Невеста с огоньком, или Герцог с дымком (СИ) - Княжина Елена Страница 38

Руки тряслись и все норовили что-нибудь комкать. Нетфорд отравился мраком, как та розовая гхарра… Но сейчас я ни за что не смогла бы повторить фокус с огненным цветком. Из-за волнения, из-за страха. И еще потому, что боялась навредить. Так сильно боялась, что от пальцев дым шел.

– Почему вы дрожите? – он поймал мои руки и ласково сжал. – Чего боитесь?

Покрывая быстрыми поцелуями подушечки пальцев, Нетфорд сыпал вопросами, на которые не услышал бы ответов. Да и так ли они ему были нужны?

– Потому что вы должны бороться, – прошептала ему в ухо, склоняясь непристойно низко над подушкой. – Потому что должны жить. Должны и дальше раздувать мой огонь, иначе он… совсем потухнет…

Нетфорд не мог меня слышать, но дергался от каждого шороха, от каждого выдоха в его ухо. Жмурясь, ловил искры, что сыпались с меня на постель. Кружил их над нами слабым потоком, стряхивал на ковер.

– Потому что я не чужая, – шепот мой срывался на всхлипы. – Я ваша… совсем ваша… и всякому в Ташере это понятно.

Твердые пальцы требовательно пробежались по пуговицам на спине, замерли у лопаток. Неловко ослабили пару застежек, нащупали голый затылок. И потянули вниз.

Голову закружило глубоким поцелуем, живот взорвался огнем. Стихии сплелись в тугой узел, затянулись намертво, повторяя за нашими губами.

Этому притяжению невозможно было противиться. Магия будто всасывала, втягивала нас друг в друга, растворяя в чужих телах.

– Эллайна! – меня рывком перевернули, отбросили на подушку. Накрыли телом, что одеялом.

Довольно споро Нетфорд разобрался с последними пуговицами, стянул с меня северный наряд. Откинул комок ткани на пол, стиснул в кулаках тонкое кружево нижней сорочки. И принялся с упоением вспоминать знакомые линии.

Скользил по изгибам, разгоняя по коже мурашки. Кончиком носа, подушечками пальцев… Твердыми губами, жарким языком. Пробовал меня и на вкус, и на запах, по полной используя оставшиеся в арсенале чувства.

– Ты так дрожишь. Тебе снова страшно? – хрипло пытал расспросами. – Я слишком?..

– Нет, – вцепилась ногтями в горячую шею. – Нет…

Я захлебывалась, задыхалась от распиравшего меня огня. Стихия рвалась наружу. Слишком быстро, слишком порывисто, я едва могла удержать ее внутри!

Изголодавшееся пламя намеревалось испепелить тут все – и постель, и герцога, и его богатый потолок с изящной лепниной, и все картины с горными пейзажами и портретами предков…

– Да за что ты такая красивая? – рычал Нетфорд обвиняюще, совершенно меня не видя. Разнося в хлам деревянное изголовье и до скрипа мучая несчастную постель. – За что? За что?..

Это было больше мучительно, чем нежно. Слишком восхитительно, настолько, что попросту больно. Судорога сводила ноги, пальцы тряслись, зубы стучали. Его ветер выл в голос, раздувая внутри огонь. Нетфорд не мог видеть, но чаши в стенах вспыхивали одна за другой, рождая такое крепкое пламя, что и водой не потушить…

Истерично всхлипывая, я скребла ногтями подушку. Скользила мокрыми ладонями по горячим лопаткам, таким же потным, как вся я. Герцог больше не рычал – глушил надсадные стоны в моем плече. Размазывал мои запястья по постели, не давая и шелохнуться.

Я вскрикнула громко, дернулась, изогнулась граксовым колесом…

– Не шуми, – прохрипел Нетфорд нестройно, угадав каким-то чудом. – Все бы отдал, чтобы услышать и увидеть тебя, Эллайна! Все бы… Отдал...

Он замер наконец, последним выдохом сдув с шеи заплутавшую искру.

– Гракс раздери… За что? – взвыл тихонько.

Отяжелел, упал лбом в подушку. Погребая меня под собой, видимо, до рассвета.

Глава 19

«Ты придешь завтра?»– стучало в голове в ритме моих быстрых шагов.

«Это «да»? Это «нет»? Это «я не знаю»?»

Тук, тук, тук… Я поспешно удалялась от герцогских покоев, на ходу застегивая пуговицы на спине. Без прислужницы выходило неловко, пальцы едва доставали до петель. Но не просить же едва живого Нетфорда меня одеть?

«Эллайна, я не узнаю, что завтра наступило, пока ты не придешь…»

Опять ответственность. Слишком много ее для меня одной… Разве готова я отвечать за чужое «завтра»?

Вопросы продолжали меня пытать, хоть я уже прилично отбежала от спальни владыки Предела. Ярко освещенный коридор, безлюдный в этот час, привел меня в супружеские покои. Тут я смогу спрятаться под одеялом и вволю напридумывать о себе всяких заковыристых гадостей.

За окнами собирался рассвет, седое ташерское небо просачивалось сквозь голубые шторы. На обледенелом подоконнике сидела крохотная ташка, жалобно заглядывая в спальню. Я отворила, впустила замерзшую птичку внутрь.

На этот раз гостья не принесла никаких записок. Похоже, запомнила путь и рассчитывала вновь угоститься печеньем. Мошкары в саду уже не осталось, так что теперь ташку ждали лишь холод и голод.

– Держи, – я раскрошила сухарик на подоконник.

Ташка склевала все крошки, полетала над кроватью и устроилась на спинке кресла – поближе к горящей чаше.

– Вот и мне нужно было совсем немного тепла, – призналась я в своем преступлении. – И ему тоже нужно было… согреться.

Птичка тихонько присвистнула и нахохлила серые перья.

– Удивительное дело! – я нашла в ее лице благодарного слушателя. – Сколько ни отдаю долгов, а они все множатся и множатся. Копятся и копятся. И я отдаю, отдаю… не оставляя ничего для себя.

Сонно охнув, разморенная в тепле ташка лениво осмотрелась. Весь ее птичий вид недоумевал: чем этаким благородная леди недовольна?

– Если хочешь, можешь остаться в этой клетке. Тут есть огонь и печенье, – хмыкнула я с горечью. – А бежать все равно некуда.

Вот и Нетфорд ныне заключен в клетку. В тюрьму из собственного тела. В бесполезные мышцы, в плоть, в ограниченность чувств… Минуты тянутся как часы, часы – как дни. И он не узнает, что завтра наступило, если я не сожму его ладонь.

Но разве могу я прийти туда снова? Упасть в эту пропасть еще ниже, предать еще больше?

За ночь я сомкнула глаза совсем ненадолго, распластавшись на чужой кровати под горячим телом. Но сейчас спать не хотелось. За окнами зачинался новый день, обещающий свежую порцию мук и сомнений.

Я разделась и спрятала измятое платье в корзине для стирки. Оно пахло страстью, чувственным дурманом, магическим притяжением. Позором и стыдом.

Как это произошло? Почему я позволила этому случиться? Боги, Эль Экарте, да что с тобой?!

Я с силой растерла щеки, снежно-белые и хранящие следы поцелуев. Благородная южанка, да что вы говорите!

Пришла под покровом ночи в покои к обнаженному мужчине, измотанному лихорадкой, отравленному мраком. Быть может, даже бредящему… Да в себе ли герцог? И понимает ли, что творит? И не убьет ли меня одним взглядом, когда очнется по-настоящему?

Заглушив стон рукавом халата, я в сердцах ухватила флакон с парфюмированной водой и бросила туда же. К платью в корзину. Хватит!

Я больше к нему не пойду. Не пойду. Не пойду…

– Не пойду! – сообщила птичке, вернувшись с завтрака.

Кислая физиономия Эйдана Красивого испортила аппетит даже сильнее, чем копошившаяся в животе вина. Если я и дальше буду питаться крошками, то скоро сама стану размером с ташку.

– Не пойду, не пойду… – убежденно помахала пальчиком перед птичьим носом, когда за окном начали сгущаться сумерки и Фенора пригласила меня к ужину. – Заставлю себя поесть. Вернусь, умоюсь. И сразу лягу спать.

Недоверчиво щелкнув красным клювом, птичка перемахнула на другое кресло.

«Сиру Нетфорду стало лучше,– довольно подбоченился сир Эверхар, застав за ужином весьма мрачную компанию северян.– Я же говорил, что для ухудшения нет причин!»

Стало лучше – это хорошо…

Но как Нетфорд узнает, что завтра наступило?

– Не пойду, – фыркнула, вернувшись вечером в супружеские покои.

Придирчиво оглядела пустую корзину для белья: горничная уже забрала все в стирку. Тем и лучше! Меньше соблазна уткнуться носом в грязное платье, скомкать его, обнять, улегшись на подушку… И, жалея себя, всю ночь дышать запахом целовавшего меня мужчины.