Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова Страница 4

— Сначала подумай, прежде чем ударить того, кто имеет над тобой полную власть… ялая1 сучка, — тихо произнес он, отбрасывая ее руку. Затем нелюдь поднялся и, сняв с крюка топор, вышел за дверь.

Слушая мерный стук топора, Олга тряслась, как в лихорадке, обхватив руками взмокшие плечи.

За что? Что я ему такого сделала? Зачем он вытащил меня из ада? Чтобы опять бросить туда? Он что, пытается играть роль черта при грешнице? Зачем?

Слез не было, было лишь гнетущее чувство тоски и обиды. Даже злоба испарилась, осталась лишь бессильная усталость. Выходит, способностей человеческой души не хватает на долгое поддержание какого-то одного чувства. Она устала. Сегодняшний предел был исчерпан. И на смену жгучей злобе пришло тягостное раздумье.

* * *

Сколько Олга себя помнила, она всегда была счастлива среди родных, в кругу своей дружной семьи. Отец, Тихомир, бывший искусным оружейным мастером вот уже в пятом поколении, держал крупное дело в Толмани. В жене своей, Луте, он души не чаял, хотя она и была слаба здоровьем. Тем не менее, четырех детей народить смогла. Олга была жданной девочкой за двумя старшими братьями и ребенком, самым тяжелым в родах. Повитухи, принимавшие роды целым собором, поговаривали, что “тяжел был плод в рождении, тяжелую судьбу пронесет в жизнь”.

Маленькая сестренка, родившаяся через два года, вышла так легко, что собравшиеся было вокруг роженицы бабки разочарованно ахали, упустив очередную возможность почесать языки, а знахарь, приглашенный в помощь, лишь усмехнулся в белые усы.

Длительные роды привели к травме, как позже говорил знахарь, осматривая Олгу. У девочки в три года проявились признаки падучей. Выражался недуг неожиданными приступами бессознательного состояния. Однажды она “вылетела” из собственного сознания посреди улицы и очнулась дома с перебинтованной рукой. Конь под шальным наездником задел сидящую на дороге девочку, раздробив запястье правой руки. Кости срослись, но, когда пришло время учиться письму, перо Олга держала в левой.

Припадки случались редко, но всегда очень некстати, когда их меньше всего ожидали. Олга никогда не могла отличить радостно-восторженного состояния детской игры от предвестия приближающегося приступа. Несмотря на строгий запрет родителей, она в одиночку бегала за ворота играть с местной ребятней в салки, рвала рубахи на заборах соседских огородов, воровала фрукты, которые в чужих садах всегда были слаще, крупнее и желаннее, чем в собственном. В любимой среди детей забаве, игре в могучих богатырей, Олга всегда предпочитала быть ужасным драконом, нежели прекрасной княжной, поэтому юные воины, коих было в большинстве, всегда в пылу битвы оставляли на ее теле столько синяков, сколько успевали до того момента, пока она не притворялась мертвой. Но Олга утешалась мыслью, что мальчишкам доставалось не меньше. Бывало, что припадок настигал ее в пылу битвы, и это только добавляло шишек и ссадин.

Образ дракона сопровождал Олгу с самого детства. Она хорошо помнила момент, когда впервые увидела этого легендарного змея. Однажды странный человек с жуткими глазами принес отцу эскиз для гравировки меча, кованного из странного серебристого сплава, — цветную миниатюру — небывалой красоты змею с тонкими перепончатыми крыльями, раскинутыми в стороны. Картинка заворожила ее своим великолепием. Отец тогда сказал, что “крылатые змеи бывают только в сказках и называют их драконами”, и что “они всегда плохие и много хорошего люда губят ни за что” и зачем-то добавил “лучше не связываться с такими зверями, как этот … человек”. Олга не поняла, что имел в виду отец, говоря о воине, а в то, что было сказано о змее, не поверила. Разве такое прекрасное создание может убить? Гадюка может, укусив и отравив своим ядом, а эта — вряд ли.

Олга, уродившаяся в отца и лицом, и умом, очень быстро и хорошо обучалась простейшим наукам: письму, чтению, счету.

В поселке жил знахарь, старик — белый, как снег, с удивительно голубыми глазами на холодном лице, ну самый настоящий колдун. В деревне его уважали, но побаивались, поэтому местная ребятня наведывалась к его избе на берегу реки с завидной регулярностью, заглядывая в окна, влезая в птичник, в общем, искали жертв “колдуна” — мертвяков или, на худой конец, магические клады. Однажды ватага сопливых по весне детишек забрались в сарай позади знахарского дома. Помимо груды мусора и рухляди они нашли трех издохших воронов, черных, как деготь, и распухших до неимоверных размеров. От них исходил такой жуткий смрад, что кого-то стошнило. Олга пошевелила одного из них сломанным черенком, да так и замерла. В мгновение ока птичья тушка оплыла бесформенной массой гнили и перьев. Тут нервы у всех дружно сдали, и ребятня с диким криком полезла из сарая, как крысы из горящего дома, и разбежалась в разные стороны. Олга так и осталась сидеть над распухшими птичьими тельцами. Припадок случился, как всегда, не вовремя. Знахарь, нашедший ее через несколько минут, оказался спокойным и добрым стариком. Угощал теплым отваром из шиповника с малиной и все сетовал, что проклятые вороны воруют из кладовой сухие смеси, а потом дохнут, где ни попадя. А на вопрос “деда, как же ты этакой пакостью людей лечишь?” ответил, что “даже самый смертельный яд в малых мерах служит во спасение жизни”.

Дружба одинокого старика и маленькой девочки стояла на том, что Олга доводила его до тихого бешенства бесконечными расспросами, когда знахарь составлял очередное лекарство или варил особо сложный декокт2. В глазах Олги знахарь был сказочно умен. Он много рассказывал Олге о травах, о людских хворях, о полезных свойствах некоторых металлов и ядов. И именно он посоветовал отцу девочки по исполнении шести лет отправить дочь в школу при храме Святого Змея “для подробного изучения лекарского мастерства и науки врачевания”. Тихомир долго думал над предложением старца, и, решив, что тот плохому не научит, дал свое согласие, хоть и не по вкусу ему была мысль об ученой девице, которую и так никто, болезную, сватать не станет, а уж если она умом начнет вперед будущего мужа щеголять, так в девках и останется. Но раз так вышло, пусть хоть знанием будет богата, раз Творец здоровьем обделил. А там, надеялся отец, возможно, найдется лекарство, или болезнь сама выйдет.

Болезнь действительно ушла, когда Олге исполнилось тринадцать — самый возраст для замужества. Ей и жениха подыскали — купеческого сына, Ждана. Ждан