Моя звездная болезнь - Ника Грон Страница 34

Стала ли я после столь изощренной угрозы послушной? Конечно же нет!

Вырываться я начала с удвоенной силой и даже зарядила локтем мужчине по голове, отчего тот сдавлено выругался и попытался меня угомонить. Трудность для него состояла в том, что он явно боялся мне навредить и сделать больно, меня же подобные моменты нисколько не волновали, поэтому, спустя несколько минут, победа оказалась за мной.

С ругательством, перевести которое я не смогла, явно поняв, что спокойно сидеть в столь интимной обстановке я не собираюсь, мужчина вытащил меня из воды, замотал полотенце на своих бедрах и даже обернул в одно из лежащих здесь же на тумбочке полотенец и меня, после чего, не обращая внимания на мое сопротивление, подтащил к раковине и, нажав на спину, заставил наклониться.

— Нет, точно охренел! — ошарашенно выдохнула я, не ожидая таких активных поползновений в свою сторону.

К счастью, мужик всего лишь достал откуда то тюбик с едкой воняющей жидкостью и не жалея, вылил мне все это на волосы, после чего спокойно начал намыливать этот ацетоновый ужас.

— Извини, конечно, но этот химозный запах от твоих волос последнюю неделю меня сильно раздражал, — между тем пояснял он свои действия, — Вот ты сама пахла потрясающе, а волосы — нет. Потому, придётся тебе расстаться со своей краской для волос.

Решив, что лимит моего сопротивления на сегодня исчерпан, я позволила вымыть себе волосы.

С сожалением провожая взглядом кроваво красную воду от смывающейся краски, я мысленно прощалась со своим цветом «Пьяная вишня», к которому даже успела привыкнуть.

После, совсем уж удивительно, мужчина, типичный представитель патриархального строя своей планеты, САМ высушил и расчесал мои волосы. Если поначалу я пребывала в глубоком шоке от нерациональности происходящего, то потом, к своему глубочайшему стыду, расслабилась и даже начала получать удовольствие, как уличная кошка, которую неожиданно погладили.

А ещё у меня не была страха по отношению ко всей сложившейся ситуации. Вот совсем, и это было более чем странным.

Когда процедура приведения меня в изначальный вид подошла к концу, я даже слегка расстроилась. Зато быстро привёл в себя взгляд мужчины, хорошо видный в отражении зеркала напротив: потемневший, какой то до ужаса восхищенный и…голодный. Встретившись со мной взглядом через все то же зеркало, Эшерис хрипло сообщил:

— Знаешь, до этого момента искренне считал, что лучше уже быть не может…но нет. Эрин, это же твой натуральный цвет, почему ты тогда так себя портила?

— Чтобы не оказаться в той ситуации, в которой на данный момент нахожусь сейчас по твоей милости, — разом помрачнела я, недовольно дёрнув себя за золотистую прядь, после чего довольно миролюбиво предложила: — Слушай, давай ты меня отпустишь на Маркарт, а? Ну зачем я тебе? Сексом ты можешь заняться с кем угодно и не думаю, что данный процесс будет сильно отличаться… а больше я правда не вижу причин всего вот этого вот похищения. Серьезно, Эшерис, ты ведь взрослый мужчина, правитель, мать его, целой планеты, а таскаешься за какой-то девчонкой по всей галактике! Дай мне улететь…

От моего предложения Эшерис как то совсем уж не весело усмехнулся, после чего, прижал к себе, развернув так, чтобы мы смогли смотреть друг другу в глаза. С минуту меня прожигали странным, болезненным взглядом разноцветных глаз, после чего упрямо заявили:

— Я не могу тебя отпустить. Извини, малышка, но ты попала.

— Да почему?! — с отчаянием взвыла я, после чего с силой отпихнула от себя мужчину и повторила свой вопрос. — Почему?! Я ведь в любом случае покину и тебя и твою чертову планету!

Кажется, мои планы кое-кому не понравились, потому что выражение лица гранд-лорда стало уж совсем ледяным, после чего мне холодно, с едва сдерживаемой яростью в голосе, пояснили:

— Потому что ты чертова болезнь, Эрин! Заразная и не выводящаяся ни работой, ни алкоголем, ни другими девушками! Ты думаешь, я в восторге от сложившейся ситуации?! Я столько времени шёл к тому, что сейчас имею, но вместо того, чтобы заниматься упрочнением своей власти, работой гранд-лорда или делами по спасению детей, пачками умирающих по нашим старым законам, я думаю лишь об одной шлиссовой переводчице! Поэтому нет, моя дорогая, никуда ты отсюда не улетишь. Ты — болезнь, потому лечение тоже ты. Думаю, нескольких месяцев в роли наложницы тебе хватит, чтобы утолить мой интерес и наскучить, как все прочие до этого. А теперь привыкай к мысли, что с сегодняшнего дня единственное твоё место на Мууне — моя постель.

Вслед за этим меня с силой притянули к себе и впились в губы жестким, злым поцелуем, после чего Эшерис, взбешённый до безобразия, вышел из ванны, а потом, судя по хлопку, и из комнаты.

С минуту я мрачно пялилась в закрытую дверь, чувствуя, как горят губы.

— И это его я считала адекватным? Да-а, так я ещё никогда в жизни не ошибалась! — вырвалось досадливое замечание.

Ситуация — дерьмо, но есть и плюсы. В конце концов, ко мне ни разу серьезно не пристали! Это даёт надежду на то, что наложницу из меня пока делать не спешат. Но это только пока. Мало ли что ему в голову взбредёт….

Отбросив все лишние мысли, я принялась осматривать то место, в которое умудрилась угодить. Большую часть ванной я уже видела, потому, осторожно вышла за единственную дверь в комнате. Там моим глазам предстала спальня: большая, холодная и, судя по обстановке, мужская. Обыск шкафа показал что да, спальня была явно Эшериса. Также неприятным открытием стал тот факт, что внутри ещё одного шкафа обнаружились местные платья. Новые. А также белье и туфли. И все, мать вашу, моего размера! То, что к моему приезду готовились и даже не сомневались, что по итогу я все же окажусь в этой комнате…удручало и вызывало инстинктивное желание свалить отсюда куда подальше. Но, подавив все порывы, я закопалась в шкаф с вещами для себя, и, к удивлению, помимо традиционной одежды, обнаружила обычную, какая принята на Маркарте. Переодевшись в свободные чёрные штаны и футболку (а белье не стала даже примерять, потому что эти ленточки, тканевые полосочки и кружева вообще не выполняли своих функций) я почувствовала себя более спокойно и принялась осматривать комнату. Большая кровать, на которой можно было уместиться всемером совершенно