Наслаждение - Леси Филеберт Страница 34

Аура разорвана в клочья. Разорвана явно воздействием огненной магии и грубо сшита. Неудивительно, что Николас ничего о семье не помнит. Когда аура настолько сильно повреждена, то с памятью происходят необратимые процессы, да и с магией, в принципе, можно попрощаться. И пытаться выудить из такого человека информацию магическим воздействием, даже просто поверхностно в памяти покопаться — значит, обречь его на мучительную смерть от адской боли.

О Вилмах всемогущий! Это что? Это как? Не похоже на дело рук Эдгара… Совсем не похоже. Ставинский презирает стихию огня и всячески ее избегает. Даже ради пыток он точно не стал бы применять огненную магию, а тут, судя по остаткам ауры, кто-то очень грубо и долго работал над сознанием Ника именно с помощью пламени.

— О небеса… Что с ним?

— Мы нашли… Николаса, да? — уточняет Эдгар, сверяясь с досье. — Мы нашли его в одной тайной лаборатории огневиков, где они разрабатывали оружие против верховных магов. Довольно бездарная лаборатория и жестокая. Мои люди сравняли ее с землей и забрали оттуда всех оставшихся в живых жертв, которым еще можно было спасти жизнь. Среди них был и Николас. Информации о нем в лаборатории мы не нашли, данные успели уничтожить до нашего вторжения. А в его памяти рыться не стали, так как это слишком опасно для его рассудка. Я не знаю, что именно с ним делали, Ариана. Мне жаль, но я пока никак не могу ему помочь, хотя мои лекари работают над этим вопросом. Николас смог назвать нам только свое имя, но все, что он помнит о своей прошлой жизни, — это невыносимую боль и огонь. Такие вот дела. Я не знал, что он твой брат. Как ты понимаешь, он нам об этом не рассказал, я его внешне не узнал спустя столько лет, а его аура претерпела такие сильные искажения, что опознать ее невозможно.

Эдгар разводит руками, мол, сама все видишь. Я вижу, да. И от того, что вижу, хочется бежать на край света.

Мне не хватает воздуха, дышу прерывисто, как после длительной пробежки. В груди словно появился тугой узел, отравляющий меня изнутри. Не могу, не хочу верить тому, что вижу! Так… не должно быть. Так нечестно!

Глава 19. Вкус горечи

— Это все… какой-то бред. Какой-то лютый бредовый бред! Что за тайные лаборатории огневиков? Нет у нас таких и не было никогда! Эдгар, я работала в разведке и слышу об этом впервые!

— Если ты чего-то не знаешь и во что-то не веришь, это не значит, что этого не существует в мире или даже других мирах, — мягко улыбается Эдгар. — Это всего лишь говорит о том, что ты еще не дошла до истины.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что твои обожаемые огневики далеко не такие безобидные, как тебе кажется. Но тебе пока сложно даже на секунду принять этот факт, так что тему развивать сейчас не буду. Как-нибудь потом поведаю тебе немного больше, чем ты готова услышать сейчас.

Мне хочется плакать от бессилия. Смотрю на Николаса, очень сильно хочу обнять его, рассказать о том, как мы с родителями переживали о нем, как с ума сходили после пропажи, как пытались выяснить его местоположение… Но Николасу сейчас на это явно будет плевать. Пока мы разговариваем со Ставинским, он возвращается к своим делам и продолжает мастерить некий артефакт. Он явно сильно увлечен процессом, который для него сейчас важнее встречи со мной.

Мысль об этом бьет в самое сердце жгучим уколом. Я все еще пытаюсь сдержать слезы, поэтому мой голос слегка дрожит, когда я говорю:

— Я найду способ вернуть тебе память, братишка… И помогу тебе вернуться домой. Вот увидишь, ты быстро осво…

— Ой, не надо! — резко и испуганно возражает Николас и даже руками машет для пущей убедительности. — Не надо меня к огневикам! Пожалуйста, господин Ставинский, вы же не выгоните меня отсюда?

— Конечно, нет, никто тебя гнать не будет, — тепло улыбается Эдгар. — Учитывая твое нестабильное состояние, тебя вообще опасно выпускать за пределы павильона, так что ты тут точно надолго застрял. Во всяком случае до тех пор, пока мы не разберёмся, как тебя защитить от влияния извне.

— Да я бы и после остался, пожалуй, — неуверенно говорит Николас, почесывая подбородок. — Не вижу смысла заниматься перебежками. С моей покалеченной магией в заграничье больше делать нечего, а здесь я хоть при деле, чувствую себя на что-то годным. Нужным. И вообще…

Он кидает короткий взгляд на молоденькую девушку в лекарской униформе, которая сидит за столиком под раскидистыми ветвями дерева и что-то быстро пишет в блокноте. Что ж… Видимо, Николаса здесь держит уже не только его магия. И от этого отчего-то только больнее.

Но я все равно не понимаю…

— Ты же ненавидел Ставинского, — неверяще шепчу я. — Ты презирал Ставинского, Николас!

— Я этого не помню, — смущенно улыбается Николас, виновато глядя на Эдгара. — Ну даже если и так, то жизнь меняется, люди меняются. И сейчас я благодарен господину Ставинскому за все, что он сделал для меня, и готов служить ему верой и правдой.

— А как же родители? — в отчаянии восклицаю я. — Что я родителям скажу? Каково им будет узнать, что ты тут застрял, да еще по собственной воле?

— Я могу об этом позаботиться, — вмешивается Эдгар. — Это как раз решаемая проблема. Если ваши родители согласятся принести мне клятву верности, я могу их сюда перебазировать, как уже сделал с родней других контрактников.

Я смеюсь в голос, представив себе эту картину.

— Чтобы Либерские добровольно дали тебе? Клятву верности? Тебе, Эдгар? Ты вообще понимаешь, насколько это нелепо звучит? Мои родители никогда не согласятся на это!

— Возможно, ради своих детей они сменят свою точку зрения. А если нет… что ж, никто заставлять их не будет.

Я резко перестаю смеяться и смотрю на Эдгара очень серьёзно.

— А тебе-то это зачем?

— Так у тебя будет больше поводов остаться тут, а не выдумывать план очередного побега от меня.

Я шумно выдыхаю носом воздух, резко разворачиваюсь и иду прочь, подальше от Николаса и от всего того, что возвращает меня мысленно в заграничье. И мне даже не надо оборачиваться, чтобы чувствовать, как Эдгар бесшумно идет за мной следом.

— Ему совсем никак не вернуть память? — спрашиваю я через какое-то время, когда мы возвращаемся на центральную площадь павильона, где плещется небольшой фонтан.

Эдгар качает головой.

— Мы много раз пробовали, бесполезно. Слишком сильное повреждение головного