Тахера Мафи - Разрушь меня Страница 35

Он разжигает мою кровь, сжигая все муки от игр Уорнера, мучительную тоску, что отравляет меня каждый день. Напряженность наших тел может разрушить эти стеклянные стены.

И это почти происходит.

На мгновение мы просто смотрим в глаза друг друга, тяжело дыша, до тех пор, пока я не краснею, до тех пор, пока он не закрывает глаза, пока не делает один судорожный вдох, позволяющий выровнять дыхание, пока я не кладу руку ему на грудь. Я осмеливаюсь очертить контур птицы, парящей на его коже, я осмеливаюсь провести рукой от его груди к животу.

— Ты — моя птица, — говорю я ему. — Ты — моя птица, и ты поможешь мне улететь.

К тому времени, когда я выхожу из душа, Адама уже нет.

Он выжал свои вещи, высушился сам и оставил меня одну, чтобы переодеться.

Уединение… не уверена, что оно теперь меня заботит. Я прикасаюсь двумя пальцами к своим губам и ощущаю его вкус.

Но когда я ступаю в комнату, его нет. Ему нужно отрапортовать внизу.

Я пялюсь на вещи в своем шкафу.

Я всегда выбираю платья с карманами, потому что не знаю, где еще спрятать блокнот. Он не несет в себе какой-либо преступной информации, а единственный листок, что хранил в себе почерк Адама, уничтожен с тех пор, как я смыла его в унитаз, но мне нравится хранить его поблизости. Он олицетворяет намного большее, нежели просто несколько слов, нацарапанных на бумаге. Это небольшой символ моего сопротивления.

Я кладу блокнот в карман и решаю, что я наконец готова увидеть себя. Я делаю глубокий вдох, убираю мокрые пряди волос с лица и тихо ступаю в ванную. Зеркало заволокло паром из душевой. Я робко протягиваю руку, чтобы протереть небольшой кружок. Достаточный, чтобы взглянуть на себя.

Из зеркала на меня смотрит испуганное лицо.

Я прикасаюсь к щекам, изучаю отраженную поверхность, изучаю образ девушки, которая одновременно незнакома и знакома мне. Мое лицо худее, бледнее, мои скулы выше, чем я их помню, брови приподняты над парой широко распахнутых глаз, не то голубого, не то зеленого цвета. Моя кожа раскраснелась от жара и чего-то под названием Адам. Мои губы слишком розовые. Мои зубы непривычно прямые. Палец проводит по всей длине носа, очерчивает контур подбородка, когда краем глаза я замечаю движение.

— Ты прекрасна, — говорит он мне.

Я розовею, краснею, становлюсь почти бордового оттенка, и все это одновременно. Я опускаю голову и отступаю от зеркала, когда он ловит меня в свои объятия.

— Я забыла собственное лицо, — шепчу я.

— Просто не забывай, кто ты есть, — говорит он.

— Я даже не знаю этого.

— Нет, знаешь. — Он приподнимает мое лицо. — И я знаю.

Я вижу, как напряжены его челюсть, взгляд и тело. Я пытаюсь понять его уверенность в том, кем я, по его мнению, являюсь, и я понимаю, что его уверенность — это единственное, что спасает меня от погружения в море собственного безумия. Он всегда в меня верил. Даже беззвучно, молча, он боролся за меня. Всегда.

Он мой единственный друг.

Я беру его за руку и подношу ее к своим губам.

— Я всегда тебя любила, — говорю я ему.

Солнце восходит, застывает, оно светит ему в лицо, и он почти улыбается, почти не встречается со мной взглядом. Его мышцы расслабляются, плечи опускаются под весом нового чуда, и он выдыхает. Он касается моей щеки, моих губ, прикасается кончиками пальцев к подбородку, мгновение — и он целует меня, тянет к себе на руки, поднимает в воздух, и мы оказываемся на кровати, запутанные друг в друге, и я опьянена эмоциями, они в каждой частичке меня. Его пальцы скользят по моему плечу, вниз по силуэту, останавливаясь на бедрах. Он притягивает меня ближе, шепчет мое имя, покрывает поцелуями шею и борется с жесткой тканью платья. Его руки чуть дрожат, а глаза наполняются чувством, от которого сердце защемляет болью и любовью, и я хочу поселиться здесь, в его объятиях и глазах, на всю оставшуюся жизнь.

Я скольжу руками под его рубашку, и он подавляет стон, что превращается в поцелуй, который показывает и нужду во мне, и желание обладать мною, и потребность, такую отчаянную, сродни наиболее острой форме пытки. Его тело давит на меня бесконечными точками чувств в каждом нервном окончании моего тела, и его правая рука придерживает меня за шею, а левая касается губ и стягивает кофту, и я не могу понять, зачем мне нужна одежда. Я воплощение грома и молнии в грозовом облаке, готовая разрыдаться в любой неподходящий момент. Блаженство, Блаженство, Блаженство,\ отбивает ритм в моей груди.

Я не помню, что значит дышать.

Я никогда никогда никогда не знала, что значит чувствовать.

Сигнал тревоги ударным молотком пробивается сквозь стены.

Комната пищит и с ревом возвращает к жизни, и Адам застывает, тянется назад, его лицо мрачнеет.

— Это КОД СЕМЬ. Все солдаты должны немедленно явиться в Квандрант. Это КОД СЕМЬ. Все солдаты должны немедленно явиться в Квандрант. Это КОД СЕМЬ. Все солдаты должны немедленно явиться в Квандрант…

Адам поднимается на ноги и тянет меня наверх, голос все еще выкрикивает приказы через акустические системы, установленные в здании: — Произошел прорыв обороны, — произносит он, его голос надломанный и хриплый, взгляд мечется между мною и дверью. — Иисусе. Я просто не могу оставить тебя здесь…

— Иди, — говорю я ему. — Ты должен идти… со мной все будет хорошо…

В коридорах разносятся шаги и крики солдат, столь громкие, что я слышу их сквозь стены.

Адам все еще на посту. Он должен выполнить свои обязанности. Он должен делать вид, что все нормально, до тех пор, пока мы не сможем уйти. Я знаю это.

Он притягивает меня к себе.

— Это не шутка, Джульетта… Я не знаю, что происходит, это может быть что угодно…

Металлический щелчок. Механический переключатель. Дверь открывается, и мы с Адамом отпрыгиваем друг от друга на десять футов.

Адам бросается к выходу в тот же момент, как входит Уорнер. Они оба замирают.

— Я уверен, что тревога прозвучала еще минуту назад, солдат.

— Да, сэр. Я не был уверен в том, что делать с ней. — Он вдруг подтягивается и становится совершенной статуей. Он кивает в мою сторону, будто я ничто, но я знаю, что он слишком напряжен в плечах. И его дыхание слишком быстрое.

— К счастью для вас, я здесь, чтобы позаботиться об этом. Вы можете отрапортовать своему командиру.

— Сэр. — Адам кивает, разворачиваясь на одной пятке и выходя за дверь. Я надеюсь, Уорнер не заметил его колебания.

Уорнер поворачивается ко мне с улыбкой на лице, так спокойно и небрежно, что я начинаю сомневаться, действительно ли здание пребывает в хаосе. Он изучает мое лицо. Мои волосы.