Пленник золотой любви - Ольга Вешнева Страница 31

– Больше так не кричи, – попросил Сатибо. – Это действительно опасно.

– Но очень клево. Мне показалось, они мне ответили. Значит, у меня здорово получилось.

– Ничего у тебя не получилось. Ты только разозлила вампиров. Теперь они будут за тобой охотиться.

– Меня есть кому защитить. Правда?

Лиза так посмотрела на Сатибо, взяв его за руку, что я снова чуть не оказался на траве. За подобными взглядами обыкновенно следуют жаркие поцелуи.

Отступать было поздно. Я настолько припечатал сам себя к проклятой мною же усадьбе, что доверие единственного испытанного временем друга потерял почем зря – не то ради возвращения похищенного клада, не то ради спасения хозяйки мясокомбината от унаследованной ею зловещей неукротимой силы. Устоять бы… Не поддаться бы влиянию той силы самому.

“Ей будет дарована особая власть над вампирами”, – снова вспомнилось пророчество Шениглы.

Нет, надо мной Лиза не властна. На ее зов я не откликнулся. Стало быть, я сильнее ее… Пока.

– Вы не запамятовали, случаем, господин Яматори, о нашем обоюдном намерении устроить рыцарский турнир для увеселения Лизаветы Филипповны? – я решил отвлечь самурая от влюбленной в него девушки.

– Нисколько, господин Таранский, – улыбнувшись во все зубы, отозвался Сатибо. – Мы дождемся возвращения Мираи и Ичи из патруля. Они приедут к утру. И вместе отправимся в лес, где вы станете приманкой для сородичей. Когда я вам хорошенько вломлю, уважаемый князь, за сегодняшний бесплатный концерт, вас почувствуют все вампиры в заповеднике. Они придут разведать, что происходит и можно ли съесть вас на завтрак.

– Надеюсь, с Тишей ничего не случится? – заволновалась Лиза.

– Ты что-то напутала? Твое новое увлечение – полный придурок, а я вполне вменяемый истребитель вампиров, – подоткнул Сатибо. – Мы заманим его лесных друзей в ловушку и убьем их.

– Как страшно!

– Твой выбор, Лиза, – горько усмехнулся самурай.

Они вошли в дом. Я поплелся следом, и на пороге Венецианской гостиной, освещенной ярче некуда, зажмурился от рези в глазах. Лишившись волшебного покровительства Бажены, я стал обычным вампиром со всеми вытекающими неудобствами. Яркий свет, громкие звуки, острые ароматы специй – все это стало намного труднее переносить… Солнце… Неужели мне больше не погулять белым днем?

“Напрасно ты отвернулась от меня, Бажена. Разве тебе неизвестно, что я не служу твоей злобной сестрице? Тебе было бы милее, если бы я убил наследницу зла. Увы, я не могу исполнить твое пожелание. Лиза – не зло”.

Глава 20. Турнир

Солнце, напуганное ночным вампирским представлением, решило поутру не вылезать из-за туч. В лесу было достаточно темно и прохладно. Я мог сражаться в полную силу, не опасаясь солнечных ожогов или теплового удара.

Зрителей собралось трое: Лиза и ее верные слуги – Мираи и Ичи. На дуэль мы прибыли как банда Джаника на “стрелку” – на двух дорогих машинах: “Лексусе” Сатибо и “Хонде”, принадлежавшей отцу Мираи.

– Приветствую вас, мои благородные отважные рыцари, готовые сразиться на турнире имени меня, – Лиза широко развела руками. – Торжественно объявляю, что победитель получит в награду новый айфон.

Она подняла приз над головой, объявляя турнир открытым. Часы на экране айфона показывали без десяти восемь.

Несколько секунд мы с соперником оценивали как друг друга, так и заговоренное оружие. Специально для дуэли я выкопал клинок колдуна из тайника около избы на пустыре. Прежде он не встречался с катаной Маэно Яматори. Ловя световые блики на оружии Сатибо, я предположил, что если бы вышел с клинком колдуна на поединок с его прадедом, а не взял самурайский меч в угоду вражеским традициям, то не проиграл бы.

– Начнем, – предложил Сатибо.

Я изобразил боевую стойку для украшения зрелища. С подстрекательной улыбкой на губах замер, приподняв клинок на уровень груди противника, затем наше оружие звонко поздоровалось и поединок начался. Давно уже не прибегал ко всякого рода показухе, но даже современный молодой человек на моем месте способен был пренебречь привычками ради красотки. А может, ради новенького айфона. Меня же интересовала исключительно Лизавета Филипповн. Для ее ублажения я был готов вытерпеть глупейшую клоунаду, в которую она, сама того не ведая, превратила мою дуэль века.

Вместо того, чтобы разорвать самураю горло, чего безудержно желало мое естество, я должен был беречь соперника и при наилучшем для меня финале поединка ласково лизнуть его шею, словно верный пес.

Противник вместо того, чтобы отсечь мне голову, был вынужден стараться не поранить меня, что было для него жуть как трудно. Прицел его мелких въедливых глаз, управлявших краткими и быстрыми полетами катаны, так и метил мне в голову или шею, а то и вообще стремился разрубить меня пополам наискосок. Не так часто катану его прославленного прадеда останавливал или притормаживал в опасные моменты мой волнистый клинок, как сидевшее у него в голове “нельзя”.

Сражаться с Сатибо даже не всерьез было трудно. Я сполна убедился в том, что мой соперник получил громкое звание “Лучший истребитель вампиров” не в результате попытки Смолина методом подхалимства привлечь его к патрулированию городских улиц. Сатибо дрался не хуже своего прадеда, дважды уложившего меня носом вниз столетие назад. Но и я был не то чтобы промах. Далеко не все старинные навыки были упущены.

Несмотря на старания самурая изменить мое местоположение так, чтобы оно походило на трусливое отступление или того хуже, мой чистый нос оставался вдали от мшистых гнилушек и сырой травы. Иногда мне приходилось резко увиливать или низко пригибаться, что было неудобно и неприятно. Я избегал прыжков, подозревая, что вражий пинок поможет мне приземлиться куда не надо – на острый сук поваленного дерева или на Лизу.

Несколько раз я пытался обезоружить противника, поймав лезвие его катаны в промежуток между гардой и клинком моего оружия, но Сатибо, кроме державших меч рук, умело использовал в бою ноги… и не только. Он спокойно пренебрегал древними боевыми правилами самураев. При первой попытке он так врезал мне ногой в живот, что из меня едва не вылились остатки легкого завтрака. При второй попытке он резко пошел на сближение, прижался ко мне худощавым