Черное солнце - Карина Халле Страница 4

экзамен, и я ничего не делала, только училась. Я учусь на бакалавра искусств по специальности «древнеегипетское и ближневосточное искусство и археология», надеясь однажды получить докторскую степень и, возможно, стать музейным экскурсоводом. В августе я должна поехать в Египет на две недели в на практику (разумеется, неоплачиваемую, но, по крайней мере, они заплатят за перелет), на раскопки, так что есть шанс, что моя мечта о работе экскурсоводом может измениться на археолога. Только время покажет.

«Монастырь» на самом деле находится в подвале старой церкви, так что это не просто остроумное название. И хоть вышибала стоит у входа, нужно пройти через боковые ворота между церковью и голубым викторианским домом, затем обогнуть его сзади и спуститься по наружной лестнице в подвал. Я и до этого была напугана, а тут на тропинке очень темно.

Резко останавливаюсь, как раз перед тем, как завернуть за угол к лестнице.

Пространство за церковью представляет собой заросший сад, хотя ночью это просто зловещее черное месиво. Однажды я просидела в баре до восхода солнца, и только тогда смогла по-настоящему разглядеть потрескавшийся от сорняков бетон, гниющую скамейку, увитую плющом, поломанный фонтан, скользкий от плесени.

Прямо сейчас, клянусь, кто-то стоит на меня из сада. Я чувствую, но не вижу — там просто темное пространство, выглядит еще более черным, чем обычно, как будто бесконечная дыра.

Я подавляю пробегающую по телу дрожь, кожу головы покалывает при мысли о том, что я стою на краю бесконечности, и выхода нет, только темнота.

— Эй? — окликаю я, мой голос звучит тихо и глупо.

Раздается резкий вдох.

Затем дверь в подвал открывается, освещая пространство.

Клянусь, на долю секунды я вижу движущуюся тень, красные глаза, а потом вообще ничего, кроме фонтана, где каменные ангелы выглядят особенно искаженными, на них растет мох, похожий на зеленую кровь.

Парень и девушка, спотыкаясь, выходят из бара, хихикая, закуривая сигареты, держась за руки. На самом деле они, кажется, не замечают меня, исчезая в темноте сада, и только зажженные кончики сигарет выдают их.

Этот момент прогоняет паутину из моей головы, заставляя осознать, что мне очень нужно выпить, и я быстро спускаюсь по лестнице, открывая тяжелую дверь в клуб.

Оказавшись внутри, я вздыхаю с облегчением, из динамиков звучит песня Билли Айлиш — «all the good girls go to hell», и начинаю искать Элль.

«Монастырь» — это похожее на пещеру пространство, которое умудряется казаться маленьким, сливаясь со всей церковью. Ковер красный, стены из темного дерева, повсюду импровизированные алтари с крестами, черепами и четками, все разделено на зоны отдыха с помощью железных скамеек, столов посередине, окруженных выдвижными красными бархатными занавесками, держащихся на столбах. Несмотря на то что все это как-то неряшливо, напоминает Твин Пикс, много готики и очень, очень круто смотрится. Кроме того, напитки здесь потрясающие, хоть и ударяют по студенческому кошельку.

Я обхожу помещение в поисках Элль и замечаю ее за столиком в углу. Это наше любимое место, потому что из него открывается вид на весь бар, а это значит, что мы обе можем оценить каждого парня, который заходит внутрь.

Быстро улыбаюсь ей и проскальзываю за занавеску, занимая место на жесткой скамье напротив нее.

— Ты быстро добралась, — говорит она, пододвигая бокал ко мне. У нас всегда есть договоренность: тот, кто приходит первой, должен заказать любую выпивку, и вторая должна ее выпить, несмотря ни на что. Сегодня это похоже на какой-то фруктовый мартини, который мне вполне нравится.

— Торопилась напиться, — говорю я ей, берясь за тонкую ножку бокала. — Ваше здоровье.

Мы обе поднимаем бокалы, деликатно чокаясь ободками, не проливая ни капли.

— Что ж, тогда выпьем за то, чтобы напиться, — говорит она. — И за наши последние экзамены.

Я делаю глоток напитка с клюквой и чем-то еще, настолько крепкого, что кашляю.

— Да, — говорю я, пытаясь прочистить горло. — Возможно, нам следовало подождать с гулянками, пока не закончим.

— О, да пофиг, — говорит она, отмахиваясь от меня и залпом допивая остатки своего напитка. Она может пить скипидар1 и не вздрагивать. — Ты сдашь экзамен, как всегда. Можешь даже явиться пьяной, все равно сдашь на «отлично».

— Хорошо, но экспериментировать и выяснять мы это, конечно, не будем.

Мы с Элль познакомились в первый день на уроке аккадского языка, когда она спросила, кто мой татуировщик, и после этого быстро подружились, нам нравилась одна и та же музыка, мы ходили на одни и те же концерты, а иногда и приставали к одним и тем же парням (я всегда уступаю ей, потому что это не стоит борьбы… пусть развлекается). В детстве у меня никогда не было много близких друзей. Всегда что-то держало меня на расстоянии от всех остальных, по моей инициативе или нет, не знаю, но я так близка с Элль, как никогда ни с кем не была, кроме своих родителей.

Она заправляет свои короткие, обесцвеченные светлые волосы за уши, ряды сережек играют в тусклом свете, и бросает на меня хитрый взгляд.

— Ты в порядке?

Я одариваю ее короткой улыбкой.

— Да. А что? Помада размазалась?

Она качает головой.

— Нет. Ты будто запыхалась и дрожишь.

Она протягивает руку и проводит пальцами по татуировке на моем правом предплечье, надпись «снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого». Знаю, это клише — набить цитату Эдгара Аллана По, но меня зовут Ленор2, так что… я опираюсь на то, что мне было дано.

— Ты замерзла, — говорит она мне, отдергивая руку.

— Мне всегда холодно, — напоминаю я ей, хотя прямо сейчас чувствую, что внутри у все горит, как будто моему сердцу слишком жарко. — Я в порядке. Просто немного испугалась.

— В смысле испугалась? — громко спрашивает она, ее глаза расширяются. Элль волнуется из-за всего на свете.

— Ты опять скажешь, что я параноик.

— Давай тогда я сама решу, что сказать. Что случилось?

— Ничего не случилось, — говорю я ей, одергивая рукав своей желтой клетчатой рубашки так, чтобы он прикрывал руки. — Я думала, что за мной следят.

— Вероятно, так оно и было.

— Спасибо.

— Хватит уже везде ходить пешком, — говорит она. — Просто закажи Убер.

— Элль, я прошла пешком всю дорогу до Хейт, — довольно много. — Это было самое оживленное место в мире. Я была в безопасности. Кроме того, такси недешевая роскошь.

Она закатывает глаза, ее зеленые тени для век сверкают.

— Как будто ты не можешь себе этого позволить. Родители же говорили тебе, что будут платить за такси, пока ты не купишь машину.

— Я не