но ярче разгорается в запредельных чертогах. Дал слово бургомистру. Тот скучным голосом похвалил господина Бармалана. Назвал его светочем культуры и распространителем знаний в Лиллидоре. И добавил, что его лавка была «отрадным утешением» для жаждущих провести досуг за книгой.

На этом список заслуг усопшего кончился. Добавить добрых слов к речи никто не захотел – или не смог.

Доктор подал знак могильщику – горбатому старику с бельмом на глазу – и тот потащил к гробу крышку.

– Постойте! – бургомистр поднял руку. – Не желает ли сказать прощальную речь его супруга?

– Я не слишком хорошо знала покойного, – выдавила я. – Полагаю, он был... порядочным человеком. Он вытащил меня из тюрьмы, спас от наказания.

Госпожа Ирма громко фыркнула. Остальные сделали кислые лица. Видимо, я допустила бестактность, упомянув о своем тюремном прошлом.

Могильщик опять подняли крышку, но опять не донес.

На этот раз его остановила госпожа Ирма. Она все-таки решила публично предаться скорби. Но выразила она ее своеобразно.

Сначала она сделала все, что полагается: содрогнулась всем телом, от чего складки на ее толстых боках завибрировали, как желе, приложила к глазам платок и громко зарыдала.

Присутствующие шокировано переглянулись.

– Милый, дорогой Бармалан! – возвестила госпожа Ирма, отняв платок от лица. Она подошла к гробу и нависла над ним. Все остальное она высказала прямо в лицо покойному. – Ты был верным и дорогим другом. Нам будет тебя не хватать. Твоего остроумия и жизнерадостности.

У присутствующих открылись рты от удивления. Видимо, раньше они и не подозревали, что Бармалан обладал такими ценными качествами.