Секретарь Королевского Отбора (СИ) - Рэйн Рина Страница 38

Я продолжила перебор трансляций. Но ни срочных новостей, ни шокирующих выпусков. Ни-че-го…

Неужели, чтобы узнать, на что способна фантазия распорядителей Отбора, мне нужно было ждать вечера? Нет, я не смогу так долго жить в неизвестности. Я расспрошу домохозяйку Аттора. Что-то да ей известно.

Дверь на террасу открылась с легким стуком. Я повернулась, с заготовленными для Финэ словами — и подавилась ими.

— Добрый день, эсса, — вошедшие вместе Аттор и герцог Лэ Эсти бесцветно- вежливыми голосами одновременно поприветствовали меня. Выражения их лиц тоже на удивление было одинаково равнодушными.

— Добрый день, лэстры, — почти прошептала я.

Просто эрж какой добрый, да!

Десятки, сотни или даже тысячи вариантов того, что все это значит, молнией пролетели в сознании, чтобы вспыхнуть и потухнуть, разбившись об одну нелепую мысль — хорошо, что я сижу.

Вторая мысль была еще нелепее — хорошо, что я сегодня красивая.

Кто-то из учителей этикета однажды сказал, что выглядеть красивой, когда у тебя все плохо — это и есть истинное воспитание. Вот сегодня он мог бы мной гордиться. Все было плохо. Я выглядела красивой.

Но именно уроки этикета удерживали меня сейчас от какого-нибудь неуместного поступка. Например, от желания хихикнуть — ситуация то совсем бредовая. Неужели Аттор спас меня от одного костра, чтобы засунуть в другой?

Надеюсь, ему будет хоть немного жаль одну доверчивую глупышку?..

Кстати, не менее неуместное желание громко спросить его об этом прямо здесь и сейчас, тоже свербило где-то в мозгу. А, точнее, в том месте, которым я, кажется, думала все время. Вряд ли это был мозг…

Агонию здравого смысла прервало выступление герцога. Наряженный в пурпурную мантию, седой хрыч как-то по-птичьи склонил седую голову, как-то устало улыбнулся и как- то совершенно неожиданно для меня произнес:

— Эсса Суак. Позвольте от лица распорядителей Отбора и от себя лично принести вам глубочайшие искренние извинения. И заверить, что к покушению эссэра Тэрэсса Рика на вашу жизнь и честь, как и к поступку графа Онгерда лэ Ррэка мы не имеем никакого отношения.

Я перевела взгляд на Аттора — маска невозмутимости, как всегда, была ему к лицу.

Что происходит?

Хорошо, что я сижу.

***

Через пару минут за столиком на террасе мы сидели уже втроем. Извинения я приняла, просто не понимая, как вообще на них реагировать и могу ли я от них отказаться. Теперь герцог хотел дать подробные объяснения, а Аттор, на правах хозяина дома, пригласил всех к столу — собственно, усадил за тот, где уже сидела я, себя и Лэ Эсти.

Я старалась не пялиться ни на кого и всеми силами держала лицо и осанку. Набраться терпения и не пристать немедленно с расспросами — не к герцогу, а к Аттору — мешало, кажется, только все то же воспитание. Ну и лишние глаза и уши.

Ведь, чтобы ни говорил Лэ Эсти, опасаться и почти ненавидеть его меньше я не стала. Почти наверняка именно этот неприятный мне старик, внимательно разглядывающий сейчас залитую солнцем террасу и отцветающий розовый сад выцветшими глазами, и был тем, из- за кого я и Хейли страдали каждое утро. Сомневалась я в этом совсем немного и только потому, что помнила слова Эйтана.

Понимала, что могла, устроила бы герцогу совсем другой разговор. Но пока ни сил, ни права, ни полномочий у меня не было. И я, собрав в кулак всю имеющуюся у меня волю, приготовилась слушать то, что он собирался рассказать сам, старательно глуша беснующуюся в душе бурю.

Но тут наше общее внимание привлек тихий стук вновь раскрывшейся двери: впустившей на террасу сосредоточенную и собранную Финэ. Следом за ней по воздуху вплыла череда серебристых подносов. На них белоснежными боками сияли фарфоровые клоши, скрывающие тарелки с их содержимым, и хрустальные бокалы, блики от которых мелкой россыпью разлетались вокруг и слепили глаза.

Это появление заставило всех, даже меня, как бы я не хотела обратного, отложить разговор в сторону и с интересом следить за домохозяйкой. А та подняла руки на уровень груди и, как опытный музыкант, принялась выводить ими разные пассы, концентрируя на кончиках полноватых пальцев с аккуратным перламутровым полукруглым маникюром разноцветные огоньки силы.

Будучи низкородной, Финэ не могла сама создавать большие потоки магии. Не без усиливающего их предварительного плетения. Но для поварского навыка этого не требовалось. Зато для него были нужны точность, концентрация и умение одновременно управлять несколькими предметами. И с этим она справлялась прекрасно. Гораздо лучше, чем, например, я, которой всегда было проще использовать сырую силу, чем делать «тонкую работу».

И вскоре мы наблюдали, как специально для нас и на наших глазах Финэ создает настоящий шедевр кулинарного искусства.

Подносы плавно опустились на стол: три небольших по краям, один огромный в центре — на нем, кроме прочего, стояла пыльная бутылка вина из темного стекла, закупоренная красным сургучом. Следующим взмахом рук Финэ убрала с тарелок колпаки: те резко взлетели вверх и, мелодично звякнув друг от друга, замерли где-то над головами причудливым цветком. Еще пара резких движений ее пальцев — и в воздух плавно поднялись чистые сырые овощи, цитрусы и большой кусок красного рыбного филе. Их тонкие ароматы вплелись в разлитое в воздухе благоухание шиповника и немного раздразнили аппетит.

Несколько следующих переборов магией — и вокруг рыбы затанцевали крупинки душистых молотых специй, втираясь в нежное мясо, которое, казалось, само подставляло бока. Затем пряное филе, кружа, как в вальсе, опустилось на большое белоснежное блюдо. Сверху на рыбу тут же пролился настоящий дождь из сока фруктов, от чего в воздухе резко запахло цитрусом и даже на языке слегка защипало от этой приятной кислоты. А из-за следующих движений рук Финэ стремительно взлетевшие вверх ножи нарезали, шинковали и смешивали в воздухе овощи. При этом внизу на блюде медленно и равномерно запекалась рыба, опутанная переливающимся радугой, как мыльный пузырь, коконом магии.

Она подрумянивалась и истекала шипящим соком, пыхала жаром и дразнила носы и желудки усиливающимся ароматом: с каждой секундой более густым и заманчивым. И, несмотря на нервозность, что я испытывала, я вновь вспомнила о голоде. Мужчины рядом тоже молча гипнотизировали готовящееся блюдо.

А Финэ продолжала творить волшебство, создавая из овощей на тарелках причудливые картины. Причем для каждого это было нечто уникальное: у меня что-то напоминающее горный хребет, укрытый снегами, у Аттора — лес и поля, а у герцога — берег реки. И только когда последняя овощная крупинка заняла свое место, а рыба покрылась хрустящей золотистой корочкой, Финэ двумя резкими взмахами убрала от наших глаз все лишнее и вернула колпаки обратно. При этом те сперва плавно протанцевали в воздухе, а затем совершенно бесшумно опустились на тарелки, спрятав угощение.

Мы разразились вежливыми дружными аплодисментами. На что домохозяйка сдержанно поблагодарила нас, пожелала приятного аппетита и быстро ушла.

На секунду на террасе повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь доносимым с сада щебетом и птиц и жужжанием насекомых.

Но Аттор быстро нарушил ее, откупорив бутылку и сняв клоши с тарелок и блюда. Еще пара его манипуляций — и в моем бокале плескалось и искрилось в хрустальных гранях изысканное белое вино, а на тарелке истекал ароматным соком кусок красной рыбы.

Еще некоторое время мужчины потратили на обслуживание себя, после чего мы все сосредоточились на обеде. Голод и здравый смысл победили бурлящее во мне желание немедленно узнать, что же еще хочет рассказать герцог, и я даже сумела насладиться чудом магической кулинарии.

Но вскоре тарелки опустели, и когда Финэ забрала их и поставила перед нами новую порцию свежих булочек и напитков, Лэ Эсти сам вернулся к прерванному разговору. В какой- то момент он откинулся на кресло и, сложив руки пикой, посмотрел на меня так, будто собирался препарировать. Я вернула взгляд, сдерживая что-то темное и склизкое, вновь заворочавшееся в груди.