Буря настигнет (СИ) - Орлан Нари Страница 31

— Ты подозрительный! Зачем спишь с пистолетом?

Я спросил бы, зачем спишь с придурком-программистом, но промолчал. Возможно, других вариантов нет.

— Ждал тебя. Знал, что ты в конце концов придешь снова.

Умолкла. Нет, я, наверно, не знал, но слишком много представлял, что сделаю, когда бесовка появится в моей квартире. В итоге все пошло не по плану, а даже лучше.

Сколько у нее осталось времени? Минут десять? У меня осталось не более чем десять минут, чтобы заставить ее вернуться.

— Что ты делаешь? — осведомилась она, едва я собрал все необходимое и присел рядом на кровати.

— Принес кое-что.

— Что?

— Здесь восемь разных джемов, большая пипетка, дразнилка и пингвин.

И презерватив. Но его я спрятал под одеяло. Беатриса потянулась руками к ленте.

— Нет, нет. — Я поймал тонкие запястья и с нажимом опустил. — Не снимай. Дразнилкой я называю тиклер с перьями. Мы с тобой поиграем в игру. Ты высовываешь язык, я капаю на кончик пипеткой джем. Если ты отгадаешь вкус — я сделаю кое-что приятное. Не отгадаешь — неприятное.

— Это дрессировка?

— Это просто игра.

Язычок скользнул между ее губами и спрятался. Сегодня я наблюдал, как она им рисовала картину. В заляпанной краской футболке, в лосинах и с небрежно собранными волосами — ничего в жизни сексуальнее не видел. Я мялся, прячась в тени, и твердил себе: нельзя подойти и положить руки на бедра. Можно лишь фантазировать, как она бы встрепенулась от шока и развернулась. Я бы слизал до последней капли краску с ее подбородка, губ, высосал бы с языка.

Пока Беатриса сомневалась, я ухватил бегунок куртки и потащил вниз. Остановился ровно так, чтобы позже легко добраться до груди. Под курткой белая майка и бюстгальтер. Затвердели ли соски от ожидания? Что она представляла?

— Ладно, давай. Мне те джемы еще в прошлый раз приглянулись, — усмехнулась она и, приоткрыв рот, высунула язык заостренным треугольником. Я слегка завис, воображая, как бесовка языком проводит вдоль члена — напряжение в нем усилилось.

Мне предстоит долго держать себя в руках, а с самого начала дико сложно. Я отвел взгляд к тумбе и поманил бутылку воды — она мигом преодолела расстояние и хлопнулась о ладонь.

Хватит ли несчастных пол-литра, чтобы потушить пожар внутри? Я охладил рукой воду почти до ледяной, выпил до дна и откинул бутылку.

Будь бесовка в курсе моих способностей, я мог бы вытворять неимоверные чудеса. Ласкать ее то горячими, то холодными пальцами, доводить ее нервы до безумия.

Но я всего-навсего окунул пипетку в баночку с оранжевым джемом и опустил каплю Беатрисе на кончик языка. Она соблазнительно облизалась и задумчиво простонала.

Не отрывая взора от ее влажных губ, я высосал остатки из пипетки.

— Апельсин?

— Умница. — Я взял тиклер и провел перьями по декольте, четко очерчивая вырез.

Она улыбалась. Зеленый свет.

— Чувствую себя кошечкой. Так и хочется поймать перышки. Щекотно немного.

— Приятно? — поинтересовался я, лаская дразнилкой шею, плавно, неспешно. Слышно ли ей мое тяжелое дыхание? Когда в прошлом мне было настолько трудно сдерживаться?

— Да. Давай еще.

Она высунула язык — я сглотнул ком в горле, закупоривая дикий пожар, и на автомате опустил пипетку в следующую баночку, темно-оранжевую. Как вытерпеть еще шесть вкусов, когда Беатриса невыносимо заманчиво смакует каждую каплю?

— Абрикос?

— Верно. — Я облизал пипетку, втянул в себя остатки и решил третий раз сделать по-другому. А пока взялся за бегунок и полностью расстегнул куртку. Между поясом штанов и белой майкой полоска обнаженной загорелой кожи. Я чертил по ней ломаную кривую — мягкий живот вздрагивал от прикосновений, пока не втянулся, и Беатриса накрыла тиклер ладонью.

— Щекотно! — Груди затряслись от приступов смеха, а я видел, как они будут качаться в такт сильным толчкам. Но к ним далеко. Бесовка пока что, возможно, планирует сбежать в разгаре прелюдии. Я вытащил тиклер из кошачьей хватки, отбросил его и убрал изящную кисть с живота. Подушечки пальцев на моей левой руке загрубели из-за гитары, поэтому я пальцами правой руки пронесся по коже. Беатриса не вздрагивала, лишь чаще задышала, пока я нежно вырисовывал круги, узоры, изредка «случайно» забирался под край майки или штанов.

Рука начинала жить своей жизнью — все дальше заглядывала под ткань. Я едва отдернул себя за секунду до того, как залез бы полностью в трусы, а там, между ног, обмакнул бы палец в смазке и принялся бы изучать, какие прикосновения к клитору бесовке сносят крышу.

Я сейчас взорвусь. Член напрягся и затвердел так сильно, что им можно стены прошибать. Надо чуть-чуть остыть, ибо скоро потеряю контроль.

Сколько осталось минут до того, как Беатрису заберет пух? Может, две или три? Я дам ей шанс незаметно перезагрузиться, чтобы не ушла насовсем.

— Подождешь меня немного? — спросил я, вставая с кровати. — Будь умницей, не снимай ленту и не подглядывай.

— Да, ладно.

Ее тон насторожил — в нем сквозила туманность. Вернется или нет? У двери я обернулся: Беатриса лежала не шевелясь. Да или нет? В любом случае мне надо выйти.

Если уйдет, то придет еще? Если вернется — значит ли, что она хочет меня не просто телом, но и разумом?

Я ее хотел до боли. Только закрылся в ванной комнате и зашел в душевую кабину, оперся о стенку и сжал пальцами член. Перед внутренним взором заплясали картинки: я скидываю с Беатрисы грубую кожаную куртку, разрываю майку, стягиваю бюстгальтер, оголяя грудь, стаскиваю штаны до коленей, отодвигаю трусики, закидываю обе ноги себе на плечо — и наконец-то вхожу. Глубже, глубже и глубже, так что яйца бьются о ее задницу. Бесовка орет, лихорадочно хватается руками за простыни, а я набираю темп до сверхбыстрого. Быстрее движутся лишь пальцы на члене.

Сперма брызнула, а вместе с ней вытекло напряжение, ломота в теле. Пришло приятное опустошение. Я вздохнул, по коже разбегались мурашки.

Бежать обратно или дать бесовке еще несколько минут? Если она вернулась, конечно.

Я помыл член, смыл сперму со стенки душевой кабины, вытерся и закутался в халат. Так будет легче сдержаться. Если вернулась…

Пора выходить.

На пороге спальни я на миг замер, ошарашенный. Беатриса зыркнула на меня глазами нашкодившего ребенка, но не выпустила пипетку изо рта. Она ее, видимо, всю наполнила джемом и теперь его высасывала, обхватив губами стекло пипетки. Я сдержал радостную улыбку и добавил в голос стали:

— А ну, живо брось! Я тебе сказал, не снимать повязку и не трогать ничего!

— Акула! — вмазала она мне стоп-словом по лицу. — Не кричи на меня! Тебя долго не было, а джем очень вкусно пахнул.

— Так что? Теперь мне все прекратить? Или научишься терпению?

— Нет, продолжай.

Она протянула пипетку мне. Сердце пустилось вскачь. Я в два шага подступил к кровати и отобрал орудие пыток. Беатриса завязала ленту.

— Тебе не жарко в куртке? Сними ее.

— Не жарко.

Скоро станет жарко так, что будет невыносима любая одежда на теле.

Осталось пять вкусов. Три баночки пустые. Пингвина не трогала — доберись она до него, я бы не докричался до ее здравого рассудка.

Едва она улеглась на подушки, я умостился рядом и открыл четвертую баночку, красную. Бесовка высунула язык.

— Нет, нет. Не высовывай, лишь приоткрой рот… Да, вот так. Теперь обхвати губами пипетку и пососи, как ты только что без меня делала.

У меня снова стало жарко в паху. Я запустил свободную руку под халат и сжал член, который упорно поднимался. Она все равно не видит. Поглаживая себя, я не мигая смотрел на ее губы. Обмазать в следующий раз джемом член? Это слишком. Рано.

— Клубника, без сомнений, — произнесла Беатриса, когда я забрал пипетку и облизал.

— Ты легко угадываешь. Но сложное впереди.

— И что ты сделаешь, когда не отгадаю?

— Увидишь.

Я раскинул лацканы куртки в стороны, оттянул вырез майки и погладил перышками под ней: в ложбинке, вдоль верха чашек бежевого бюстгальтера, ближе к подмышкам. Бесовка блаженно промурлыкала.