Александр Арбеков - О, Путник! Страница 32

Рыцари ГЕРЦОГА расслабились и снова заржали. Видимо, их господин был ещё тем шалуном!

— Господи, Боже мой! Милейший, ну что за поведение?! Где вы, однако, воспитывались!? — возмущённо произнёс я. — Я, возможно, и простил бы вам этот грубый тон, и вашу невежливость, и попробовал бы с вами всё-таки договориться, но вы сделали одну очень большую и непростительную ошибку.

— Какую же? — угрюмо поинтересовался ГЕРЦОГ.

— Вы слишком непочтительно и фривольно отозвались о ГРАФИНЕ. А это чревато самыми непредсказуемыми и печальными последствиями. Вы мне надоели. Придётся вас примерно наказать. Заранее приношу извинения за возможные жертвы.

— Что!? — захохотал ГЕРЦОГ. — Ну, вы даёте, святой отец! Уморили меня, однако!

Я, не торопясь, выдвинулся ещё на два шага вперёд. Рыцари немедленно сомкнулись дугой передо мною, прикрывая ГЕРЦОГА, и выхватили мечи из ножен. БАРОН, в свою очередь, молниеносно обнажил свой огромный меч, разрезал им воздух на две части и с лёгкостью трости закрутил клинок над собою по окружности, рассекая пространство на множество мельчайших частей и рождая весьма ощутимый ветер. Все присутствующие при этом действе притихли, весьма почтительно и уважительно посмотрели на славного воина.

— Да, мне бы сотню таких лихих парней и я бы завоевал весь мир, — печально произнёс ГЕРЦОГ.

— Я тебе не парень, а Первый Горный Барон Первой Провинции Первого Острова, старый хрен! Я — великий и непобедимый Мастер Меча, истребитель пиратов, гроза Южного Архипелага! Вызываю тебя на бой! Надеюсь, хотя бы капля мужества и частица чести в тебе остались!? — пророкотал БАРОН, вонзив меч в землю, которая при этом весьма заметно и ощутимо вздрогнула и заколебалась.

При виде такой картины у меня аж холодные мурашки пробежали по коже, у всех остальных, очевидно, — тоже.

— Ну что вы, БАРОН, я же не самоубийца. Да и мне ли связываться с каким-то провинциальным идиотом! Взять их! — вконец потеряв учтивость, завизжал ГЕРЦОГ.

— Это ты зря! В этом, кретин, твоя трагическая и глупая ошибка! — я печально улыбнулся и рявкнул. — ЗВЕРЬ!

Пёс материализовался мгновенно и совершенно неожиданно для всех. Перед войском ГЕРЦОГА возникло огромное чёрное чудовище. Пасть его была широко раскрыта. Между ужасными, длинными и белоснежными клыками свисал ярко красный язык, по которому густым потоком текла мутная и тягучая слюна. Жгуты мышц перекатывались под искрящейся и дымящейся шерстью. Глаза, налитые кровью, потеряли свою обычную, такую привычную для меня безмятежную жёлтую сущность, и злобно, со страшной гипнотизирующей силой воззрились на ГЕРЦОГА.

Он сначала побледнел, потом побагровел, затем окаменел, а после всех этих метаморфоз с трудом пришёл в себя и безнадёжно и изумлённо воскликнул:

— АНТР?! Не может быть!!!

— АНТР!!! — раздался общий панический вопль.

Пёс вытянулся в струну, поднял голову к небу, протяжно и страшно завыл, сгущая и концентрируя вокруг себя воздух, который после этого мелко, зловеще и часто завибрировал:

— УА, УА, УА!!!

ЗВЕРЬ сделал гигантский прыжок вперёд и вверх. Он вознёсся над грешной и суетной землёй, как мрачный посланник ада, и в полёте снова ужасно завыл:

— ЭУА, ЭУА, ЭУА!!!

Эффект был потрясающим. Сзади меня раздались панические крики и вопли, послышалось шумное и торопливое движение, дикое ржание лошадей. Видимо, мои соратники в спешке и панике покидали поле предстоящей битвы. Собственно, битвы, как таковой, и не предвиделось.

Впереди меня все лошади свиты ГЕРЦОГА встали на дыбы. Их ржание, наполненное и переполненное первобытным страхом и ужасом, напоминало последнюю поминальную песню. Войско моментально потеряло свою монолитность и стройность. Конница сразу же рассеялась и перестала существовать, как таковая. Одни лошади обречённо падали на землю и бились в судорогах, придавливая всадников, другие безумно понеслись прямо на пехоту, безжалостно разрушая до этого её монолитные и стройные ряды, которые за считанные минуты превратились в паническую толпу.

Страшное столпотворение охватило всё воинство. Пехотинцы бросились бежать через поле, роняя оружие и опережая лошадей, которые панически и обречённо ржали, брыкались и, словно сумасшедшие, метались в разные стороны.

Воцарился полный хаос. Практически все повозки были опрокинуты или перевёрнуты. Кони уже не ржали, а дико и ужасно визжали, бились в упряжках, давили воинов и калечили самих себя, поле боя было усеяно телами людей. Крики, вопли, стоны, шум, гам, истерика и паника на грани возможного и невозможного!

Пара десятков лёгких всадников, к их чести, спешившись, или, поднявшись с земли, торопливо сбились в кучу и заняли оборонительную позицию, выставив перед собою мечи и копья. Ближние к нам тяжеловооружённые рыцари после появления Пса первыми попадали из сёдел на землю и вяло ворочались перед нами в пыли. Сам ГЕРЦОГ каким-то чудом в седле удержался, но обезумевшая лошадь понесла его вдаль с бешеной скоростью.

БАРОН всё это время мужественно сохранял относительное присутствие духа. Он стоял, словно каменная глыба, чуть пригнувшись к земле, опёршись на меч, с бледным, как мел, лицом. Да, ЗВЕРЬ не терпит малодушия! Слава бесстрашным!

Увидев ускользающего ГЕРЦОГА, предводитель моей свиты неторопливо, плавно и спокойно достал из-за спины невесть откуда взявшийся там небольшой, но по виду мощный арбалет, тщательно прицелился, спустил курок. Стрела, вопреки моим ожиданиям, вошла не в тело ГЕРЦОГА, а в его гигантского коня. Тот резко споткнулся, сделал в воздухе кульбит, упал на спину, придавив всадника. Послышался сдавленный отчаянный крик. Ну что же, умно, умно… В принципе, заложник и нам не помешает.

Через некоторое время дорога и поле опустели. Земля, усеянная мёртвыми и полуживыми телами воинов, придавленных и затоптанных лошадьми и панической толпой, впитав в себя весь ужас разгрома, скорбно и глухо стонала где-то в своих потаённых глубинах. Везде вокруг было разбросано самое разнообразное оружие, над дорогой висела густая пыль от убегающих коней и бойцов ГЕРЦОГА. Немногие оставшиеся на поле брани рыцари, сбившиеся в кучу и ощетинившиеся копьями и мечами, пребывали в безнадёжной и обречённой неподвижности. Над миром, наконец, воцарилась полная тишина. Нет, тишина, пожалуй, не была полной.

— КХА, КХА, КХА…

О, эти вполне привычные, но, в данный момент такие особо сладостные, ласкающие сердце, звуки! Я стоял, ошарашенный и потрясённый до глубины души. Проба пера мне явно удалась. Ожидал всего, но не такого! О, как, ишь, ты, ибо, однако!!!