Синтия Хэнд - Святая Страница 32

- Итак. Неотложное дело, - говорю я.

Она делает глубокий вдох: - Я изучала продолжительность жизни полу-ангелов, - говорит она.

- Это имеет отношение к тому, что ты спрашивала мистера Фиббса сколько ему лет? – интересуюсь я.

- Да. После того, как на прошлой неделе я увидела собрание, мне стало любопытно. Мистер Фиббс - Квортариус, я практически уверена, но он выглядит гораздо старше твоей мамы, а она - Димидиус. Теперь вы понимаете, что меня смущает.

Я не понимаю.

- Или мистер Фиббс должен быть на много старше твоей мамы, - начинает она объяснять, - или возраст твоей мамы исчисляется иначе, чем его. Что приводит меня к мысли, что если Квортариус, который только на четверть ангел – на семьдесят пять процентов человек – то он и стареет в таком же соотношении к человеческому возрасту. Люди, в основном, не живут дольше ста лет, но Квортариус может прожить сто двадцать пять. Тогда понятно, почему мистер Фиббс выглядит старым.

Она останавливается. Барабанит ручкой по блокноту и выглядит взволнованно.

- Продолжай, - говорю я.

Еще один глубокий вдох. Она не смотрит на меня, и это начинает выводить меня из себя. – Я думала о том, что Димидиус, который всего наполовину человек, может жить как минимум в два раза дольше, где-то двести – двести пятьдесят лет. Так что твоя мама полу-ангел среднего возраста. Она выглядит примерно на сорок. Столько ей и есть.

- Звучит так, как будто ты все уже выяснила, - говорит Кристиан.

Она сглатывает: - Мне казалось, так и было. – Говорит она странным невыразительным голосом. – А потом я прочла это. – Она переворачивает несколько страниц в блокноте и начинает читать. - Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери, тогда сыны Божии – это ангелы, как минимум, в широкой трактовке их называют ангелами - увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто избрал.

Я знаю этот отрывок. Это Библия. Ветхий Завет глава 6. Появление Нефилимов: полу-ангелов.

Но Анжела продолжает чтение: - И сказал Господь: не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками, потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет. Затем он возвращается к Нефилимам, когда «сыны божьи и дочери человеческие и дети их» и всем этим «героям древности», и мне это показалось странным. Сначала речь идет о Нефилимах, затем Бог ограничивает срок жизни человека, а затем речь снова идет о Нефилимах. Но потом до меня дошло, что это срок не людей. Эта часть в середине не о людях. Бог создал нас смертными.

- Бог создал нас смертными, - тупо повторяю я.

- И не важно, способны ли мы прожить сотни лет. Мы не проживем дольше ста двадцати, - подводит итог Анжела. – Я читала про это всю ночь, и не смогла найти записи ни об одном Димидиусе или Квортариусе, который бы прожил дольше. Каждый, о ком мне удалось найти хоть что-то, умирал либо до своего сто двадцатилетия, или в течение этого года, но никто не дожил до сто двадцати одного. – Внезапно Джеффри издает шокированный звук. Он вскакивает на ноги. – Ты несешь чушь, Анжела. – Его лицо искажает выражение, которое я никогда раньше не видела, дикое и отчаянное, полное ярости. Оно пугает меня.

- Джеффри…, - начинает Анжела.

- Это не правда, - говорит он, будто угрожает ей. – Как такое возможно? Она совершенно здорова.

- Окей, - медленно говорю я. – Давайте успокоимся. Итак, нам отмеряно сто двадцать лет. И ни дня больше, так?

- Клара, - шепчет Кристиан, и я чувствую от него что-то вроде жалости, а затем на меня обрушивается осознание.

Я такая дура. Как я могла быть такой глупой? Вот я думаю, что все нормально, что сто двадцать лет – это нормально, потому что мы хотя бы останемся молодыми и сильными. Как мама. Мама, которая не выглядит старше сорока. Мама, которая родилась в 1890. Маргарет и Мэг, и Мардж, и Марго, и Меган, и все эти незнакомки, кем она была в прошлом. И Мэгги – моя мама, которой несколько недель назад исполнилось сто двадцать.

Меня тошнит.

Джеффри бьет кулаком в стену. Его кулак проламывает ее, словно она сделана из картона, куски штукатурки летят в разные стороны, его удар такой сильный, что кажется, будто все здание пошатнулось.

Мама.

- Мне пора, - говорю я, вставая так быстро, что мой стул переворачивается. Я даже не останавливаюсь, чтобы поднять рюкзак. Я просто бегу к выходу.

- Клара, - зовет Анжела. – Джеффри…стойте!

- Пусть идут, - уже у дверей я слышу голос Кристиана. – Им нужно домой. – Я не помню, как доехала до дома. Я просто здесь, уже паркуюсь на подъездной дорожке, руки так крепко сжимают руль, что костяшки побелели. В зеркало заднего вида я замечаю грузовик Джеффри, паркующийся позади меня. И теперь, когда я здесь, нарушив, вероятно, десяток правил дорожного движения, чтобы оказаться дома как можно быстрее, часть меня хочет уехать прочь. Я не хочу заходить внутрь. Но мне придется. Я должна узнать правду.

Анжела и раньше ошибалась, думаю, хотя я и не могу вспомнить, когда. Порой она несет такую чушь.

Но она не ошиблась.

Мой сон про кладбище Аспен-Хилл – это похороны не Такера. А мамы.

Я чувствую себя как в Диснейленде, в чайной чашке, это головокружение, перед глазами все вертится, хотя мое тело и неподвижно. Мои чувства – это беспорядочный коктейль из облегчения, что это не Такер, смешанный с шоком и разрывающей болью, чувством вины и приправленный горем и растерянностью. Меня может вырвать. Я могу потерять сознание. Могу заплакать.

Я выхожу из машины и медленно поднимаюсь по ступенькам крыльца. Джеффри идет позади меня, когда я открываю входную дверь и иду по коридору мимо гостиной, кухни, направляясь к маминому кабинету. Дверь со скрипом открывается, и я вижу ее читающей что-то на своем компьютере, на ее лице концентрация, пока она смотрит на монитор.

Мной овладевает странное спокойствие. Я стучу, легкий удар костяшками по дереву. Она поворачивается и поднимает глаза.

- Привет, милая, - говорит она. – Рада, что ты дома. Нам очень нужно поговорить о…

- Полу-ангелы живут только сто двадцать лет? – выдавливая я из себя.

Ее улыбка гаснет. Она переводит взгляд с меня на Джеффри, стоящего позади. Затем она поворачивается к своему компьютеру и выключает его.

- Анжела? – спрашивает она.

- Какая разница, откуда мы узнали? – говорю я, мой голос звучит остро, пронзительно. – Это правда?

- Заходите, - говорит она. – Присядьте.

Я сажусь в одно из ее уютных кожаных кресел. Она поворачивается к Джеффри, который скрестил руки на груди и продолжает стоять в дверном проеме.

- Так ты умираешь, - монотонно говорит он.

- Да.

Его лицо выражает испуг, руки опускаются по бокам. Думаю, он ожидал, что она будет отрицать это. – Значит, ты умираешь, только потому, что Бог решил, что нам нельзя жить слишком долго?