Проклятье Персефоны (СИ) - Харос Рина Страница 4

— я весь твой. Позволь исполнить все твои желания, позволь стать твоим рабом. Мои душа и тело принадлежат только тебе. Прошу, не оставляй меня.

Произнесенные слова произвели должное впечатление, и сирена, ускорив шаг, приближалась ко мне, соблазнительно виляя бедрами. Хвоста не стало, вместо ног появилась пара ног, однако жабры и красный оттенок глаз никуда не исчез. Сжав кулаки, я внимательно наблюдал за каждым движением, готовясь схватиться за нож, который лежал в нескольких метрах от меня в груде грязной одежды.

Рванув вперед, я что было силы сжал шею сирены, стараясь застать ее врасплох. Пытаясь достать до моего лица когтями, она словно одержимая начала вырываться, чувствуя, что я тащу ее дальше от воды. Вторая сирена куда-то пропала. Оно и к лучшему. Но я недооценил одного — стоило мне слегка ослабить хватку, почувствовав, что сирена тяжело задышала, как она дала мне под дых и побежала к воде. Выругавшись, я бросился следом.

Когда вода дошла мне до колен, я посильнее схватил сирену за шею и, приподняв, швырнул на берег. Та, жалобно скуля, кинула на меня молящий взгляд. Черные, словно зола, волосы, волнами спадали на спину, оголяя тело. Миндалевидные глаза, чуть вздернутый нос, пухлые губы. На вид ей было не больше 15.

У меня не было времени на жалость и разговоры. Присев около нее на корточки, я чуть склонил голову на бок и ткнул пальцем себе на грудь, где виднелась метка. Сирена, проследив за моим взглядом, испуганно распахнула глаза и приоткрыла рот, не издав ни звука.

— поможешь мне добраться до дома и можешь быть свободна. Стоит тебе лишь сделать одно неверное движение, и я сверну тебе шею. Ты поняла меня?

Тишина.

— ты поняла меня? — громче и злее спросил ее. Сирена подняла на меня глаза, медленно кивнув, — вставай, я скажу тебе, куда мне надо добраться.

Я протянул руку, но сирена лишь испуганно отшатнулась от меня, сцепившись руками в песок. Я заметил, как она сжала кулак, готовая кинуть мне в глаза осколки ракушек, стоило мне лишь сделать одно неверное движение. Устало проведя ладонью по лицу, я издал тихое рычание.

— з-зачем тебе д-домой? — тихой голос, прорезавший тишину, заставил меня резко обернуться.

— чтобы убить одну из подобных тебе тварей, но для начала, — мое лицо свело от улыбки, — я как следует развлекусь.

Часть 1. Глава 3. Лишь открывшись навстречу воспоминаниям, ты сможешь понять свои истинные желания.

ЭМИЛИЯ

Сегодня настал самый долгожданный день в году — день открытия городской ярмарки, длящейся неделю. Это были те семь дней, когда я не боялась разоблачения. После изнурительных часов, проведенных на площади, я могла позволить себе ночью оказаться в объятиях моря, разрывая сдерживающие оковы и проявляя истинную сущность. Всю неделю я не носила кулон, не боясь, что сирена вырвется наружу.

Я давала свободу нам обеим.

Вскочив с кровати до рассвета, я начала ходить по комнате из угла в угол и мысленно представлять, что же будет интересного на ярмарке в этом году:: может, кто-то объявит о помолвке или какая-то ревнивая женушка на глазах у толпы будет избивать мужа веером за то, что несчастный окинул мимолетным взглядом артистку, играющую на маракасах в весьма откровенном наряде и зазывающую Подойдя к окну, я распахнула ставни: со стороны рынка, где обычно и проходила ярмарка, слышался смех и разговоры, заглушаемые возгласами артистов и торговцев. Палатки, расположенные напротив друг друга и обрамляемые яркими тканями палатки, переливались на солнце, создавая некое подобие длинного коридора для передвижения множества людей, прибывших на ярмарку. Для бродячих артистов в конце длинного коридора было место, где они хранили одежду, провизию и инструменты.

Антилья — континент, на котором я родилась, — была устлана устлана деревьями, доходившими в высоту десятка метров. Она являлась главным поставщиком древесины для других государств, которые использовали ее для постройки кораблей и судов. На Парифиде из деревьев, кустарников и цветов делали амулеты и кулоны, блокирующие силу существ, живущих по соседству с людьми.

Но самым значимым островом являлся Лемия. Дриады, населяющие континент, возрождали мраморные деревья, на которых росли плоды, название которым хеансы — ягоды здоровья и долголетия. Не каждое существо допускались до подобного возрождения. Стоило дриаде достигнуть 16 — летнего возраста, как она проходила отбор среди старейшин. Ей необходимо было при помощи магии возродить, напитать силами и уничтожить плод граната, символизирующего среди дриад жизнь и смерть. Лишь поистине могущественный лесной дух мог сотворить подобное. Цены на хеансы были доступны далеко не каждому — люди продавали все, что было, чтобы обрести здоровье и долголетие. Но самую высокую цену платили сами дриады. Возродительницы мраморных деревьев жертвовали своим чревом взамен, лишая себя счастья материнства. Многие дриады после ритуала возрождения заканчивали жизнь самоубийством, не желая мириться со своей участью.

На месте вырубки деревьев люди строили дома, кабаки, магазины и дома удовольствий, превратив Антилью в кипящий жизнью оазис. Посреди континента был раскинут рынок, место которого сейчас занимала ярмарка с бродячими артистами, дающими концерты на каждом из материков.

Сладостно потянувшись, я обернулась и лениво обвела взглядом комнату. Она была обставлена не богато, но со вкусом: массивная кровать из белого дуба с каркасом из натуральных веток, с ажурным белоснежным балдахином в тон простыням занимала большую часть комнаты; шкаф, резьба на дверцах которого создавала объемные элементы в виде виноградной лозы Шкаф стоял в десятке шагов от кровати, создавая зазор между предметами мебели для свободного передвижения. Стол, стул и зеркало расположились к углу комнаты так, что, зайдя внутрь, не сразу можно их заметить — только лишь сместив взгляд вправо. Окно слева от кровати, было покрыто пылью и разводами от капель дождя, но пропускало достаточно солнечного света. Шторы легкими волнами струились по обеим сторонам от окна и выглядели бы превосходно, если бы не кричащий лиловый цвет, от одного вида которого меня начинало тошнить. Однако каждый раз я только мило улыбалась, чтобы не обидеть Генри, восхищаясь изысканным вкусом хозяина поместья. Стены и потолок, покрытые краской светло-небесного цвета, невольно вызывали мысли о море и истинном доме.

Углубившись в свои мысли, я не сразу услышала тихий стук в дверь.

— Можно? — робко спросил женский голос.

От неожиданности я подпрыгнула на месте и вовремя успела прикрыть рот рукой, чтобы никто не услышал мои вопли, а другой — сжала кулон на шее, который блокировал мою силу. Немного успокоившись и глубоко вздохнув, я четко и громко произнесла:

— Да, Анна, можешь войти.

На пороге показалась женщина лет сорока, в темном платье, лицо которой избороздили старческие морщины, а руки — грубые мозоли от постоянной работы по дому. Платок на голове не смог полностью прикрыть вьющиеся темные кудри, тронутые первыми признаками седины. Глубоко посаженные серо-голубые глаза каждый раз смотрели на меня с тоской и сожалением. Иногда я ловила себя на мысли, будто Анна пристально следит за каждым моим шагом, желая, чтобы я приняла ее доброту и тепло за чистую монету, в то время как она смогла бы подобраться поближе и разузнать все потаенные секреты, хранящиеся в самых темных уголках моей души. Усмехнувшись и облокотившись плечом о стенку шкафа, я скрестила руки на груди и пристально посмотрела на женщину, ожидая ее реакцию.

Не отводя взгляда, Анна немного постояла в проеме, затем вошла и медленно закрыла дверь. Сделав несколько шагов вглубь комнаты, она тихо сказала:

— Эмилия, присядь.

Я закатила глаза, выражая тем самым свое недовольство, но с места не сдвинулась. Прошло несколько секунд, Анна все молчала. Тогда я сделала жест рукой, призывая ее заговорить первой. Она давно привыкла к моему характеру: вспыльчивому, дерзкому, бескомпромиссному.