Домой? Да никогда! - Радомира Берсень Страница 31

земля, во все стороны летят камни. Храм разлетается кусками, что-то внутри него истошно визжит, тьма и свет свиваются в немыслимое торнадо. Ослепляюще белое облако раскрывается пастью и рвет тьму на клочки. Они извиваются и пытаются уползти в тень рощ и холмов, но белые искры, льющиеся во все стороны, изничтожают их. Темный храм завалился набок и с тоскливым рокотом осыпался, обнажая гнилое нутро. Белый поток с силой обрушился на темнеющий жертвенник, так что тот брызнул во все стороны мельчайшими осколками. Затем среди руин очертился невероятно огромный мужской силуэт, залитый белым светом. Он покрутил головой и запустил куда-то в сторону ярко вспыхнувшим лучом, будто копьем. Пронзительно завизжал, потом завыл знакомый уже мне голос темного божества. Сияющий до боли в глазах великан раскрыл бесконечно огромные крылья, хищной птицей бросился в сторону голоса, затем взмыл в воздух и исчез. Все это я успела увидеть пока мы летели, уклоняясь от бешено рвущих воздух осколков и кусков темного храма. Мы укрылись за древним покосившимся склепом.

Кинжал … или Кирранус? — склонился надо мной и расправил свои крылья, чтобы защитить от летящих со всех сторон камней. Мне уже не больно. Сердце бьется все тише, глуше, останавливаясь … скоро оно встанет совсем. Жаль, что я не могу сказать этому мужчине как сильно я его люблю.

С трудом я подняла руку и погладила себя по груди.

— Тебе трудно дышать? — Озабоченно спросил Кинжал. — Болит?

Боги! Ну почему мне вечно попадаются такие недогадливые мужчины? Хотя — да, дышать действительно трудно. Похоже мерзкая тварь здорово переломала мне ребра. Я с сипением втянула в себя воздух, в груди что-то заклокотало, забулькало. Так, нужно попробовать еще раз. Вот только руки меня почти не слушаются.

С трудом я сжала пальцы в кулак, оставив вытянутым указательный, и попыталась прочертить на груди линию — изобразила цепочку. Кинжал охнул и с размаху дал себе в лоб ладонью.

— Вот я дурачище! — Он положил руки мне на грудь и одним движением разорвал цепь. Я с трудом вдохнула и поняла, что больше не могу сделать ни вдоха. Тело мое мелко затряслось в агонии.

— Нет, Мари!

Голос звучал где-то далеко, уплывая. Я собралась с силами и с трудом прошептала, тратя остатки драгоценного воздуха:

— Люблю … тебя.

Мир свернулся и потемнел.

ГЛАВА 26.

Наверное, я не умерла. По крайней мере, в том мире. Наверное, я вернулась домой — в мир из которого сбежала когда-то. И при мысли об этом хотелось выть в голос. Ничто не держало меня в моем родном мире. Там не было никого, ради кого хотелось бы жить. Я бы что угодно отдала за то, чтобы вернуться обратно — к Кинжалу, моему королю, моему любимому. Поэтому я даже не хотела открывать глаза. Не хотела и не могла — по какой-то непонятной мне самой причине. Что ж, если уж я мертва, то пусть буду мертва и дальше. Если рядом нет его — какой смысл вообще открывать глаза и, тем более, жить?

— Не знаю, Кирр, — озабоченно прогудел голос, от которого бы и деревья пригнулись, — я все сделал что мог. Не знаю почему она никак не приходит в себя. Ты в курсе, что эта девушка из другого мира? Кстати, только поэтому она смогла продержаться так долго. Ваши девчонки и минуты не протянули бы под властью темных. Хорошая девочка. Даже не хочу говорить — была.

Тяжелый вздох.

— Пока еще она со мной.

До чего печальный голос! Это Кинжал.

— В любом случае благодарю тебя, Адамаррус. Твоя помощь, как всегда, была незаменима.

— Да уж, теперь темные не выберутся оттуда, куда я их загнал. Хватит с меня этой их мрачной мерзости. Мой вам совет — насыпьте курган на всякое место, где когда-то был темный храм. И забудьте о них навсегда.

Меня залило светом. Он был все еще яркий, но теперь уже не такой безжалостно выжигающий. Скорее ласковый, согревающий. Будто говорящий склонился надо мной.

— Нет, не дышит. Знаешь, Кирр, попробуй свою магию. Тем более, у нее есть связь с тобой … она ведь сказала, что любит тебя, верно?

— Да. И я так жалею, что не успел сказать, что тоже люблю ее.

Какое странное оцепенение. Я хотела бы шевельнуться, крикнуть — да, люблю тебя, очень! Но что-то не давало мне этого сделать. Мое тело было словно бы омертвевшим, хоть я и слышала каждое слово.

— Я убрал из нее всю тьму. Исцелил ей тело. Но жизнь вдохнуть так и не смог. Кстати, ей нужно теперь другое имя, светлое.

— Ее зовут Мари.

Знакомый, родной уже запах, тепло тела, горячее дыхание на моем лице. Он что — поцеловал меня в лоб?

— Хорошее имя. Ну что ж, надеюсь, помощь Светлых Богов тебе больше не понадобится. Не прощаюсь с тобой, правитель Севера, теперь ты находишься под моим покровительством. Рад, что ты появился здесь.

Свет потускнел, исчез и мир вокруг меня залило тьмой, что рождалась под моими веками и никак не хотела меня отпускать.

— Мари!

На мою щеку легла ладонь, слегка повернув голову в сторону, затем горячие губы осторожно влились в мои. От поцелуя меня будто пронзило, в горле снова горячо запульсировало, сердце заскакало как бешенное. Кинжал отпрянул и я закашлялась до слез, с трудом вдыхая обжигающий воздух. Ух, как жжет в груди!

— Девочка моя! — Он прижал меня к себе обеими руками. Я обхватила его.

— Я слышала … все, — кое-как, сипло, выдавила я из себя. Он поцеловал меня в голову и обнял нас обоих своими крыльями. Мы были как два мотылька, спрятавшихся в бутоне.

— Ну уж нет. Теперь я должен сказать это прямо тебе. Я люблю тебя, девочка моя, моя Мари.

— И я тебя … мой король … и разбойник.

Он засмеялся, будто теплый ветер пробежал по моим волосам. Кажется, я испоганила еще одно платье и снова почти нагая. В его руках. Если бы я не была такой уставшей и даже немного умершей — непременно воспользовалась бы этим.

— Кто это был? — Наконец отдышавшись, хриплым голосом спросила я, по-прежнему крепко сжимая руки вокруг его талии. Не отпущу. Никогда.

— Адама́ррус. Верховный Светлых Богов и покровитель Северных земель. У каждой земли есть свое божество-покровитель среди светлых. А мы, короли, их потомки, земные дети.

— Поэтому …, — я не стала договаривать, лишь протянула руку и коснулась белоснежного крыла.

— Именно. Нам дарована часть их силы и право призвать своего праотца в критической ситуации.