Палач (СИ) - Зеа Рэй Даниэль Страница 4

– Мама, я хочу сделать короткую стрижку, – попросила я как-то поутру за завтраком.

– Если Альфред одобрит, можешь подстричься, – натянуто улыбнулась маман.

– Вот только не надо копировать! – Роуз потрепала отросшую челку и скривилась. – Мама, я не хочу, чтобы она копировала меня!

– Я не буду тебя копировать! – возмутилась я. – Больно надо!

– А чего тогда стрижку сделать хочешь?

– Сейчас модно, вроде как… – промямлила я.

Роуз, выпучив глаза, смотрела на меня. Братья хмыкнули, но промолчали. Отец сделал вид, что его это не касается. Осталась одна маман, которая в ужасе изрекла:

– Ты не должна привлекать внимание! Так гласит Устав!

– Я и так его не привлекаю, – вздохнула я. – Одежду, которую одобряет Альфред, давно никто не носит. Я выгляжу как пугало!

– А хочешь выглядеть как настоящая модница? – не поняла маман.

– Хочу выглядеть как все. Чтобы не выделяться.

– Обсуди это с Альфредом, – наконец, встрял отец.

– Если все решает Альфред, зачем вы вообще нужны?

Родители онемели от такой наглости. Роуз многозначительно покачала головой. Братья насупились.

– Что ты себе позволяешь? – возмутилась мать и встала из-за стола. – Думаешь, если мы послушники, нас можно оскорблять?

– Илона, успокойся, – пытался сгладить отец.

– Смотри на меня, когда я с тобой говорю! – маман дернула меня за плечо.

– Илона, сядь на место.

– Ты, – шипела маман, – живешь в нашем доме, ешь и одеваешься за наш счет. Мы – твои родители и несем за тебя ответственность. Хочешь пойти на улицу? Хочешь, чтобы все в округе узнали, кто ты такая? Давай! – маман указала рукой на дверь. – Иди! Живи как хочешь! Стригись, как хочешь! Не соблюдай Устав! Они сотрут тебя в порошок, как и всех нас! Хочешь быть взрослой? Научись отвечать за свои поступки. Давай! Иди! Проваливай на улицу!

Помню, как больно мне было это слышать. Как пальцы сами собой сжались в кулак. Ноги матери подкосились, и она рухнула на пол. Отец закричал. Роуз и братья бросились на меня. Поук разбил бутылку о мой затылок. Рана заживала две недели. Альфред ввел домашний арест на три недели. Радовало только одно: чтобы заклеить рану на затылке, мне сбрили часть волос на голове. Потому Альфред попросил родителей коротко остричь мою шевелюру, но не по моде, как стрижка Роуз, а под три миллиметра, как у отбывающих срок заключенных.

Из «долбанутой заточки» я превратилась в «конченую».

– Господи, Роуз! – подначивали подружки сестры. – У нее совсем крыша поехала?

– Представляете, – смеялась сестра, – она взяла машинку и обкорнала себя, пока родаки ужинали у Чистерсов.

– Хорошо еще, что вы с ней не в одном классе! – смеялись девчонки.

– И не говорите!

– О! Смотри! Это новенькие! Ригарды, вроде…

Я перевела взгляд на двух парней в навороченных шмотках, вышагивающих по коридору нашей школы.

– Это те, что переехали?

– Да! Говорят, у их родителей столько бабла, что могут весь наш городок купить!

– Очередные хранители, – скривилась Роуз.

– И не говори, – поддакнули курицы-подруги.

Хранителей в нашем городке было немного, их детей в нашей школе еще меньше. Хранители всегда сторонились послушников, потому и в школе между ними и послушниками существовала определенная нейтральная полоса, пересекать которую ни одна из сторон не намеревалась. Я знала о хранителях все. И было бы странно не знать все о тех, кто способен тебя убить. Хранители могли прыгать во второе измерение. Райоты в третье. Палачи в четвертое и предыдущие. Райоты всегда использовали хранителей в качестве охранников и исполнителей. Палачи тоже не гнушались помощи и заключали с хранителями союзы, обмениваясь частями Истоков. Хранитель приобретал способность прыгать вместе со своим палачом в третье и четвертое измерения. Заключение союза процедура болезненная для обеих сторон, но потенциальная выгода от этой процедуры стоила того, чтобы закрыть глаза на некоторые побочные эффекты. Насколько я знала, каждый палач к определенному возрасту обзаводился собственным союзником-хранителем, ведь погибнуть можно в каждом из измерений. Почему мы погибали? Да по разным причинам. Не каждый из приговоренных за нарушение Устава хотел умирать. Иногда на нас просто охотились. Движение за освобождение послушников то и дело обзаводилась новыми представителями среди хранителей, которые занимались сугубо тем, что выслеживали нас во всех доступных им измерениях и убивали. И хотя движение это было под запретом, кто-то из райотов и палачей все равно умирал насильственной смертью ежегодно. Послушники хранителей всегда побаивались. Собственно, они всех боялись. С райотами дело обстояло несколько иначе. Представители высшего метафизического уровня всегда держались в стороне от послушников, считая их третьесортным порождением природы, созданным сугубо для нужд Жатвы. Высокомерие райотов было сопоставимо только с высокомерием высших палачей. К слову сказать, я считалась представителем низшего сословья, ибо родилась в семье послушников, и только по воле природы, наградившей меня подарком, о котором никто в моей семье природу не просил, была причислена к лучшим из лучших. Увы, даже среди лучших со званием «низшая» мне не светило стать «своей». Райоты обучались в частных элитных заведениях и в обычной жизни послушников и хранителей мы с ними не пересекались. Конечно, райоты дорожили своими шкурами и властью, которую захватили за Земле всего каких-то сто пятьдесят лет назад. Потому между ними и всеми остальными метафизическими расами залегала не нейтральная полоса, а многокилометровая пропасть.

– Сейчас слюни по полу потекут, – обронила Мерил, проходя мимо Роуз и ее подруг.

– Ну, на тебя-то они точно не клюнут, недоделанная! – захохотала Роуз.

Это было низко с ее стороны, но судя по отсутствию реакции Мерил на данное высказывание, она привыкла ко всему, что ей говорят в лицо, точно так же, как и я.

Я отвернулась, чтобы остаться незамеченной, и попыталась открыть свой шкафчик. Электронный замок открылся, но дверца, почему-то, нет. Я посильнее вцепилась в ручку и рванула ее на себя. Что-то хлопнуло и плюхнуло мне в лицо. Вокруг повисла тишина, а затем раздался хохот. Я стерла с глаз красную краску, закрыла шкафчик и под всеобщий гул и улюлюканье побежала в туалет. Смыть эту дрянь с рук и лица оказалось непросто. Краситель въелся в кожу и теперь я была не только лысой, но и красной. В туалет вошла Роуз с подругами.

– Это не мы! – сообщила сестра. – Мы тут ни при чем!

– У тебя и твоих подпевал кишка на это тонка, – я улыбнулась.

– Ты че сказала? – взвилась Мора – одна из подпевал.

– Успокойся, – осадила ее Роуз.

– Да че она о себе возомнила! Думает, если сестра твоя – ей все можно?

– Мора, закрой рот, ладно? – ответила Роуз и взглянула на меня. – Ты как? Все нормально?

Не знаю, почему она тогда спросила об этом. Боялась, что я могу ей навредить, или просто ей действительно было меня жаль? Ответ не имел значения. Но кое-что в тот день я поняла. Роуз – единственная, кто за столько лет спросил меня «ты как?» И за это я была ей благодарна.

– Все хорошо. Мне надо идти.

– Ты куда? – не поняла Роуз, пропуская меня к выходу.

– У меня контрольная по биологии. Я должна идти.

– Во долбанутая! – захохотала Мора.

– Да заткнись ты уже, – услышала я позади.

Прозвенел звонок, и все разошлись по классам. Я вошла последней и под всеобщий хохот направилась к своему столу в крайнем ряду. На моем месте сидел один из тех парней, что шли по коридору. Новенький. Он не смеялся, и даже не улыбался.

– Это мое место, – я поставила рюкзак на стол перед его носом.

– Ладно, – он собрал вещи и пересел на соседний стул. – Мне сказали, что этот стол свободен.

– Я здесь сижу.

– Я смотрю вы веселитесь! – рев мистера Дейвса – учителя биологии – заставил всех заткнуться и сесть на места.

Дейвс взглянул на меня и сдержал смешок.

– Мэйю, ты провела неудачный эксперимент с красителями?