Рэйчел Кейн - Танец мертвых девушек Страница 36

«Что еще за Кэтрин?»

Клер оглянулась, но спустя несколько мгновений до нее дошло, что Амелия имела в виду бабушку. Забавно, но Клер не могла представить себе, что когда-то бабушка была молодой и ее звали просто по имени; внучка тоже выглядела сбитой с толку.

— И я ценю твою бдительность, Лиза, но в данном случае она излишня, — продолжала Амелия. — Пожалуйста, возвращайся к...

На мгновение Амелия заколебалась, Клер сначала не поняла почему, но потом увидела, что ее взгляд задержался на шлепанцах в виде зайчиков. Всего лишь крошечная трещинка в мраморе, однако глаза Амелии слегка расширились, а губы дрогнули в улыбке.

«У нее есть чувство юмора», — отметила Клер, и эта мысль окончательно сбила ее с толку. Как может вампир иметь чувство юмора? Это хорошо или плохо?

Амелия уже обрела прежнее величие.

Она повернулась и пошла по коридору. Клер с Лизой обменялись взглядами — сейчас хозяйка казалась больше обеспокоенной, чем сердитой, — и Клер поспешила вслед за удаляющейся Амелией.

Открыв дверь туалета, та вошла в знакомый Клер кабинет, только сейчас, ночью, в огромном камине пылал огонь. Каменные стены казались ужасно древними, гобелены тоже — выцветшие, кое-где даже рваные, но не утратившие своего великолепия. Из-за отсветов камина помещение производило более жуткое впечатление. Если здесь и были электрические лампы, то сейчас они не горели. Даже книги на полках не рассеивали пугающего ощущения чего-то потустороннего.

Амелия опустилась в кресло рядом с камином и грациозным жестом указала Клер на другое, стоящее напротив.

— Можешь сесть. Но предупреждаю тебя — не в моей власти даровать тебе то, чего ты от меня ждешь.

Клер присела на краешек, не решаясь расслабиться.

— Вы знаете, зачем я здесь.

— Я не настолько глупа, чтобы искать какую-либо другую причину, кроме юного Шейна. — Амелия печально улыбнулась. — Сталкиваясь с преданностью, мгновенно распознаешь ее. Ее сияние исходит от вас обоих, и это единственная причина, почему я сразу же поверила тебе, несмотря на наше поверхностное знакомство. — Улыбка угасла, бледно-голубые глаза снова заледенели. — И поэтому же я не могу простить того, что сделал Шейн. Он разбил мою веру в него, Клер, что недопустимо. Жизнь в Морганвилле основана на доверии. Без него мы обречены на отчаяние и гибель.

— Но он ничего не сделал! — Клер понимала, что ее речь похожа на хныканье маленькой девочки, но что еще ей оставалось? Расплакаться? Плакать сейчас она не хотела; впереди еще много слез, как бы ни обернулось дело. — Он не убивал Брендона. Он пытался спасти его, просто оказался в неподходящее время в неподходящем месте. За это нельзя наказывать!

— Никаких доказательств этого, кроме слов Шейна, нет. И не совершай ошибки, дитя. Я знаю, зачем Шейн с самого начала вернулся в Морганвилль. Очень жаль, что его сестра погибла такой страшной смертью; мы пытались облегчить горе семьи, как это у нас принято. Мы даже позволили им покинуть Морганвилль, что не так уж часто бывает, в надежде, что Шейн и его родители сумеют исцелить душевную боль в менее... сложном окружении. Но этого не произошло. И его мать пробилась через преграду, блокирующую воспоминания.

Клер неловко заерзала в кресле — оно было слишком большим и высоким, так что носки туфель едва доставали до пола. Вцепившись в ручки, она напомнила себе, что должна быть сильной и храброй — ради Шейна.

— И вы убили ее? Мать Шейна? — напрямик спросила она.

Все равно в голосе прозвучала робость, но, по крайней мере, вопрос был задан.

Сначала Клер показалось, что Амелия не собирается отвечать. Она перевела взгляд на огонь; в его свете ее глаза казались оранжевыми, с точками ярко-желтого в центре. Потом она еле заметно пожала плечами.

— Я лично сотни лет не поднимала руку на человека, малышка Клер. Но ты ведь спрашиваешь не об этом. Ты хочешь знать — ответственна ли я за смерть его матери? В широком смысле я отвечаю за все, что происходит в Морганвилле или даже за его пределами, если это имеет отношение к вампирам. Но, мне кажется, ты спрашиваешь, я ли отдала приказ.

Клер кивнула. Шея у нее задеревенела, а руки наверняка дрожали бы, если бы она не вцепилась в ручки кресла с такой силой, что побелели костяшки пальцев.

— Да. — Амелия повернула голову и посмотрела прямо в глаза Клер — спокойная, безжалостная, абсолютно лишенная совести. Конечно, это сделала я. Мать Шейна оказалась одним из тех редких случаев, когда, целиком сосредоточившись на единственном событии прошлого, человек способен пробить психический блок, который выстраивают в сознании покидающих город людей. Она помнила смерть дочери и, опираясь на это, вспомнила и другие вещи. Опасные вещи. До моего сведения довели, что произошло, и я отдала приказ убить ее, быстро и безболезненно. И это было проявлением милосердия, Клер. Мать Шейна так долго, так сильно страдала, понимаешь? Что-то сломалось у нее внутри, и некоторые повреждения нельзя исцелить.

— Ничего нельзя исцелить, если человек мертв, — прошептала Клер. Она вспомнила, как Шейн рассказывал об ужасных невзгодах своей жизни, и испытала сильнейшее желание ударить Амелию ногой. — Вы не смеете делать такие вещи! Вы не Бог!

— Смею, Клер. Даже должна — ради безопасности всех, кто живет здесь. Жаль, что ты не одобряешь моих решений, но тем не менее это мои решения и их последствия также мои. Шейн — одно из таких последствий. Доверенные люди предупреждали меня, что он пострадал от откровений матери, что его блок тоже разрушается, но я предпочла не усугублять трагедию, убивая мальчика, который, возможно, не представляет собой угрозы. Не все мои решения жестоки, знаешь ли. Но те, которые милосердны, чаще всего оказываются неправильны. Если бы я убила Шейна и его отца еще тогда, мы бы сейчас не столкнулись лицом к лицу с этим... кровавым и тягостным фарсом.

— Потому что он был бы мертв! — Слезы жгли глаза и горло Клер. — Пожалуйста, пожалуйста, не допускайте, чтобы его убили. У вас ведь есть способы выяснить правду? И у вас есть власть. Вы можете сказать, что Шейн не убивал Брендона...

Не отвечая, Амелия снова повернулась к огню.

Несколько секунд Клер с несчастным видом смотрела на нее, чувствуя, как слезы текут по щекам. В чересчур теплой комнате они холодили кожу, словно лед.

— Вы можете сказать, — повторила она. — Почему вы не хотите даже попытаться? Потому что сердитесь на него?

— Это несерьезно, — отчужденно ответила Амелия. — Я ничего не делаю, руководствуясь чувствами. Я слишком стара, чтобы угодить в ловушку эмоций. Я руководствуюсь исключительно соображениями целесообразности и действую в интересах будущего.