Линда Джонс - Лунная ведьма Страница 34

— Ты уже когда-нибудь забирал женщину к себе домой?

— Нет.

— Трудно поверить, — пробормотала она. Энвинцы все такие, как Рин? Такие же спокойные, сильные и упрямые? Она знала многих женщин, которые с радостью оказались бы на её месте.

Окружающие растения стояли совершенно голыми, без единого скрашивающего пейзаж яркого листочка. Здесь холодало гораздо быстрее, чем в южной провинции, и больше не встречались вечнозелёные деревья, среди которых они когда-то разбили лагерь. Жульетт снова почувствовала запах снега, хотя синие небеса не затмевало ни одно облачко. Как ни странно, она привыкла к холоду быстрее, чем предполагала. Ледяной воздух больше не пробирал до костей сквозь одежду, а лишь приятно овевал обнажённые участки кожи.

— Наверное, тут не часто можно встретить солдат императора, — заметила она, чувствуя, что за время, проведённое в дороге за едой, сном и самыми простыми диалогами, по-настоящему изголодалась по общению.

Рин обернулся через плечо и немного приподнял брови.

— Здесь нет солдат. Мы пересекли границу Каламбьяна и вступили в земли Энвина два дня назад.

Они остановились, давая ей передохнуть, но Рин не жаловался на задержки и не предлагал свою помощь. Жульетт знала, что он взял бы её на руки по первой же просьбе, но они перешагнули ту стадию отношений. Неожиданно для себя она перестала быть пленницей и наконец признала, что сейчас должна находиться именно здесь. Осознание пришло неожиданно и вопреки желанию, но в глубине души Жульетт понимала правильность своего решения. Путешествие превратилось для неё в приключение, поучаствовать в котором она никогда не рассчитывала. И Жульетт начала чувствовать свою связь с горами и Рином.

Но её планы на жизнь не изменились. Зато об этой недолгой авантюре она будет рассказывать, когда состарится и поседеет.

Ну, не обо всем, конечно. Никто никогда не узнает о снах или о её странном желании коснуться губами шеи Рина.

— Твой Город такой же прекрасный? — спросила она. С её места открывался вид на обширное, величественное пространство нетронутой земли: горы, леса, холмы и долины. Казалось, она стоит на вершине мира, хотя на севере скалы были ещё выше.

— Город красив по-другому.

— Все энвинцы живут в Городе?

— Нет. Некоторые предпочитают селиться в горах или на фермах.

Она повернулась к Рину лицом.

— Но ты-то живёшь в Городе?

Он кивнул. Даже столь короткий жест источал силу и дикость. Её взгляд притягивала его шея, массивная и жилистая, переходящая в прекрасные, широкие плечи. Жульетт поспешно отвела глаза.

— Я ухожу из Города, чтобы поохотиться и побегать, когда зовёт волк.

Порой она почти забывала, что он оборотень, и в его сердце живёт дух зверя. Та дикая сущность была столь неотъемлемой частью Рина, что без волка он никогда не был бы целым.

— Я не причиню тебе боли, — тихо сказал он.

— Знаю, — Жульетт постаралась придать голосу решительность и независимость.

— Не бойся своего влечения ко мне. Оно естественно и правильно, и когда придёт время, тебе понравится.

Она заставила себя рассмеяться.

— Меня не влечёт к тебе. Ради Бога, я…

— У меня нет твоего дара, — прервал он. — Я могу не пустить тебя в свои мысли, но не могу проникнуть в твои, если только ты мне не позволишь.

Хвала небесам! Она определённо не хотела, чтобы он знал, о чем она думала, когда возвращалась к нему.

— Можешь не сомневаться, я не позволю.

— А в твоё тело?

Жульетт вздрогнула. Временами он высказывался слишком прямолинейно! Не вплетал в свои речи никаких уловок или утончённых попыток соблазнения.

— Мы не женаты, и я не могу…

— Можешь, — уверенно заявил он и шагнул к ней. — Однажды ты назвала меня животным, а я напомнил, что ты такая же.

— Я не животное, — чопорно возразила Жульетт.

Рин склонил голову набок.

— Жена, мы все животные. Я чувствую запах желания, которое ты отрицаешь. На твоей плоти, в самом твоём дыхании. Ты зовёшь меня так же, как любой зверь призывает свою пару.

— Я тебя не призываю.

— Позволь мне коснуться твоих мыслей и доказать обратное.

— Нет, — незачем ему знать её мысли. Незачем знать, что он прав. — Я поеду в твой Город. Возможно, даже останусь там на несколько недель или месяцев. Но то место не станет моим домом, а ты не станешь мне мужем.

— Я знал, что ты окажешься упрямой, — ответил он, нисколько не обеспокоенный её несговорчивостью.

— Я не упрямая, — эта реплика вызвала у Рина улыбку, и сердце Жульетт странно затрепетало.

— Я не стану трогать тебя, как муж жену, пока ты сама не придёшь ко мне, — сказал он, приближаясь. — Я подожду.

— Ждать придётся долго, — предупредила она, но фраза получилась не такой резкой, как хотелось бы. Он стоял слишком близко, выглядел чересчур непринуждённым… был слишком большим. Но как и во сне, она не чувствовала себя подавленной. Рин никогда не использовал бы свою силу против неё, она осознавала это всем существом.

— Сомневаюсь, — прошептал он, останавливаясь перед нею. Заглянул Жульетт в глаза, дотронулся пальцем до щеки, заставил слегка отклонить голову назад и прижался губами к горлу. Он не лизал, не посасывал и не дразнил, как раньше. Просто касался. Поднял большую загорелую руку к её груди, но не стал гладить, а остановил ладонь ниже, словно хотел почувствовать сердцебиение.

Она могла оттолкнуть его. Должна была оттолкнуть. Но вместо этого закрыла глаза, наслаждаясь моментом. Не разумом, а плотью. Её тело трепетало, сердце забилось быстрее. Жульетт потянулась к Рину, но так и не смогла прикоснуться. Пальцы согнулись и сжались, вопреки желанию дотронуться и почувствовать его жар руками.

Рин отпустил её, проведя напоследок длинными, загорелыми пальцами поверх платья. Как только он перестал касаться губами её горла, Жульетт пришла в себя и отступила.

— Ты всегда целуешь меня в шею, — заметила она чуть дрожащим голосом. Почему не в губы или в щеку? Даже во сне её манило к себе именно его горло.

— Открытое горло — наивысший жест доверия, — Рин провёл пальцем вдоль её шеи. — Здесь ты наиболее уязвима. Один укус, и кровь вместе с жизнью вытечет из тела. И всё же правильное прикосновение к этому беззащитному месту невыразимо сексуально. Оно заключает в себе жизнь и смерть. Обещание и наслаждение.

— Звучит как-то примитивно, — палец на её горле пробуждал калейдоскоп эмоций, и она никак не могла с ними справиться. Да и не хотела, чтобы они прекращались.

— Не отрицай в себе зверя, жена, — сказал Рин, отворачиваясь и возвращаясь к тропе. — В нём нет ничего плохого.