Зверя зависимость (СИ) - Вечер Ляна Страница 39

— Всё, кнопка, решили, — подытоживает мой мужчина. — Крови не будет.

— Хороша новость, — я дую щёки, пропуская Женьку в прихожую.

Он, пошатываясь, суёт ноги в тапки и покидает нас.

— Спрашивать, о чём вы говорили — бесполезно? — присаживаюсь на табуретку, тянусь за черешней.

— О тебе говорили, — дядя перехватывает мою руку с ягодой, нагло забирает её губами из моих пальцев, прикусывает их.

Выдёргиваю конечность из его лапы и морщусь. Не люблю я пьяных.

— Дядь… — судорожно ищу оправдание.

— Я помню, — Рамиль криво улыбается. — Но ведь сама меня спаивала, зараза, — смеётся.

— Ради мира! — округляю глаза. — Во всем мире, — тоже смеюсь. — Первый и последний раз, дядь. Клянусь!

— Другую я бы наказал. Жёстко, — Рамиль становится серьёзным. — Но ты… Ты особенная, кнопка.

— У тебя замашки, конечно… — мне становится не по себе от тяжёлого хмельного взгляда дяди. — Диктаторские.

— Я и есть диктатор, — признаётся, не раздумывая.

— Мне порой кажется, что ты глава какой-нибудь секты. Типа местный бог для сотен людей.

— Оборотней, — поправляет Рамиль.

— У-у-у, — я качаю головой. — Пора тебе в люлю, дядь.

— Выпьешь? — он пододвигает ко мне свой стакан с портвейном.

— Вообще-то не собиралась, — хмурюсь, глядя на бутылку. — Я такое не пью.

— Выпей, — настаивает Рамиль.

Мне начинает казаться, что у него едет крыша. И я ни фига не знаю, как действовать в такой ситуации. Напротив меня сидит огромный вдатый мужик и смотрит просто нереально бешеными чёрными глазами. В них сейчас сам дьявол. По моему позвоночнику поднимается холод. Ноги деревенеют — даже пальцами на них пошевелить не могу.

Не до конца понимала, с чем мне придётся столкнуться, соглашаясь жить с бывшим наркоманом, который ещё и выпить не дурак. Я как-то не думала об этом. А ведь историй типа нашей — миллионы, и не у всех — далеко не у всех — счастливый финал.

Сглатываю нервно, беру в руку стакан. Подношу его к губам и, зажмурившись, выпиваю. Портвейн мерзкий, просится обратно. Я прижимаю ладошку ко рту и сижу с закрытыми глазами. Открывать страшно.

— Ещё выпей, — слышу, как Рамиль подливает пойла.

— Не буду, — открываю глаза, кухня вертится каруселью.

— Надо.

Чёрт! Что за блажь такая? Я ничего не понимаю, кроме одного — перечить Рамилю сейчас нельзя. Он точно не в себе. Похож на психопата, несёт чушь… про оборотней.

Пью. Закусываю. Карусель ускоряется.

Дядя смотрит на меня внимательно, изучает. А у меня даже сфокусироваться на его лице не получается. Убойная штука этот портвейн! Мысли путаются, изображение нечёткое, и подташнивает меня.

— Всё? — хриплю, потому что горло свело от крепкого и гадкого напитка.

— Пожалуй, да, — у Рамиля язык немного заплетается.

Он и Женька — два толстокожих слона. Они полбутылки этой дряни вылакали и живы остались. Как — загадка для меня.

— Пойдём спать, пожалуйста, — мой пьяный мозг отчаянно пытается выдавать правильные мысли.

— Кнопка, я хочу… — дядя нервно сглатывает, наливает портвейна и выпивает махом. — Нет, не хочу… Но я должен.

Он встаёт, делает несколько шагов назад и оказывается в прихожей. Щёлкает выключателем, в коридоре загорается лампочка.

А потом случается что-то страшное.

Дядя встаёт на четвереньки и увеличивается в размерах.

У меня перед глазами всё плывёт, и то, что происходит, обрабатывается моим нетрезвым мозгом процентов на пятьдесят.

Я вижу, как расползаются спортивки на Рамиле, как его тело покрывается густой шерстью. У меня немеет всё от макушки до кончиков пальцев на ногах. Я бы сбежала… В окно бы сиганула с девятого, не раздумывая, но не могу пошевелиться.

Передо мной стоит… волк. Волк!

Волк?

— Твою мать… — шепчу, не чувствуя губ и языка.

Чудовище — помесь волка и медведя. Дикая кавказская овчарка или что-то вроде того. Невероятно большой шерстяной зверь стоит в коридоре и смотрит на меня жёлтыми глазами. Он ложится, прижимает морду к полу.

Вспоминаю Гарика, и мне почему-то больше не кажется, что его артистизм в прямом эфире был ради хайпа. Соловьёв именно такое чудище описывал.

Твою мать — повторяю мысленно, а зверюга поджимает уши. Я вижу, что он не собирается на меня нападать, но один фиг страшно. Очень страшно! И не ясно, что думать.

Это оборотень? Рамиль — оборотень?

Быть этого не может!

Головокружение усиливается, в глазах темнеет, и мне вдруг становится легко и хорошо.

Глава 27

За окном утро. Я лежу на диване. Одна. Я — боль.

Несколько минут пялюсь в белый потолок, а потом поворачиваю голову — она болит, и шея тоже.

Я не профи в литроболе, и пара стаканов крепкого не самого качественного портвейна способны меня погубить. Вспоминаю, что вчера было…

Белочка ко мне приходила, похоже.

Поворачиваю голову в другую сторону, и у меня перед лицом возникает мохнатая морда. Из зубастой пасти высовывается розовый язык.

— Чёрт! — рывок, и я падаю с дивана на пол, а чудище остаётся по ту сторону мягкой мебели.

У меня нос в слюнях. Вытираю ладошкой. Пипец! Оно меня лизнуло!

Осторожно высовываюсь, чтобы посмотреть на белую горячку. Смотрю. Становится только хуже. Меня мутит. Нет, зверь отвращения не вызывает, он выглядит милым и даже растерянным. Это похмелье всё… Или белочка?

— Рамиль? — я прижимаю ладонь к гудящему от боли лбу.

Зверюга вздыхает и вполне по-человечески кивает. Он даже что-то вроде «угу» умудряется выдать.

Мать моя женщина, отец мой мужчина! Кто-нибудь вызовите скорую помощь. Психиатрическую бригаду. Оборотней не бывает. Это сказки, фэнтези, легенды… Фольклор, если хотите.

Нет?

Я прячусь под диван. Лучше здесь полежу, потому что сил сбежать нет. Я даже уползти не в состоянии.

— Кнопка, вылезай оттуда, — голос дяди заставляет меня содрогнуться.

— Нет! — воплю, и собственный крик причиняет нереальную боль. — Нет… — повторяю тихо. — Не вылезу.

— Ладно, — басит, и я слышу его шаги.

Сильные руки поднимают меня, словно игрушку. Рамиль несёт меня в кухню, а я отбиваюсь, как могу. Могу слабо. Неэффективно. Причиняя себе — похмельной — движениями и криками боль.

Он усаживает меня на табуретку, и я прижимаю коленки к груди, смотрю на него исподлобья. Голый… Дядя суетится — ищет что-то в холодильнике. Кефир. Наливает его в кружку, ставит на стол, а сам садится напротив меня.

Следы вчерашней попойки убраны. Посуда чистая, кухня проветрена.

— Как-то так, кнопка… — смотрит на меня внимательным тяжёлым взглядом, а я хочу провалиться сквозь землю.

Беру кружку с холодным кефиром, глотаю, и меня снова мутит. Держусь из последних сил, потому что добраться до санузла я чисто физически не смогу.

— Водички бы, — шепчу.

— Сейчас, — Рамиль подрывается, наливает в стакан воду из чайника. — Держи.

— Спасибо, — пью мелкими глотками с перерывами.

Молчу. Дядя смотрит на меня, не моргая. Ждёт.

— Скажи что-нибудь, — просит с виноватым видом.

— Уверен? — выгибаю бровь.

— Да.

— Это пи*дец какой-то!

Бородатый дядька меняется в лице. Он очень хочет высказать мне за мат, но держится. Правильно. Как иначе я — русская девушка — должна выразить эмоцию от пережитого? До сих пор поверить не могу, что реальность не подвела. Я видела своими глазами, как Рамиль превратился в волка!

— Так… — пью воду, соображаю. — Значит, Игоря Соловьёва ты потрепал?

— А что мне было делать? — возмущается дядя. — Ты кричала.

— Опустим это, — я не готова спорить. — Ты оборотень, — у меня из горла вырывается нервный смешок. — Пожалуй, это слишком.

— Тебе не понравился мой волк?

Что? И-и-и… Не понравился? Да я кирпичей чуть не наделала! На трансформаторную будку хватило бы.

— Это надо переварить, — выдаю сдержанно.

— Согласен, — Рамиль вздыхает. — Мне на работу пора.