Филис Каст - Богиня весны Страница 35

— Если тебе она так нравится, я распоряжусь подавать почаще, — сказал он и приветственно поднял свой кубок.

Лина, внутренне сжавшись, осторожно коснулась его краем своего кубка. Напряженный, деревянный Гадес, накануне вечером так внезапно бросивший ужин, куда-то исчез. На его месте возник обаятельный, могучий бог. Щеки Лины загорелись, тело наполнилось теплом. Его темные внимательные глаза притягивали к себе. Растерявшись, Лина заставила себя отвести взгляд и оглядела тронный зал, чтобы слегка отдышаться.

Свет аметистовых люстр и канделябров отражался в серебряном шлеме. Шлем мрачно подмигивал, и почему-то на нем трудно было сосредоточиться.

— До чего же прекрасен этот шлем, — сказала Лина. — Я никогда не видела ничего подобного.

— Спасибо. Это дар Циклопа, — с улыбкой ответил Гадес, довольный похвалой.

Циклоп? Это, случайно, не тот одноглазый парень?

«Циклоп — одноглазое чудовище, подарившее Зевсу гром и молнию, Посейдону трезубец и Гадесу шлем...»

Отлично! Лина прервала внутренний энциклопедический монолог. Кем бы этот Циклоп ни был, у Лины определенно нет ни малейшего желания обсуждать это мифическое существо с Гадесом. И Лина сделала то, что и должна была сделать спокойная, собранная, зрелая женщина, — она сменила тему. Мгновенно.

— И твой трон тоже весьма необычен. Я так и не поняла, из какого камня он сделан.

— Это белый халцедон, — пояснил Гадес.

— И он тоже обладает какими-то особыми свойствами? — поинтересовалась Лина.

— Да, он развеивает страхи, подавленность и печаль. Думаю, это удачный выбор для тронного зала.

— Полностью согласна.

Гадес снова повернул к ней голову и чуть наклонился, так, что их лица оказались очень близко.

— А ты узнала цветные камни в этом зале?

— Это аметисты.

— Они того же цвета, что и твои глаза, Персефона, — вдруг радостно сказала Эвридика, ошеломленная открытием.

— Да, я тоже это заметил, — медленно произнес Гадес, не отводя взгляда от Лины.

В его низком голосе послышалась откровенная нежность, и тело Лины тут же откликнулось трепетом.

— Один из умерших просит позволения поговорить со своим богом! — официально возвестил Япис с другого конца зала.

Гадес неохотно отвернулся от Лины, а Лина внутренне встряхнулась. Какого черта, как она вообще сможет заниматься здесь делом, если рядом постоянно будет этот сочащийся сексуальностью бог? Ей уже почти хотелось, чтобы Гадес снова превратился в мистера Отстраненную Деревяшку. Почти.

Лина только надеялась, что Персефона, занявшая ее место в Талсе, преуспеет больше, нежели она сама в Подземном мире.

— Умерший может войти, — могучим голосом приказал Гадес.

Лина увидела, что Япис держит в руке то самое серебряное копье с двумя зубцами; даймон стукнул копьем о мраморный пол — раздался громоподобный звук. Одна из теней, толпившихся по другую сторону арочного входа, шевельнулась — и вошла в зал. Лина внимательно смотрела на духа, приближавшегося к трону. Это оказалась женщина средних лет. Лина не заметила видимых причин смерти на полупрозрачном теле. И подумала, что женщина была довольно привлекательной. Ее волосы были заплетены в косы и затейливо уложены на голове, словно корона… Пышное многослойное платье трепетало вокруг тела, как туманная завеса. Умершая остановилась у подножия трона, низко поклонилась и замерла; но Гадес сразу заговорил:

— Ты можешь выпрямиться, Стенопия.

Женщина разогнулась, но тут заметила Персефону и снова сложилась пополам в низком поклоне.

— Какая честь для меня — увидеть дочь Деметры...

Умершая говорила с сильным придыханием и напомнила Лине не слишком талантливого двойника Мэрилин Монро.

— Прошу, поднимись, — быстро сказала Лина, пытаясь понять, почему ей вдруг с первого взгляда не понравилась эта умершая.

Стенопия снова выпрямилась. Выказав должное уважение богине, она больше не обращала внимания на Персефону, устремив взгляд своих больших, сильно подведенных сурьмой глаз на Гадеса.

— Я пришла, великий бог, чтобы попросить позволения испить вод реки Леты и снова родиться в мире смертных.

Гадес пристально посмотрел на нее. И когда он заговорил, в его голосе прозвучали такая уверенность и божественная властность, что у Лины мурашки побежали по коже.

— Это довольно необычная просьба, Стенопия. Ты и сама знаешь, что духам тех, кто покончил с собой, редко позволяется испить вод Леты.

Лина вздрогнула. Эта женщина сама убила себя? Но почему?

Стенопия скромно потупила взор.

— Как тебе известно, великий бог, я на самом деле не собиралась умирать.

Она произнесла титул «великий бог» с откровенной нежностью. Лина почувствовала, как ее рот сам собой открылся. Женщина явно заигрывала с Гадесом!

В голосе умершей зазвучала легкая обида.

— Это был всего лишь трагический несчастный случай. Неужели я должна расплачиваться за него целую вечность?

— Что ты поняла, когда брела по берегам Ахерона? — резко спросил Гадес.

Стенопия помолчала, как будто приводя в порядок мысли. А когда она снова заговорила, ее слова звучали как мурлыканье.

— Я поняла, что поступила неразумно. И я никогда не повторю подобного, великий бог Подземного мира.

Гадес прищурился, в его низком голосе послышалась неприязнь.

— Значит, ты почти ничего не поняла. Ты загорелась похотью к Беллерофонту, юноше вдвое моложе тебя. Когда он отверг твои притязания, ты солгала мужу, заявив, что Беллерофонт пытался изнасиловать тебя. К счастью, Афина помешала ему убить юношу. Богиня проявила мудрость, отдав Беллерофонта твоей младшей сестре. Она куда больше заслуживала этого.

— Эта серая мышь совсем не заслужила такого мужа, как Беллерофонт! — взъярилась Стенопия, и от гнева черты ее лица исказились, став жесткими и грубыми.

Гадес продолжал, как будто Стенопия не произнесла ни звука:

— Да, ты не собиралась убивать себя, я это знаю. Ты хотела только напугать своих родных и причинить им такую боль и печаль, чтобы они отвергли брак, устроенный Афиной, и с позором изгнали Беллерофонта. Тебе просто не повезло, твоя горничная проспала и нашла тебя, когда уже было поздно, ты истекла кровью и тебя невозможно было спасти.

Стенопия отвела глаза от пронзающего взгляда бога и прижала ко лбу холодную белую руку, как будто слова Гадеса невероятно огорчили ее.

— В следующей жизни я буду вести себя более мудро, — с придыханием выговорила она.

— Но где же твое раскаяние, Стенопия? — ледяным тоном спросил Гадес. — Ты пыталась раздобыть любовь с помощью лжи и совращения. Однако любовь не растет на столь ядовитой почве.