Пленница бунтаря - Регина Грез Страница 31

Он взял меня за плечи и, плохо соображая, что делаю, я положила свою руку поверх его запястья и тихонечко сжала.

– Возвращайся скорее и будь осторожен… там.

– Значит, ждать будешь?

Я опустила голову, дышать трудно, сердце забилось в уголок грудной клетки и в мыслях царила полная сумятица. Мирон чмокнул меня прямо в макушку и глухо заявил:

– Вернусь, займемся личной жизнью вплотную.

Пискнула в ответ что-то маловразумительное, а когда он снова поцеловал – теперь уже каждую бровь и кончик носа, запоздало начала упрекать насчет выдуманной помады. Мирон осторожно прикусил мне правую мочку и шепнул интимно:

– Хочешь, косметику привезу?

– Я и так ничего.

– Согласен. Так даже лучше.

Мимо нас промчался знакомый электробайк. У соседней ограды Ульяна круто развернулась, на ходу сбрасывая пассажира и выпуская подножку. Тимоха рванул к нашему пикапу и сразу обратился к Мирону через приспущенное стекло.

– Новости от Демида! Он согласен на наши условия.

А я как завороженная смотрела на Ульяну, на ее длинное змеиное тело, обтянутое желтым комбинезоном, на гладкие, зачесанные назад волосы… Прямо в холодные темные глаза над застывшей торжествующей улыбкой.

Мирон издал низкий горловой звук, напоминавший рычание и вдруг расслабленно выдохнул, откинувшись на водительское сиденье:

– Пошел он в коровью задницу! Я передумал ее отдавать. Дашка теперь моя.

Ульяна не могла слышать его слова, но о чем-то догадалась по выражению лица Мирона, улыбка ее стала зловещей и жалкой одновременно, а вот Тимоха наоборот радостно взвизгнул, словно счастливый щенок.

И только я быстро-быстро хлопала глазами, стараясь трезво оценить новый расклад фигур, а слегка успокоившись, твердо спросила Мирона:

– Мое мнение совсем не играет роли?

– В определенных пределах, – вальяжно заявил тот и демонстративно зевнул, напоследок щелкнув ослепительными зубами.

– Прелесть! – буркнула я, нервно дергая дверную ручку. – Слов нет, одни чувства и те нецензурные.

– Спокойной ночи, упрямица! – полетело вслед из машины.

Поднимаясь на крылечко бабы Доры, я едва сдерживала слезы. Никогда мне не нянчить племянника (наверно, вреднющий будет в Юльку). Не строгать папке любимый салат, не гулять с мамой по вечернему скверу, не пробовать острых шашлыков дяди Саши под хвастливые речи о бурной молодости, когда «все было четко, а сейчас – бардак и произвол».

Из кухонного окошка я наблюдала за тем, как Мирон, Тимоха и Ульяна о чем-то недолго переговаривались на поляне, а потом уехали в одном направлении – к секретному домику с подземным нижним этажом. Как же теперь уснуть спокойно…

– Баба Дора, вы уже отдыхаете? Может, чайку с пряничком?

– Спасибо, Дашенька! Меня уже покормили и напоили. От Леши нет ли письма?

– Завтра схожу на почту, скорее всего, там задержали, но вы не переживайте, письмо уже близко. И внуки рисунки пришлют. Спите спокойно, баба Дора. Все будет хорошо.

Глава 15. Без тебя все непросто

Я обожаю спать на животе, подогнув одно колено для удобства. С него обычно ночнушка сползает до трусиков, но так чтобы и одеяло за компанию – редко случается. А в этот раз я проснулась от того, что мне холодно и щекотно одновременно.

Открыла глаза и не сразу поняла, где кончается сон и вступает в права реальность. Подперев кулаком буйну голову, Мирон сидел на полу у кровати и пестрым птичьем пером водил по моей озябшей голой лодыжке. Лицо у Мирона было задумчиво-отрешенное, без намека на вожделение и всякие пошлости, поэтому я не стала громко возмущаться, а просто сменила позу и поправила одеяло.

– Думала, ты ночью уедешь.

– Обнаружилось с полсотни проблем, но решать их придется тебе в мое отсутствие.

– А что такое? – одной рукой я терла глаза, другой пыталась хоть немного волосы прибрать, смущаясь своего растрепанного вида.

Но Мирон уже пристально вглядывался в окно, ведущее на пустую улицу. Кажется, там, на тщательно выкошенной лужайке собралась какая-то мелюзга, трудно рассмотреть детали в рассветном сумраке.

Неужели опять посуда бунтует или Желтый таз лекции читает о мере всех вещей в условиях магического реализма?

Последнее время мы душа в душу жили: человеческая с алюминиевой и деревянной вполне могут найти компромисс на бытовом уровне.

– Оставляю твердое задание… – начал Мирон.

– А у тебя мягких и не бывает! – перебила я, оценивая риск покинуть постель, не задев его широченных плеч, прикрытых черной футболкой. Увы, плохо рассчитала траекторию и скорость ответной реакции.

– Зарядкой после будешь заниматься, – процедил Мирон, перехватывая меня на лету. – Теперь сиди смирно и слушай: книжки собрать и вернуть на место, поселок не покидать, в подполье без меня не лезть и на чердаки в пустых домах не забираться.

– Всего-то? – я шмыгнула носом, делая вид, что разглядываю рисунок на его футболке – оскаленная волчья морда и надпись наискосок: «Бей первым!» Пацанство какое-то.

– К реке не спускаться и с Ульяной… – он замялся, сдвинув брови, – ты здесь только мои поручения выполняешь, Даш. Она тебе указывать не может. Усвоила?

– Ага! Я ведь только твоя Золушка, – хотела съязвить, но неожиданно ему угодила.

Мирон самодовольно улыбнулся и по-хозяйски расправил примятый подол моей ночнушки, задержав ладонь там, где заканчивалась узенькая полоска кружева.

– Решу этот вопрос окончательно и сразу назад. Мы заслужили небольшой отпуск.

– А ты не слишком торопишься со свадьбой?

Я грубовато спросила, с вызовом, просто не знала, как еще умерить пыл его ладоней, изучающих мои голые ноги.

Пресекая короткий протест, Мирон стащил меня вниз и уложил поверх себя, лишив возможности брыкаться в крепком захвате.

– Если я что-то задумал, то иду до конца. А теперь у нас одна дорога.

– В светлое будущее с чертями в подполье? Это насилие и произвол! – прошипела я, активно ерзая спиной по его напрягшемуся животу.

– Нет, я хочу тебя защитить. Ты чистая, доверчивая, такие, как Демид тебя сломают в нашем зверинце.

– А ты уже сейчас слишком давишь…

Он расслабил мускулы, позволил мне пошевелиться, и рассудив, что дергаться нет смысла, я попробовала принять более удобное положение. Мне кое-что мешало и даже краска в лицо бросилась, едва поняла какой животрепещущий отклик у него вызывают мои движения.

– Наверно, свадьбы я не дождусь, – вздохнул он. – Доведешь до ручки.

– Сам виноват. Можно я встану и оденусь нормально? Зачем разбудил ни свет ни заря? Передал бы свои твердые задания через эмалированных друзей.

– Ну что ты ворчишь с утра! Я видеть тебя хотел, – примирительно сказал, почти оправдывался.

– И главное – трогать!

– Тебе