Жена-беглянка (СИ) - Калинина Кира Владимировна Страница 30

Но это море лишних слов — до вечера набирать.

Ой… Я же не подписалась! Он просто не поймёт, от кого письмо.

На громогласный смех Марлены из-за перегородки выглянул Харальд, бодрый и даже причёсанный, но в растянутой футболке и широких мятых штанах.

— Марли, зайка, на обратном пути молока купи, тип-топ? — выдал он. — Люблю тебя.

— Ага! — зло фыркнула Марлена, когда за нами захлопнулась дверь квартиры. — Молока ему посреди ночи. Щассс!

Клуб "Кроличья нора" обитал в здании бывшего литейного завода, построенного в те времена, когда даже промышленные сооружения украшались архитектурными излишествами. В лучах прожекторов на стенах выделялись фигурные арки, многоярусные карнизы и прочие рюши с оборочками, увековеченные в кирпиче. Две мощные трубы стремились в ночное небо, подсвеченное вечным городским заревом. Огни на трубах складывались в длинные заячьи уши.

Внутри и правда была нора. Темнотища, рёв, грохот и толпы счастливо скачущих кроликов. Короткие разноцветные вспышки заставляли белое платье Марлены флюоресцировать. Она была, как фонарик в море мрака. На нас обращали внимание, нам ухмылялись, что-то говорили, куда-то звали.

Но подруга проявила недюжинную стойкость. Смеялась, сверкая зубами, но отнекивалась и упорно пробиралась сквозь толчею, волоча меня за собой, как будто… искала кого-то?

Едва эта мысль пришла в голову, как Марлена выпустила мою руку и повисла на шее у незнакомого мужчины с мощной холкой и фигурой типа квадрат. Стоп, почему незнакомого? Это же Мик Пик. Обладатель трёхэтажного дома и мечты о наваристых супах и пятерых детишках.

Марлена, я тебя убью!

Господин Пик отыскал для нас низкий разлапистый диванчик в дальнем зале, где музыка была немного спокойнее, а вспышки не так резали глаза. Правда, втроём мы едва уселись — больно широк оказался наш кавалер. Чтобы не мучиться, Пик утащил Марлену танцевать, по-хозяйски оглаживая её голую спину. Подруга успела послать мне бесстыжую улыбку, крикнув в ухо: "Не скучай!"

Я осталась одна. В темноте и одуряющем грохоте. Злая, как голодная горгулья.

Меня "проветрить", значит? Использовать, как прикрытие для своей интрижки!

И уйти нельзя. Вдруг Мэт всё-таки… Нет. Глупо надеяться. Даже если он здесь, ни за что не найдёт меня в этом бедламе.

Но я не двигалась с места, время от времени проверяла свой суб-ком и таращилась во мрак, где силуэты танцующих колыхались, будто щупальца гигантской актинии.

Внезапно их заслонила крупная мужская фигура. Увы, не та, которую я надеялась увидеть. Лицо со смутно прорисованными чертами тоже было чужим.

Я покачала головой, даже не пытаясь разобрать, что говорит незнакомец. Я не танцую, не желаю что-нибудь выпить и не нуждаюсь в компании. Для вас я госпожа Нет.

Но этого слова он, кажется, не понимал. Наклонился ко мне, хищно блестя белками глаз. Да так и замер в позе холопа перед барыней, косясь на руку с суб-кольцом, опустившуюся ему на плечо. Обладатель кольца заставил господина Холопа выпрямиться. Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами, затем господин Холоп отступил и растворился среди теней и вспышек.

Жёсткие лучи веером ударили в спину моему заступнику, на миг обведя его силуэт слепящей каймой.

— Вы не против моей компании, госпожа Бронски-Даймер?

Эти слова я скорее угадала, чем услышала. Приглашающе похлопала по мягкому сиденью дивана — и только когда Мэт опустился рядом, поняла, каким фривольным был мой жест.

— Могу предложить коктейль с ананасовым соком, кокосовым молоком и капелькой росы, — чтобы перебить грохот музыки, ему пришлось кричать. — Веселья у них нет.

На низком столике поджидали два стакана с мутным желтоватым напитком, в каждом соломинка и вишенка на ободке.

То есть он аккуратно поставил коктейли, чтобы освободить руки, и только потом взял господина Холопа за шкирку… Почему-то стало смешно.

— Часто сюда ходишь? — спросил Мэт.

— Нет, что ты! Просто мы с подругой решили…

— И где подруга?

— Пригласили на танец.

— Странно.

Он улыбался. Лицо и тон оставались серьёзными, но я чувствовала его улыбку, как чувствуют солнце сквозь сон.

— Почему странно?

— Потому что из вас двух я бы пригласил тебя.

— Ты же её не видел.

— Зато я видел тебя, — Мэт наклонился к моему уху.

Мы не касались друг друга, но я всем существом ощутила его близость. Сразу всё вернулось: и гостиница в Бежене, и площадка над оврагом, и мой побег, и горячие горькие мысли о том, что случайный любовник, купивший мою ночь за отметку о браке, наглый чужак, которого можно забыть, если очень постараться, превратился… в кого? Не знаю. В человека, без которого мне плохо.

— Мэт, я хотела сказать… Извини, что я тогда убежала. Мне было…

— Стыдно. Я понял.

Ни тени иронии в голосе. Это дало мне силы продолжить:

— Я… не могу, когда видят, как… И говорить об этом не могу.

— Хорошо, не будем говорить, — отозвался он. — Сейчас тоже хочешь сбежать?

— Не хочу.

Мэт подал мне руку открытой ладонью вверх, и я вложила в неё свою; наши пальцы переплелись.

На душе стало легко и спокойно. Он не в обиде, готов терпеть мои странности и целомудренно держаться за руки вместо того, чтобы закинуть на плечо и утащить в нору.

— О чём думаешь?

— О том, что я ничего о тебе не знаю. Нет, правда. Мы так мало разговаривали…

Его губы дрогнули. Глаза казались чёрными и блестели, как ночной пруд под луной.

— Ты в курсе моей личной жизни. Разве этого мало?

— Знаю имена твоих жён, — гм, звучит так, будто у него гарем. — И что двух последних ты вряд ли любил.

Мэт сморгнул и отвернулся, устремив взгляд на танцующую толпу.

— Прости. Я не должна была…

— Нет, я просто задумался. Пожалуй, ты права. — Он поцеловал мне запястье. — Видишь? Ты знаешь меня лучше, чем я сам.

Он был именно таким, как сказала Марлена — офиге… невероятно привлекательным мужчиной. Всегда, а сейчас особенно. Под пиджаком тёмная рубашка, расстёгнутая глубже обычного, волосы в живописном беспорядке — так и хотелось запутаться в них пальцами.

Я потихоньку придвинулась, и Мэт обнял меня.

— Что ещё тебе рассказать?

— Что хочешь.

Даже сидя так близко, нам приходилось повышать голос, чтобы слышать друг друга.

— Ладно, начну с начала. Моя мама погибла, когда мне было пять. Несчастный случай. До двенадцати я жил у деда, ещё пять лет учился в закрытой школе в Жетсете. Потом поступил в Умсфорд, изучал экономику и право. В каникулы работал на Чакте оператором туманных насосов. Помнишь, я рассказывал, как ел ядовитую рыбу-фонарь? Ещё был бурильщиком в Руме…

— Бурильщиком? — переспросила я.

— Южнее Чакты туман залегает глубоко, но пласты богатые… — он усмехнулся, поняв, что я спрашиваю о другом. — Это обычная практика — начинать с низов, переходя со ступени на ступень, чтобы изучить деловой процесс изнутри. В Руме было по-своему интересно, но Чакта понравилась мне больше.

Он стал рассказывать об эффектах опалесценции в верхних слоях тумана, о песнях голубых китов, которые выбрасывают фонтаны на высоту четырёхэтажного дома, и о серых китах, которые пахнут огурцами, а ещё о карликовых морских дракончиках с золотыми крыльями. Когда-то по общественному показывателю я смотрела большой фильм о природе Крайнего Востока Джеландии. Сейчас кадры, всплывающие из глубины памяти, мешались с картинами, рождёнными воображением, в красочную волшебную сказку.

Я невольно позавидовала Мэту, видевшему чудеса заповедного полуострова своими глазами. Даже открыла рот, чтобы об этом сказать, но вовремя спохватилось. Не хватало ещё, чтобы он подумал, будто я напрашиваюсь на дорогостоящее романтическое путешествие.

Не все свободные дни Мэт проводил на буровых установках и насосных станциях. Он любил активные забавы — горные лыжи, подводное плаванье, сёрфинг. На втором курсе увлёкся скалолазанием и отправился с друзьями на Стену. Инструктором в летнем лагере была девушка на год старше него. Дочь геолога, она училась на горного инженера, любила горы больше всего на свете, даже больше Мэта…