Наследница достойных (СИ) - Ваганова Ирина Львовна Страница 4

Получив приглашение на беседу в отцовский кабинет, я не сомневалась, что меня пожурят за неподобающее поведение, и готовила оправдания — привыкла отвечать не только за себя, но и за младших. Папа не был слишком строг, но огорчать его не хотелось, поэтому я состроила виноватую рожицу и надеялась, что разговор, как обычно, завершится объятьями и поцелуями.

Около кабинета меня встретила мама. Обычно она занималась младшими, поэтому ее присутствие удивило.

— С кем крошка Лу? — я огляделась.

Мама не ответила, обняла и едва заметно всхлипнула. Неужели все настолько серьезно, что она решила поддержать меня в разговоре с отцом? Я оторопела, стараясь припомнить, не повредили мы часом автомобиль гостя? Никакого видимого ущерба наша ватага не нанесла. Так что же нам предъявляют?

Порог мы перешагнули в обнимку, но в комнате мама прошла вперед и встала за спиной отца. Холодок пробежал по спине — они вдвоем станут меня отчитывать?

— Сядьте обе, — в отцовском голосе чувствовалось непривычное напряжение.

Я послушно заняла стул, стоявший около стены — хотелось смотреть в окно, избегая чересчур серьезных лиц родителей. Они говорили по очереди. Я молчала. Уж лучше бы меня ругали. Минут пятнадцать мама и папа убеждали принять приглашение Боннтов и познакомиться с их сыном. Я готова была спорить на что угодно: они, скорее, уговаривали друг друга, чем меня.

— Что скажешь, Аделия? — спросил отец, когда мое угрюмое сопение, наконец, заметили.

Я облизала сухие губы, вздохнула и попробовала возразить:

— Вы обещали, что до восемнадцати лет никаких женихов не будет. И потом, его величество приглашал…

— Кузен знает о сватовстве, — перебил отец. — Он будет рад, если все получится.

Мама не смогла усидеть, порывисто встала и прошлась по комнате, массируя виски пальцами.

— Любимый, — она обернулась к мужу, — уверена, что Деля должна узнать всю правду.

— Со временем, — хмуро отреагировал отец. Они никогда не спорили при нас, я напряженно выпрямилась, боясь упустить хоть слово. После паузы уже более миролюбиво отец пояснил: — Аделия, ты не обязана соглашаться на обручение. Съездишь, развеешься и вернешься.

— Но зачем?

Я не видела ни малейших резонов. Кроме того, прежний план с посещением столицы и знакомство с десятком лучших женихов страны устраивал меня куда больше, чем приватная встреча с неведомым виконтом.

— Это условие графа, доченька, — не выдержала мама. Она успела вернуться к мужу и примирительно положила ладонь ему на плечо. — Деля уже взрослая девочка, любимый, она все поймет.

Он погладил ее пальцы и посмотрел снизу вверх обожающим взглядом.

Как я мечтала прожить двадцать лет в браке, сохранить и даже приумножить взаимную любовь! Это возможно, ведь у моих родителей получилось!

Рассказ о причинах, из-за которых мама с папой согласились на мой брак с виконтом Боннт, ввел меня в ступор. Граф и графиня передали своего новорожденного сына нашей семье. Это должно остаться в тайне. Всем объявят, что супруги Далеор после восьми неудачных попыток родили наследника.

— Ты же понимаешь, Деля, — чуть не плача говорила мама, — в каком мы положении? Отец не вечен. Ты, конечно, успеешь выйти замуж, Лота, Ванта и Зои, скорее всего, тоже. Но младшие! Кто из ваших мужей согласится взять на себя такую обузу?

Отец остановил ее причитания, нежно похлопав по руке, и поставил точку в разговоре:

— У твоих младших сестер и матери будет защитник даже после моей кончины, Аделия. Думаю, поездка на авто в графское поместье небольшая плата за это.

— Правильно понимаю, — уточнила я, — если между мной и виконтом не возникнет взаимной симпатии, обручение не состоится?

— Правильно, — улыбнулась мама, — это наше требование. Граф его поддержал.

Могла ли я спорить?

К слову, я тогда не улавливала замысел Боннтов, а теперь, просидев месяц под замком, вообще засомневалась в их адекватности. Ну ничего! Все осталось позади. Через два дня буду в родном замке, перецелую сестер, крепко обниму отца, понянчусь с братишкой.

Горизонт порозовел. Скоро станет совсем светло. Шагалось все веселей!

Глава 2 Домой

С погодой повезло: солнце стыдливо прикрылось полупрозрачной фатой облачков, ветерок освежал, но не пронизывал до костей. Идти было хорошо. Порой путь преграждали прозрачные, напевавшие свежую песенку ручьи. Одни я перепрыгивала, через другие перебиралась по камням или бревнам, но из каждого пила приятную на вкус воду. Это помогало немного приглушить голод, но все же к полудню я ни о чем другом, как о еде, думать не могла. Мне представлялись то вчерашние пряники, которых пожалела для меня Фани Туут, то зажаренная баранья ножка, что подавали к празднику в родном замке, то печеная картошка. Было бы весело посидеть у костра где-нибудь на заднем дворе, пряча глаза от едкого дыма, а потом, обжигаясь, дуть на испачканные в саже пальцы и слушать страшные истории, рассказываемые нашими тайными друзьями из работников.

В просветах между зарослями ивы замелькали крыши невзрачных построек, я прибавила шагу. Радовало, что до деревни добралась раньше, чем рассчитывала.

По крутой тропинке поднялась на холм и остановилась отдышаться. За рекой зеленели заливные луга с высокой мягкой травой. Там паслось стадо коров. На этом, высоком, берегу реки стояла деревенька — не слишком большая, пожалуй, и трактира в ней не найдется, но я надеялась, что уставшую путницу покормят в любой крестьянской избе.

Прямая довольно широкая улица удивила пустотой. Не играли во дворах ребятишки, не купались в пыли куры, не спали в лужах свиньи. Только собаки высовывали носы в щели под глухими заборами, исступленно лаяли, разгоняя ощущение запустения.

Строили деревню какие-то шалопаи — Ддругого объяснения у меня не нашлось. Два или три хозяйства стояли, прижимаясь заборами, потом зиял пустырь, где вполне мог поместиться еще один двор, дальше опять постройки, за ним еще прогал. Создавалось впечатление, что дома разбрелись из общего хоровода: поодиночке, парами, группами.

У каждой калитки я пыталась докричаться до хозяев, но те либо не слышали меня за собачьим приветствием, либо не желали отвлекаться от насущных занятий. К одинокой женщине, бредущей по улочке, я бросилась бежать, будто боялась, что та рассеется в воздухе:

— Пожалуйста! Будьте добры! Остановитесь!

Крестьянка лет сорока с невыразительным лицом взглянула на меня исподлобья и задержалась, поджидая:

— Чего тебе?

— Мне бы пообедать и отдохнуть до утра. — Заметив, как женщина недовольно скривилась, я поспешно добавила: — Хорошо заплачу.

Сердце мое чуть не остановилось, когда крестьянка покачала головой и нырнула за ограду. Оттуда она объяснила:

— Парша на овец напала по всей округе. Что если на тебе зараза? Никакие деньги не захочешь.

— Я здорова!

Женщина пятилась, качая головой:

— Не пустят, не надейся. Все, кто мог сжалиться над тобой, сквозь землю провалились.

— Как провалились? — не поняла я.

— Видала пустоши? — женщина махнула в сторону пространства между домами, — жили там. И дальше, и еще вот там. По деревне, считай, полтора десятка семей исчезли вместе с живностью.

В ее тираде чувствовалось сожаление, что вместе с людьми пропало и добро.

Я даже на минуту забыла о голоде и усталости. Умом тетка тронулась?

Решила поискать другое пристанище.

Мне отказали еще в четырех местах, причин не объясняли, а вопросы мои игнорировали. То, с какой опаской поглядывали на меня и женщины, и мужчины, оставляло неприятное впечатление — самых бессердечных людей словно свезли сюда со всей округи. Окончательно потеряв надежду обрести приют, я двинулась за околицу. Полежу на берегу, отдохну и двинусь дальше.

Распахнутые ворота крайнего дома заставили остановиться и заглянуть во двор. На крылечке сидела старушка. Она уткнулась в колени и покачивалась, тихо завывая. Я не сразу решилась потревожить человека в его горе. Старый пес, гремя обрывком цепи, подошел ко мне и ткнулся носом в бедро.