Карен Монинг - В оковах льда Страница 33

— У тебя свидание.

Еще один не-вопрос, но слово «свидание» и последующая мысль о Танцоре заставляют меня выпалить:

— А?

Риодан поднимается и нависает надо мной. Я живу в мире, где все люди выше меня, но Джо говорит, что я еще вырасту. Я часто меряю свой рост. Не хочу застыть на пяти футах с двумя четвертями дюйма.

— Ты упомянула о планах. Не уточнив.

— Тебя, блин, не касается.

— Меня все касается.

— Не моя личная жизнь. Она потому и называется личной.

— Дело в твоем маленьком бойфренде.

— Не говори о нем. Даже не думай. И он не маленький. Прекрати его так называть. Он однажды будет больше тебя. Вот подожди, и увидишь.

— Сейчас не время играть в домик и жаться по поводу пацана, который не знает даже, что делать с собственным членом.

Он только что заставил меня подумать о члене Танцора. И от мысли этой мне настолько неуютно, что я начинаю перепрыгивать с ноги на ногу.

— Кто тут говорит о членах? Я просто хотела посмотреть сегодня фильм!

— Который.

— Да какая вообще разница?

Он смотрит на меня.

— «Крик-4». Доволен?

— Не особо хорош.

— Танцор сказал, что неплохой, — возражаю я. Все, что ли, уже смотрели, кроме меня?

— Ему виднее.

— У тебя проблемы с Танцором?

— Да. Он причина, по которой ты сегодня в дерьмовом настроении, а мне приходится иметь с тобой дело. Так что разберись с дерьмовым настроением, или я разберусь с Танцором.

Моя рука тянется к рукояти меча.

— Даже не думай пытаться отнять у меня что-то мое.

— Не заставляй меня.

У него выдвигаются клыки. Я качаю головой и присвистываю.

— Чувак, что ты такое?

Он долго и внимательно на меня смотрит, и я замечаю в его глазах что-то… Я почти понимаю, но оно ускользает. Это вроде бы знакомый взгляд, но я просто не могу уловить его суть. В маленьком закрытом кабинете сквозняка больше, чем могла бы сделать я одна, и я понимаю, что он тоже вибрирует. Мне начинает надоедать. Есть хоть что-то, что я умею, а он нет? Когда я смотрю на стеклянный пол, я понимаю, что все под нами движутся в замедленном режиме. Мы оба стоп-кадрируем. Я не осознавала, что разогналась в быстрый режим.

Он замедляется первым.

Мне, чтобы справиться с характером, требуется еще секунда. Когда я замедляюсь, я падаю на стул и свешиваю одну ногу. И объявляю военное положение на языке, известном всему человечеству. Язык жестов мне родной.

Риодан напоминает океан. Он то, что он есть. И не собирается меняться. Бесполезно драться с прибоем. Он накатывает. И отступает. На нем можно кататься. Он держит меня за шкирку и не собирается отпускать.

— Так чем сегодня займемся? Босс. — Последнее слово я произношу как можно противнее.

Опять этот взгляд. Загадка. Иногда я читаю его как открытую книгу, иногда же вижу только лицо: два глаза, нос и рот.

Я закатываю глаза.

— Что?

— Что-то появится. Я тебе сообщу. — Он возвращается к бумагам, игнорируя меня. — Можешь идти.

Я выпрямляюсь на стуле.

— Правда? Ты серьезно?

— Брысь из моего кабинета, детка. Иди смотри свой фильм.

Я рвусь к двери. Распахиваю ее.

— Но берегись ледяных точек. Я слышал, они смертельно опасны.

Я замираю на пороге и снова злюсь на все на свете. У меня на секунду возникло счастливое чувство, и тут же он это чувство пришиб.

— Ты просто не мог этого не сказать. Не мог сдержаться, да? Ты не можешь видеть парад и не устроить над ним дождя. Знаешь, чувак, некоторые люди умеют наслаждаться парадом, несмотря на всякие там дожди.

— Мудрый человек вначале устраивает свою жизнь, а потом наслаждается ею. А дурак умирает, наслаждаясь.

«Скиттлз», мясо, Танцор, называющий меня по имени… Я распечатываю шоколадный батончик, перепрыгивая с ноги на ногу.

— А что, если мудрый человек так и не добирается до части с удовольствиями? — Меня впереди ждет много чего. Но иногда я хочу просто быть собой. Четырнадцатилетней и свободной.

— Возможно, мудрый человек знает, что быть живым и есть удовольствие.

— С прошлой ночи что-то еще замерзло? — Я должна была промолчать. Не должна была спрашивать. Груз ответственности падает мне на плечи, когда Риодан кивает.

И он втирает соль в мою рану.

— Но, возможно, тебе повезет, ты посмотришь фильм со своим маленьким бойфрендом, и ничего с тобой не случится. Плюс ситуации в том, что, даже если случится, ты этого не узнаешь.

Потому что мгновенно умру. Плюс, блин. Риодан знает, на какие кнопки жать.

Я закатываю глаза, закрываю дверь и сажусь обратно. Четырнадцать лет мне будет попозже. В следующем году, наверное. Когда мне исполнится пятнадцать.

Не поднимая глаз, он говорит:

— Я же сказал, брысь отсюда, ребенок.

— Отменяй свои планы, чувак. Люди умирают. У нас есть работа.

Фиговое оказывается место — далеко за южной окраиной Дублина, там, где начинается сельская местность.

За хибаркой (непонятно, как она не рушится) с покосившимся крыльцом и крышей, которая скалится, как беззубый рот, замерзли мужчина, женщина и маленький мальчик. Они стирали тем старым способом, который использовала Ро, когда стирала свои мантии. Говорила, что так она воспитывает смирение. В свинячьем теле старой ведьмы не было ни капли смирения, и ни единого доброго волоска не было на нем.

Руки мужчины примерзли к древней стиральной доске, а на плечах заледенела странная железная штука, словно корсет, которым поддерживают голову при сломанной шее. Ребенок застыл, колотя ложкой по дну разбитого горшка. Я не позволяю себе долго на него смотреть. Мне жутко больно оттого, что они умирают. Он ведь даже пожить не успел. Женщина замерзла, поднимая рубашку из ведра с мыльной водой. Я стою на краю лужайки, дрожу, впитываю детали, которые могу рассмотреть с расстояния, и готовлюсь стоп-кадрировать внутрь. Если эта картинка поведет себя как остальные, скоро тут все взорвется.

— Как ты об этом услышал? — Пабы, я понимаю, даже фитнесс-центр, потому что они в Дублине, а Риодан знает обо всем, что происходит в городе. Но это же просто фермеры, которые стирают в своей деревеньке.

— Я слышу все.

— Да, но как?

— Моя предыдущая реплика должна была оборвать поток твоих вопросов.

— Чувак, свежие новости: «должно было» со мной не работает.

— Наблюдения.

— Они осознали, что происходит, чем бы это ни было. — Отчего я чувствую себя намного лучше. Можно не беспокоиться о том, что я умру без предупреждения. Мальчишка с ужасом смотрит на горшок, который держит, у взрослых открыты рты, искажены лица. — Они заметили это и закричали. Но почему не побежали? Почему она не уронила рубашку, которую стирала? Не понимаю. Их заморозило сначала слегка, а потом насмерть? Они могли только среагировать, но не двигаться? Оно подкрадывается сзади?