Сердце степи. Полёт над степью - Ася Иолич Страница 37

- Как ты, туус?

Укан попытался говорить, но из горла вырывался хриплый клёкот, и парень зашёлся в кашле.

- К завтрашнему вечеру пройдёт, - улыбнулась Аулун. - Я даю ему сильное снадобье. Отхаркивающее. Подожди, господин Аслэг, и он заговорит.

- А где Руан? - спросила Камайя.

- Он с Алай. Она тоскует. - Слова Аулун плеснулись холодной водой. - Я напоила её успокоительным.

- Ладно. У меня ещё много дел. - Аслэг накинул тёплый халат на плечи и взялся за ручку двери. - Камайя, идёшь?

- Иду.

Мысли в голове крутились, как стая мелких серебристых рыбёшек, вокруг чего-то важного, но их мельтешение мешало разглядеть приманку.

- Ты знаешь, что Йерин собирается меня уничтожить? - спросила Камайя, когда в воротах дворцовой части Аслэг выставил локоть. - Девушки сказали, она шипела. Может, не будешь злить её, разгуливая под руку со мной?

- Йерин может сколько угодно шипеть. Она беззуба.

- Она травила девушек. Ты уже забыл, что мне готовят твои стряпухи?

Аслэг остановился и повернулся к ней.

- Травила девушек?

- Да. Раам и ещё одна служанка… Они слегли после того, как поели нетронутую мной еду.

- Я думал, она подсыпает слабительные средства, не более того… Но почему никто не жаловался?

- Её боятся. - Камайя рыхлила снег носком сапога. - Она сначала подставляет других, потом действует. Одна из твоих женщин пришла ко мне за защитой и почти присягнула в верности, правда, я не понимаю, почему. Причиной этому был страх перед Йерин. У Йерин есть какие-то очерняющие её сведения, и она боится за свою безопасность.

- Кто? - нахмурился Аслэг.

- Я пообещала защищать её, - хмыкнула Камайя. - Запутался в своих бабах? Распутывайся сам. Или у тебя их слишком много, чтоб находить время поговорить с каждой?

Аслэг тихо зарычал и стиснул её плечо так, что Камайя поморщилась от боли.

- Ты опять начинаешь? - тихо, но яростно пробормотал он. - Прекрати!

- Почему я должна прекращать? Разве это я держу при себе теперь уже четыре постельные грелки, выбирая, какую из них подкладывать под бок?

- Это мой гарем! - прошипел Аслэг сквозь зубы. - Они мои наложницы! Ты тоже принадлежишь мне!

- Я не принадлежу тебе! - Камайя вцепилась ногтями в его руку. - Я не твоя пятая грелка! Ещё раз скажешь это, и следующая шпилька войдёт тебе в сердце!

- Ты уничтожишь меня за правду?

Камайя прищурилась, скрипнув зубами, но тут же распахнула глаза, отталкивая его руки.

- Аслэг… Этот запах… - пробормотала она, и стайка рыб сверкнула, рассыпаясь в мутной воде, открывая наконец то, что было скрыто. - Он сказал - я уничтожу тебя… Он ударил слугу, и запах был тот же самый! - она схватила его за запястье и трясла, с ужасом глядя в тёмные глаза. - Тот же… Это не притирания… Он тоже употребляет этот дурман! Он вёл себя как Тур… Аулун сказала - красные глаза и боли в теле… Он шёл навстречу и сорвался на меня!

- Кто? Кто, Камайя?!

- Бакан! В тот день, когда ты вернулся… Я шла на конюшню и встретила его… - Перед глазами мелькали картинки. - Он пригрозил убить меня, если я что-то скажу про него! От него пахло так же, и он трясся!

- Не может этого быть. - Аслэг в ужасе качал головой, сжимая её руку. - Нет… Но как?!

- Тебе надо узнать у него.

- Как? Я не могу. После той свары мы избегаем друг друга. Да и зачем?

- Если он употребляет дурман, какой из него Ул-Хас?! Тебе не придётся больше думать о том, что Халедан попадёт однажды в его руки!

- А тебя это заботит? - усмехнулся Аслэг.

Камайя замерла. Белое, белое волнами лежало в сердце, белое, что станет зелёным и покроется кровавыми каплями цветов ондэг по весне, а потом увянет под невообразимой жарой, выцветая, шурша под пальцами Выы, стелясь под ладонью Тан Дан, принимая удары хлёсткой небесной нагайки, напитываясь влагой дождей, содрогаясь от звука копыт Отца Коней... Бескрайнее море, наполненное запахами ветров и дыма, травы и пыли.

- Нет, - сказала она, и сердце пропустило удар. - Не заботит. Забудь.

20. Руан.Тебе лучше попросить прощения

Вечер синел над шатрами. Руан шёл к воротам Улданмая, сунув руки в карманы халата, которые Алай обшила изнутри тонкой овчиной. Бедная девочка. Её лицо всё печальнее с каждым днём, но к Харану её вести нельзя. Она увидит цепь, и это разобьёт её сердечко.

Нет. Сначала выпытать у этого куска афедасте всё, что он помнит, но так упорно отказывается рассказывать, а потом уже, основываясь на полученных сведениях, пытаться выговорить Харану свободу… Или хотя бы жизнь.

Аулун скользнула к нему в дверях, выжигая гниль в душе и мыслях расплавленным золотом, окутывая мягкой дымкой мерцающего снега, и он зашёл в жарко натопленную комнату, скидывая тёплый халат, уже с теплом в