Мозаика сердца (СИ) - Палей Натали Страница 36

Я оторопела, когда впервые увидела скульптуру, в ужасе рассматривая… саму себя. Понимая, что эта скульптура дань памяти обо мне, я ощутила растерянность и тоску. Тоску по той девчонке, которая точно знала, что ей делать и ради чего она живет. Которая была уверена в каждом своём решении и действии.

Я старалась не смотреть на изумленные лица лэрда Дарина, ученого Стонича, Главного стража империи оборотней, когда они осматривали скульптуру, бросая на меня косые взгляды.

Лэрд Дарин к моему удивлению тихо проговорил:

— А я не удивлён, что вы — Зелёный луч, Анна. Что-то подобное я и ожидал…

— Почему? — не поверила я. — Вы не могли такого ожидать.

Я резко повернулась к оборотню и настороженно уставилась на него.

— Я хотел сказать, что так и предполагал, что с вами связана какая-то тайна, — поправился лэрд, внимательно смотря в мои глаза. — Я был уверен, что это тайна совершенно жуткая, но вы в ней… героиня. Девушка с такими потрясающими глазами не могла совершить подлости и предательства.

Лэрд смотрел на меня, не отрываясь, вкладывая в свой взгляд твёрдость и веру, чтобы я тоже поверила ему.

— Спасибо, — я слегка кивнула головой в знак того, что приняла его веру в меня, как порядочного человека. И для меня действительно оказались приятны его слова.

— Император Аркарт точно не ожидал ничего подобного, когда направлял вас сюда, госпожа Тубертон, — незаметно подошёл к нам Главный страж империи оборотней, называя меня моим настоящим именем.

— Лорианна, что случилось? Почему император отправил тебя к нам на опознание? — подошёл Алан Бродли, вставая между мной и стражем.

— Это очень долгая история, Алан, — невольно тяжело вздохнула я, поёжившись от прохладной погоды. — Если бы Кристоф узнал меня, то… никакой поездки не случилось бы.

— Ты не собиралась здесь появляться?! — вдруг нахмурился Бродли. — Но почему?!

Некоторое время я молча смотрела на молодого мужчину, с которым меня очень многое связывало в прошлой жизни. Он был искренне взволнован и явно переживал, поэтому я решила ответить. Рядом застыли лэрд Дарен и Главный страж, тоже, видимо, желая услышать мой ответ. Ну что ж… пусть слышат.

— Потому что несколько лет назад Лорианна Тубертон умерла от невыносимых пыток в плену у марилийцев, Алан, о чем подтверждает мемориальная плита в крематории, а марилийке и пустышке Анне Стонич в городе тангрийцев нечего делать.

Я опустила глаза, не в силах смотреть на потрясённое лицо бывшего предателя и героя Тангрии. Я заметила и боль, и злость в его глазах. Заметила побледневшие и нахмуренные лица двух других мужчин. Я повернулась и медленно пошла по улице, удаляясь от мужчин, замерших у памятника Зелёному лучу.

Тангрийцы, услышав, что графиня Тубертон чудесным образом выжила и, более того, приехала к ним в городок, приходили посмотреть на меня. На площади они окружили меня, не давая пройти. Многие хотели непременно дотронуться до меня, чтобы убедиться, что я действительно живая и не кажусь им. Некоторых я узнавала, многих — нет.

Но все они узнавали меня, все выражали радость по поводу моего спасения и сочувствие моему состоянию. Многие спрашивали, чем могут помочь или что могут сделать для меня. Дети восторженно смотрели на меня, как и маленькая сероглазка, словно на спустившуюся с небес Богиню.

Восторг и искренняя радость тангрийцев по поводу моего чудесного появления были для меня словно бальзам на сердце. Я совсем не ожидала такой тёплой встречи и того, что земляки возвели меня чуть ли не в ранг святой.

Одна пожилая женщина вдруг упала мне в ноги, причитая:

— Девочка моя, маленькая моя красавица, спасибо тебе за все, — и она заплакала, а я вдруг, присмотревшись, узнала в ней лиру Грин, свою гувернантку, которая присматривала за мной в детстве.

Лэра Карин МакЭнор вместе с лэрдом Бэлфором и Главным стражем империи лэрдом МакБойдом уехала обратно в столицу Берингии.

Девушка ни за что не хотела уезжать, пока лэрд Бэлфор не взялся за неё, а Главный страж империи от имени императора не приказал ей следовать с ними обратно. С каменным лицом и взбешенными глазами красавица Карин уехала, нежно простившись с Крисом и наградив меня враждебным взглядом.

Донат тоже уехал, на прощание сказав мне, что никогда не думал, что я способна на то, что сделала. Что он имел в виду, для меня осталось загадкой. Но я особо и не старалась вдумываться в его слова. Единственное, что меня стало сильно беспокоить, это то, что посол Марилии узнает обо мне, и это грозило мне серьезными проблемами, и Кирстану тоже.

Я с ученым Стоничем разместилась в доме Кристофа. На этом настоял Алан Бродли, а Крис, к моему удивлению, не очень-то и возражал.

Дом Криса оказался небольшим, двухэтажным, с четырьмя спальнями на втором этаже, с гостиной, кухней и столовой на первом. Он был обставлен хорошей дорогой мебелью, украшен красивыми картинами и вещами. В общем, в его обустройстве явно ощущалась женская рука. Рука Карин МакЭнор, скорее всего. За домом присматривала пожилая одинокая тангрийка, лира Элиза Мэнстон.

Мы поужинали в абсолютно напряженном молчании, и уставший от всех впечатлений дня ученый ушел спать в свою спальню, а мы с Кристофом остались сидеть напротив друг друга за столом в столовой.

Разговор не клеился. Взглядами тоже старались особо не встречаться.

— Как ты знаешь, я потерял память, Лорианна, поэтому совсем не помню тебя. Ты для меня совершенно чужой человек, — наконец сдержанно произнес Кристоф. — Я даже не представляю о чем с тобой говорить.

Я встретилась взглядом с его серьезными карими глазами. Одновременно такими родными и такими чужими.

— Ты можешь показать запястья? — попросила я, внешне оставаясь спокойной, но внутренне подобравшись и замерев в ожидании — я весь вечер ждала этого момента.

— Запястья? — переспросил он и нахмурился, во взгляде появилась настороженность. — Зачем?

— Я хочу увидеть брачную вязь, — честно ответила я. — Это даст мне ответы на многие вопросы.

Какое-то время Крис мрачно разглядывал меня, о чем-то мучительно размышляя. Я уже стала думать, что он откажет, но потом вдруг точными резкими уверенными движениями сильных пальцев он расстегнул запонки на рукавах рубашки и закатал рукава. Протянул мне руки. Его запястья были чистыми. Абсолютно. Никакая вязь их не украшала.

— Я так и думала, — бесцветно прошептала я.

Я ожидала этого, но все же это стало ударом для меня. Я подняла глаза на мужчину и спросила:

— Вы не теряли память, верно? Вы просто не Кристоф Тубертон… Кто вы?

Мужчина не смотрел на меня, он приводил в порядок рукава, застегивал не торопясь запонки, и только потом посмотрел на меня.

Взгляд был холодный и жесткий. Но не враждебный. Скорее, настороженный. И теперь я сразу почувствовала, что это чужой человек. Не Кристоф, потерявший память, а совершенно посторонний мужчина.

— Я все расскажу вам, Лорианна, хотя Райан и будет в бешенстве, когда узнает, но уже будет поздно… Я многое узнал про вас за эти несколько часов от людей… даже больше, чем за несколько лет от Райана и Карин… Их информация несколько отличалась от того, что я услышал сегодня, — он нахмурился. — Поэтому я твёрдо уверен, что вы достойны доверия и… правды.

Я оцепенела, завороженно смотря на сидящего передо мной знакомого незнакомца, моего мужа и не мужа одновременно.

— Кто Вы? Ради Пресветлой Богини, кто вы? — прошептала я. — И где Кристоф?

Мужчина тяжело вздохнул, поставил перед собой стакан, нервно плеснул виски из стоящей на столе бутылки, добавил льда, немного пригубил из стакана и начал говорить:

— Когда Райан привез своего друга Кристофа Тубертона из плена… как он его вытащил, это уже не моя тайна… он понял, что спасти его практически невозможно. Кристоф Тубертон умирал и, хуже всего было то, что он сходил с ума. Взлом ментального блока марилийскими менталистами принес ему сумасшествие. Он все время бесновался, все время повторял ваше имя и просил вас спасти. С каждым днём он все больше сходил с ума и слабел. Оставался только один способ. Райан отправился в древний храм оборотней на границе Берингии и Свободных земель к старым жрецам, чтобы они спасли его друга, чтобы жрецы провели древний, давно запрещенный в Берингии обряд. За огромное вознаграждение жрецы согласились, но, как оказалось, было уже поздно, а, возможно, и просто нереально… Я точно не знаю.