Мой взрыв страстей - Алики Пирамида Страница 4

не маячил, сидел вдали и в тени, но его тяжелый взгляд я чувствовала на себе каждую секунду. При этом, остальные мужчины не отставали – или у меня уже начиналась паранойя на почве всеобще влюбленности, или Лизонька действительно прописала свою Амину эдаким беспощадным катком обаяния, влюбляющим в себя все и вся, Заинтересованно/зачарованно взирающих на меня мужских лиц я насчитала больше чем с десяток. Дамы меня, тоже разглядывали. Недоброжелательно. С оттенком что-они-все-в-ней-нашли.

Но все, на самом деле, меркло, перед необходимостью играть перед этой внимающей толпой на лире. Лира была у меня в руках. Я сидела на складном стульчике. Выглядела я, при этом, если верить глазам принца Тамино, сногсшибательно – но что мне с того. Мне надо было играть.

– Прекрасная Амина, порадуйте нас своим искусством.

Низкий бархатный голос принадлежал королю – лица я его не могла разглядеть, он сидел слишком далеко, но я видела, что он на самом деле не сильно старше своего племянника, принца Тамино.

– Прекрасная лира, спой же нам, – проворковала нежным голоском белокурая дама, – пой, пой лира!

«И подохни лира!» – Пронеслись у меня в голове известные слова классика. Отставив инструмент, я поднялась.

– Давайте, я лучше вам стишок расскажу?

Люди замерли. Всеобщий интерес ко мне мгновенно, если так можно выразиться, посвежел. Но возражать мне никто не стал, и поэтому, вспомнив незабвенные школьные годы как единственный мой опыт публичных выступлений, я затянула:

– Я к вам пишу. Чего же боле? Что я могу еще сказать? Теперь я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать…

И так далее, стараясь не частить и вообще выполнять все, когда то вбиваемые мне в голову незабвенной Марь Иванной, паузы и интонации, я досказала бессмертный отрывок до конца. А что еще мне было делать, не кричать же всем этим людям, что я не причем, и вообще не Амина а Оля? Чтобы меня связали и поместили в местный аналог сумасшедшего дома?

– Восхитительно, – произнес король, и все дружно поддакнули, – вы не перестаете нас удивлять.

Тамино кивал в такт его словам, герцог вздыхал, склонив голову на бок. Дамы сидели, пораженные, кавалеры смахивали слезу. Не знаю, правда, мое ли чтение было тому виной, или всех так поразил внезапный Пушкин. Возможно, конечно, восхищение моим исполнительским мастерством было заложено во всех, так же как и ослепление моей «прекрасной» внешностью.

– Вы можете идти, прекрасная Амина, – сказал король.

Два раза просить меня не нужно было, и, поклонившись всем, я вышла.

На дворе уже была ночь, и извилистые коридоры были освещены факелами. Стараясь вспомнить, какой же дорогой я шла в этот зал, я сворачивала и плутала, пока, наконец, не очутилась в каком-то темном закутке, с единственным оконцем выходившим в сад.

– Вы забыли свою лиру.

Лязг доспехов, сопровождавший эти слова, ясно сообщили мне, что герцог не дремлет. Свет луны, лившийся из окна, обрисовывал его гигантскую фигуру, в ней чувствовалось столько угрозы, что я внутренне сжалась и вцепилась в окно – но оно было слишком узким, и бежать из него было невозможно.

– Кто разрешил вам трогать мою лиру? – накинулась я на герцога, во-первых, надеясь, что меня услышат и спасут, а так же, потому что лучшая защита – нападение.

Но одно дело давать наглому преследователю отпор в многолюдной церкви, и совсем другое в пустынном и темном коридоре. Герцог лишь рассмеялся.

– Мне не нужно ничье разрешение, – язвительно сказал он, и отшвырнул лиру.

Протяжно звякнув, она упала в угол. А в следующий миг обе его закованные в железо руки прижимали меня к стене.

– Как ты там сейчас говорила? – прорычал он, почти вплотную приблизив ко мне свое лицо, – мне порукой ваша честь? Моя честь тебе порукой, что я этого так не оставлю! Ты ответишь мне за все свои оскорбления!

И он впился в мои губы поцелуем.

Давным-давно в одной милицейской методичке я читала: если насильник крупнее и сильнее вас, сделайте вид, что поддались, а потом укусите его за язык. Совет кусать насильника за язык и тогда показался мне бредовым, а сейчас, когда мне противостоял двухметровый мужик в латах – тем более. Он одним ударом своей закованной в железо руки мог отправить меня в нокаут. Но я не сдалась, нет, я, конечно трепыхалась, извивалась – скорее, правда, чисто инстинктивно, чем как-то как-то еще. В голове у меня тем временем проносилась мысль : «Ну не может же быть так, не может быть, чтобы меня, главную героиню любовного фантазийного романа, тупо использовали в коридоре как персонажа самого чернушного постсоветского фильма!»

И да – так не было. Доспехи герцога уже царапали мою кожу, когда слева высветился отблеск пламени, раздались шаги, и мелодичный голос произнес:

– Что происходит?

Красавица блондинка, та самая, что пыталась очаровать Тамино, в сопровождении нарядных подруг, и со слугой, несшим перед ними подсвечник, удалялась из королевского зала. И по счастливой случайности, удалялась она именно этим коридором.

– Ничего не происходит, – грубо бросил герцог, и отпустил меня. Я упала на пол.

Он развернулся и, как ни в чем не бывало, пошел прочь. Дамы расступились перед ним. Я осталась сидеть. Стайка женщин прошелестела мимо так, словно меня здесь и не было, но я их не винила. Они в любом случае казались мне сейчас ангелами-спасителями. Подобрав свою искалеченную лиру, я поплелась в башню.

– Что с вами? – спросила Марта, оглядывая мой разоренный костюм: юбка на бок, тюрбан упал с головы, жилетка разорвана.

– Ничего, – сказал я, повторяя слова герцога.

– Вы что, упали? Вам плохо? – но голос Марты произносил эти внешне заботливые слова так напористо, что я от нее просто отмахнулась.

– Скажи мне, – сказала я ей, подавляя рыдания, – а принц Тамино нормальный человек?

Глава 5.

Одно было хорошо – принца мне долго ждать не пришлось. Утром, едва выйдя на порог своей башни, я увидела его. Он стоял под деревом, сложив руки на груди, он смотрел на меня, он меня ждал. Он был невыразимо прекрасен, он словно сиял, и, покрывшись краской смущения, я двинулась к нему.

– Ваше… Ваше высочество, – пролепетала я, так как толком не знала как надо к нему обращаться.

– Я слушаю тебя, Амина, – сказал он, сводя брови к переносице, и одаривая меня очередным страдальческим взглядом.

– Я эээ…

Я хотела ему сообщить, что он мне нравится, и сожительствовать с ним я согласна, но никак не могла подобрать нужных слов. Конечно, если он как прошлый раз, был бы в страстно-влюбленном настроении, то мне, наверное и говорить бы ничего не пришлось бы. Но он стоял насупившись, и глядел на меня нехорошо. Нет, влюбленность и страдание в его взгляде тоже были, вообще страдания было столько, что у меня сердце сжималось, но, все же, он